Как и его предшественник. Как и его преемник. Не удивительно, ведь это времена «Авиньонского пленения пап» (с 1309 по 1377), когда Папы Римские жили в Авиньоне, на территории Франции.
Разумеется итальянцев это сильно возмущало. Но не так сильно, как сборища бандитсвующих понаехавших гастарбайтеров, бродящих по Италии.
Это был, буквально, рэкет. Открытием этой прибыльной ниши стала «Великая компания» Вернера фон Урслингена, которая перемещалась по Италии и стригла купоны. Известно, что в начале 1340-х годов эта успешная инновационная компания последовательно получила деньги от Чезены, Перуджи, Ареццо, Сиены и нескольких ломбардских коммун.
Разумеется, монополия была недолгой. Очень скоро на рынок вышли и другие компании.
Размах террора можно представить по записям довольно крупного города Сиены, расположенного в Тоскане.
Только между 1342 и 1399 годами, этот хорошо укрепленный и достаточно сильный город, был вынужден откупаться от мародерствующих банд 24 (!) раза.
Суммы от просто солидных, в 2 000 флоринов, до совершенно разорительных, в 32 000 флоринов.
Будет логично предположить, что менее богатые и хуже защищенные коммуны страдали сильнее.
Во второй половине XIV века, вдобавок к вспышкам чумы, регулярным неурожаям, добавились еще и неиллюзорные шансы быть ограбленным, изнасилованным и убитым случайной бандой безработных мародеров. Причём, необязательно в таком порядке. Это было как-то внове, и многим не нравилось.
Несмотря на то, что объективно, само по себе такое явление как кондотьеры, было чисто итальянским, и чисто статистически, среди них большинство было итальянцами — все же, наиболее одиозные и прославившиеся жестокостью наемники были не из Италии.
Медленно но верно среди интеллектуальных кругов Италии началась формироваться идея о том, что если бы у них была сильная страна со строгой властной вертикалью, то такого беспредела бы не было.
Для простого темного народа, все выглядело куда проще. Нужно было поступить простым и понятным образом, а именно — убить всех плохих. Которые, как вы понимаете, в основном не итальянцы, если не считать пары местных негодяев.
Но как это сделать? Наемники на то и наемники, что они могут делать то, что не могут сделать сами наниматели. И увы, одно дело устраивать жестокие поножовщины на ночных городских улицах и совсем другое соревноваться в профессионализме со сплоченными и опытными коллективами на их поле.
Тут был нужен герой.
И он пришел.
Его звали Муцио Аттендоло. Естественно он был простым итальянским парнем, который не стал терпеть несправедливость и поднялся против неё. Вернее, его вела судьба. Дело было так — Муцио пахал поле. А мимо проезжали джигиты, собравшиеся для праведной войны. И стали они говорить между собой про то, что Италия стонет под гнетом, и некому ей помочь. Всякие ужасы терпит. А вот такие как Муцио, ничего не делают. Муцио спрашивает, а что делать-то? Они ему и говорят — а давай с нами. Покажем.
Муцио хотел было подумать, но понял что нечем, поэтому положился на судьбу. Он взял в руки топор, встал шагах в двадцати от старого пня, и загадал так: «Если топор вонзиться, то значит судьба мне идти, Италию спасать». И метнул топор в пень. Топор вонзился. Выпряг Муцио коня из плуга и поехал вместе с незнакомцами. Было у него много приключений, в ходе которых вдруг выяснилось, что он сильный, умный, красивый и герой.
Пока остановимся на этом. Согласитесь, это хорошая история для завязки героического эпоса. Была ли она правдива? Конечно же, нет.
Семья Аттендоло жила в местечке Котиньола. Это селение, такое же древнее как и почти все в Италии, находится немного севернее Фаенцы в самом сердце беспокойной Романьи. Правда, к тому времени Романья уже была давно и прочно успокоена Святым престолом. В той мере, в какой необходимо, чтобы закрасить её на карте цветами Папской области.
Семья Муцио была и в самом деле не очень богатой. По меркам Флоренции. Возможно, они действительно сами обрабатывали землю. Но все истории о Муцио сходятся на том, что он украл из семьи коня, чтобы присоединиться к наемникам. А для этого нужно, по меньшей мере, иметь коня. А это не дешевое удовольствие.
Кроме того, сама Романья вообще, была в Италии тем особым регионом, про который трудно было сказать что-то плохое, не извинившись. Междоусобная вражда местных жителей регулярно пополняла местные новостные сводки, а сами местные жители отряды наемников.
Буквально, это был наемничий пул для всей Италии.
На полном серьезе считалось, что именно Романья родина обычая кровной мести.
Не миновал климат Романьи и семью Аттендоло. Однажды, в сиесту, на них напала злая семья Пазолини. Рассказывают, что в 1388 году, некий Мартино Пазолини похитил девушку, обрученную с братом Муцио, Бартоло Аттендоло. Семья Аттендоло, разумеется… Промолчала.
Но вариантов не оскорбить Пазолини, видимо, не было. Пазолини расценили это молчание как неуважение к невесте. И пришли за извинениями без предупреждения и с оружием в руках. В процессе жаркого спора об уважении двое человек из Аттендоло были убиты, а Муцио ранен. Ему было восемнадцать. Муцио родился 28 мая 1369 года.
Увы семейная вражда из тех способов провести время, которые могут занять вас на всю оставшуюся жизнь и еще правнукам останется. Так что это было только начало… Но Пазолини явно недооценили маму семейства Аттендоло. Элиза, в девичестве деи Петрасцини, не только родила двадцать одного Аттендоло своему мужу Джованни, а при случае вполне могла и отнять жизнь. Её описывают как «вираго», что можно перевести как женщина-воин. Этот термин означает именно что женщину, способную драться не хуже мужчин. Кроме этого, если жители Романьи были именем нарицательным для опасных и агрессивных людей в Италии, то семья Петрасцини были тем же в Романье.
Честно говоря, либо Пазолини чего-то не продумали, либо напали первыми совсем не они.
Джованни и Элиза (возможно, в большей степени она) повели в бой свой выводок. Набеги и нападения были так часты, что Пазолини были вынуждены работать на полях, держа под рукой доспехи и копья. Аттендоло могли напасть на них во время жатвы, «выскользнув из колосьев подобно змеям». В конце концов Аттендоло победили. Марино и Пазолини покинули окрестности Котиньолы, а те, что остались, сочли благоразумным изменить фамилию.
Любопытно, что на быт семьи Аттендоло у нас есть источник. Некий Паоло Джовио, епископ Ноцеры, в своем труде упоминает, что стены их дома были увешаны не гобеленами, а щитами и латными нагрудниками, а на их огромных кроватях отсутствовали покрывала. Картину сурового спартанского быта довершает грубая и простая пища. Мужчины просто ели то, что готовила для них прислуга.
Паоло явно сгущает краски, пытаясь нарисовать образ варварского логова. Но мне кажется, что если бы я ел то, что мне готовит прислуга, а по моим стенам были развешаны предметы стоимостью в годовой заработок разнорабочего, я бы не считал себя таким уж обиженным судьбой. Да и большинству итальянцев, даже сейчас, пожалуй тоже бы так показалось.
Если начать копать дальше, можно с удивлением обнаружить многих родственников Муцио, как со стороны матери, так и со стороны отца, в не самых маленьких чинах в отрядах кондотьеров.
Есть также упоминание, что после побега Муцио, его отец Джованни, хоть и немного понегодовал, все же позже прислал сыну для войны четырех коней (штука дорогая поэтому количество известно) и слуг (неизвестное количество) и оружие. Тому же Макиавелли это бы стало, как минимум, в годовой доход. А Аттендоло просто сына в дорогу собрали. А детей в семье, я напомню, больше двух десятков.
Скажем прямо, если присматриваться к картинке с простым парнем из работящей семьи, который по велению слепой судьбы пустился дорогой приключений, то она начинает медленно превращаться в историю о молодом местечковом бандите, отправившимся на заработки в крупный город, к родственникам, в уже сложившуюся этническую опг.
А вот ньюанс про стонущую под гнетом Италию может оказаться вполне правдив. Когда Муцио было семь, в 1376 году, Фаенца, расположенная к югу от Котиньолы, проявила признаки неповиновения Папе. И туда пришел Джованни Акуто, более известный нам, как Джон Хоквуд. Либо рассчитывая на добычу для себя и своих людей, — что вообще было основной причиной страданий населения, оказавшегося во власти наемников, — либо действуя в соответствии с полученными приказами, он взял под стражу пятьсот зажиточных жителей и позволил своим людям разграбить город. Историю про монахиню, разрубленную надвое, рассказывали, в том числе, и перенося действие в Фаенцу. Любопытно, что разграбив Фаенцу, Хоквуд после еще и продал этот город. «Инвестором» стал маркиз Феррарский. Это семья д’Эсте, она нам еще наверняка встретится. Они ведь были итальянцами, и как вы наверно догадываетесь — честной, богобоязненной, добропорядочной семьей, о которых даже их враги не могли сказать ничего плохого.
Но плохим парнем то был Хоквуд. Думаю, Муцио вырос в окружении людей, которые нелестно отзывались о понаехавших.
Поскольку наш герой реально существовал, то увы ему приходится существовать и все время своего становления. Сначала Муцио попадает к Альбериго да Барбьяно, у которого уже служит несколько Аттендоло. И это хороший выбор, ведь Альбериго тоже герой. Он, конечно же из знатных, но он, цитирую Паоло Джовио: «…возмущенный тем, что иностранные наемники, проявляя необузданную жестокость, навязывают Италии свою волю, возродил дух своих соотечественников, которые из-за слабости своей и потерянной свободы позабыли славу древних воинов».
Альбериго к тому времени успешный кондотьер, он возглавляет «Кампанию Святого Георга», состоящую, разумеется, только из итальянцев. И, очень похоже, даже конкретно из выходцев из Романьи.
Правда в начале карьеры Альбериго служил у Джона Хоквуда, но ушел оттуда, конечно же «исполнившись отвращения к творимым бесчинствам». Служил он у Хоквуда десять лет, какие именно и где творимые бесчинства переполнили чашу его благородного терпения, не уточняется.