И тут Джо Пепитон заметил миссис Бейкер.
— Это вы — та дамочка? Вы в декабре затащили нас к пацанам в школу?
Думаю, миссис Бейкер никто прежде «дамочкой» не называл. И уверен, что ей это не понравилось.
Миссис Бейкер скрестила руки на груди, хотя я много раз предупреждал её, что так делать нельзя. Ни в коем случае.
— Да, вы приходили по моей просьбе. Хотя звонил вам брат моего мужа.
Она произнесла это таким ледяным тоном, от которого притихли бы самые буйные семиклассники.
Но Пепитона не прошибёшь. Он подошёл поближе и сказал:
— Но ведь вы не просто училка? Вы бежали эстафету на Олимпиаде в Мельбурне! Заключительный этап, верно?
Ничего себе! Сначала «дамочка», потом «училка». Интересно, как она это выдержит?
— Да, это я, — ответила миссис Бейкер.
— Я же смотрел эту эстафету! Вы получили палочку пятой, надежд почти не было. И за сто метров чуть на первое место не вышли! Серебро с отставанием всего три десятых секунды!
— Две десятых, — поправила его миссис Бейкер.
— Эй, Хорас! — окликнул друга Джо Пепитон. — Только посмотри, кто к нам пришёл! Зови Хоука! Тут дамочка, которая сделала нашу эстафету четыре по сто метров в Мельбурне. И Кокса тоже позови.
Так вот и получилось, что фотографы, жаждавшие запечатлеть после матча команду «Янкиз», нашли своих героев вокруг «дамочки», чьи ноги за какие-то сто метров вывели страну на четыре места вперёд. После того как эстафету обсудили ещё раз пять во всех подробностях, миссис Бейкер попросила игроков показать нам стадион. И они показали! Представляете, Джо и Хорас провели нас и на самую верхотуру, к открытым трибунам, откуда поле кажется с ладошку, и в самый низ, в раздевалки для спортсменов, куда миссис Бейкер решила не заходить, и в разные стадионные службы, а потом мы спустились обратно на поле, и зрители, ещё не успевшие уйти с трибун, видели, как мы с Данни встали подавать, Джейк Гиббс — ловить, а отбивать наши мячи встал сам Джо Пепитон! И миссис Бейкер ни разу не сделала квадратных глаз, ей всё нравилось!
Потом я нанёс точный удар по мячу и обежал все базы до единой, по порядку: от дома к первой, оттуда ко второй, к третьей и — обратно к дому. Я впитывал чудесные запахи стриженой травы и жёлтой песчаной пыли на ромбе игровой площадки. Песок поблёскивал на закатном солнце, которое освещало и меня, Холлинга Вудвуда, центрового команды «Нью-Йорк Янкиз»! Я ждал следующего удара биты.
Если человеку посчастливилось играть на стадионе с игроками любимой команды, если человек понимает, что такая удача выпадает не каждый день, а возможно, в первый и последний раз в жизни, надо использовать это счастье на все сто!
Я пробил, Джо Пепитон отбил, солнце село, а миссис Бейкер стояла у «дома» и оглядывала стадион хозяйским глазом, словно намеревалась его купить.
— А почему наверху строительные леса? — спросила она.
Может, и вправду купит?
— Ремонт, — ответил Джо. — Тут много всего ремонтировать надо. Но не по мелочи, а системно. Начальство ищет архитектора.
— Вот как? — Миссис Бейкер оживилась.
— Босс говорит, нужен крепкий архитектор классической школы. Чтобы толк знал.
— Давайте-ка я поговорю с вашим боссом! — предложила миссис Бейкер.
— Если отобьёте мой удар, отведу вас к нему хоть сейчас, — сказал Мел Стоттелмир.
Миссис Бейкер прищурилась. А потом перевела взгляд на меня и сказала:
— Дайте мне биту, мистер Вудвуд.
После этого она осталась встречаться с боссом, а мистер Запфер повёз нас с Данни домой.
Через два дня в «Городской хронике» появилась фотография: миссис Бейкер, Данни, Дуг и я в окружении игроков «Янкиз». В школу я надел куртку Джо Пепитона, Дут пришёл в его бейсбольной кепке, а Данни — в кепке Хораса Кларка. Шестиклассники попросили меня поставить им автограф на бейсбольный мяч. Я не отказал.
Зато тренер Кватрини никакого автографа у меня не попросил. Он одержал слово, и следующая тренировка оказалась тяжёлой и долгой — как две, вместе взятые. Ещё он сказал, что верит в демократию и всеобщее равенство, а раз так, тренировку удваиваем всей команде. В итоге мы всемером неслись по весеннему бездорожью, словно за нами гнались Кассий и Брут с длинными острыми клинками в руках.
Наконец наступили весенние каникулы — точно благодатный дождь пролился на иссохшую землю. Как ждали мы их, какую радость даже сами эти слова — «весенние каникулы» — вселили в наши сердца!
Ве-сен-ни-е ка-ни-ку-лы! И погода выдалась весенне-каникулярная, тёплая! Всё вокруг зеленеет. Мы вчетвером — Данни, Мирил, Мей-Тай и я — каждый день встречаемся в «Уолворте» и наедаемся гамбургерами и надуваемся колой на все карманные деньги.
Ве-сен-ни-е ка-ни-ку-лы! Старшеклассники тоже отдыхают, и сестра пребывает в распрекрасном настроении. У неё появился парень по имени Чит — да-да, это не обезьянье прозвище, а самое настоящее имя. У Чита есть своя машина, жёлтый «фольксваген-жук» с нарисованными на дверцах цветами, розовыми и оранжевыми. Обладатель «жука», тощий, высоченный и лохматый, приходит каждый день, и они с сестрой уединяются в подвале — слушают её транзисторный приёмник, а потом выходят на свет божий, во весь голос распевая про жёлтую субмарину, и хохочут как безумные. Чит втискивается в маленькую машинку, сложив своё длиннющее тело, точно лестницу, и они едут кататься.
Ве-сен-ни-е ка-ни-ку-лы! Теплынь, зелень. Понятное дело — ненадолго. Но когда каникулы только начинаются, кажется, будто посреди учебного года тебя наградили неделей лета — настоящего, долгого, с запахом травы и земли на школьной бейсбольной площадке; с солоноватым океанским ветерком, который не теряет свежести, пока летит сюда над Лонг-Айлендом; с нежными, ещё клейкими нарядами клёнов и золотыми лучами солнца, что сквозят меж листьев. В каникулы из гаража достаются теннисные ракетки — надо проверить, не ссохлись ли за зиму. В каникулы появляется первый кролик — забегает из леса и прыгает по лужайке перед домом. А соседи выставляют на крыльцо знакомую табличку: «Отдадим котят в хорошие руки».
И вот каникулы кончаются. И ты возвращаешься в школу обнадёженный. Ты понимаешь, что весна — не только конец зимы, но и преддверие лета. Почти лето. Что ты дотянешь до конца учебного года, до конца июня, ведь в окно с океана веет ветром счастья.
Тренер Кватрини заставил нас поклясться здоровьем наших ещё не рождённых первенцев, что в каникулы мы будем бегать как оголтелые. Он пообещал, что непременно прознает, если мы пропустим хоть день, и даже за этот один-единственный день мы дорого заплатим.
А первую тренировку после каникул он начал со следующего объявления: «Каждый член команды обязан побить рекорд Холдинга Вудвуда, поставленный в отборочном забеге, не меньше чем на тридцать пять секунд. Все без исключения. И Холлинг Вудвуд в том числе».
Но ведь тогда я убегал от крыс! А сейчас крыс нет и гнаться за мной некому.
Восьмиклассники, доложу я вам, сильно возмутились. И недовольство их было направлено на меня. Как и плевки, которые ветер все до единого нёс в мою сторону — только уворачивайся. Но я терпел и по-прежнему держался замыкающим, никого не обгонял, поскольку бежали мы по улицам, где жили многие ребята из школы, и мне вовсе не улыбалось, чтобы «товарищи по команде» прямо тут, у всех на глазах, стянули с меня спортивные трусы.
Хорошо ещё, что брат Дуга Свитека не попал в сборную школы. От него вообще не знаешь, чего ждать. Да чего угодно!
Когда мы, на полном издыхании, наконец добежали и остановились у дверей спортзала, тренер Кватрини сделал второе объявление: ещё до летних каникул состоится забег по пересечённой местности для средних школ Лонг-Айленда. Важно заранее подогреть интерес зрителей — тогда осенью кросс станет гвоздём сезона.
— Соревнования назначены на ближайшую субботу, так что вам придётся встать рано и обойтись без мультиков. Настроение у меня самое мрачное. Бегаете вы так, что рыдать хочется. Чтоб явились в школу к семи утра как штык! В семь ноль одну автобус уже уйдёт. Кросс проводится в парке Салисбери. Пять километров на скорость. Победитель получает сберегательную облигацию на сто долларов. Да где уж вам… и не мечтайте!
Пади на вас все жабы, гады, чары Сикораксы!
За ужином я сообщил о субботнем кроссе родителям.
— Замечательно! — почему-то обрадовалась мама.
— Ага. Просто зашибись, — подтвердил я.
— А кто вас тренирует? — поинтересовался отец.
— Тренер Кватрини.
Отец на мгновение задумался.
— А зовут его как?
Я пожал плечами.
— Его все так и зовут — тренер Кватрини.
Отец недовольно хмыкнул и принялся за еду.
— А сколько ты должен пробежать? — спросила сестра.
Я объяснил.
— Сдохнешь по дороге, — предрекла сестра.
— Не сдохну.
— Упадёшь, и тебя затопчут.
— Это уже было. Или вроде того. С автобусом.
Сестра ухмыльнулась.
— Холлинг Вудвуд — герой нашего города! Хочешь, в твою честь парад устроим?
— Слушай, когда ты уже поступишь в колледж и свалишь отсюда? — не выдержал я.
Она снова ухмыльнулась и ответила:
— Ещё не скоро. А жаль.
— Она ни в какой колледж не уедет, — произнёс отец. Воцарилась тишина.
— Что? — Сестра даже привстала.
— Тебе не надо поступать ни в какой колледж, — повторил отец. — У тебя есть прекрасная работа. Никуда не поедешь.
Снова тишина, ещё более длительная.
— Ты слышал, что у Роя Уайта соотношение «хиты — удары» — ноль четыреста двадцать девять? — Это я решил отвлечь отца.
— Я поступаю в Колумбийский университет, — твёрдо сказала сестра.
Отец расплющил вилкой фасолину.
— Колумбийский, значит, — проговорил он. — В Нью-Йорк, значит, собралась, на Манхэттен. Так, погоди-ка… Уж не тот ли это университет, где сейчас занятия отменили? Они там, видите ли, против войны протестуют.