И как конечный итог из его уст прозвучало:
– Пусть будет по твоему, князь, ибо хороший гость ни в чем не должен перечить хозяину.
…Словом, повязал я хана этими восторженными отзывами о «неведомом» поэте. Накрепко повязал. В три морских узла – поди вырвись.
А на следующее утро пришел черед потолковать и о более приземленном….
Глава 41. С учетом взаимной выгоды
Начал я с напоминания о своем обещании помочь ему избежать предсказанной в моем видении смерти. Кызы недоверчиво усмехнулся, но я заявил, что богу ни к чему посылать человеку видения из будущего, которые невозможно исправить. Зачем? Чтоб напугать? Но он добрый и любящий. Тогда получается, цель его иная – предупредить. А для наглядности напомнил про Годунова. Мол, я и его видел покойником, но он до сих пор жив, здоров и довольно-таки упитан.
– Можно сохранить себя от врага, удвоив осторожность, – буркнул хан. – Можно спастись от предательства, утроив ее, но как спастись от болезни, ниспосланной всемогущим?
– Напрасно ты так, – упрекнул я. – Помнится, в вашей священной книге аллах имеет девяносто девять имен и одно из них – аль-Мухеймин, означающее хранителя, попечителя и спасителя. Спасителя, – строго повторил я. – А еще вы называете его аль-Мумин, то есть Оберегающий или Дарующий защиту.
И опять хан, как и вчера, уважительно поглядел на меня, а я, мысленно помянув добрым словом купцов-мусульман, продолжил свою мысль. Мол, исходя из этих имен, сдается, аллах ниспослал мне видение, желая сохранить жизнь хана, ибо знал – я и предупрежу Кызы-Гирея, и расскажу ему, как избежать смерти. И сделал он это по просьбе твоего наставника Ибрахима бин Акмехмеда, справедливо именуемого при жизни татар шейх.
– Откуда тебе известно его имя? – насторожился он.
– Я слышал его в видении. Более того, сдается мне, именно он упросил аллаха послать мне это видение – истинный учитель даже после своей смерти старается помочь своему ученику.
– Но разве такое возможно?
– Хан часом не еретик? – хмыкнул я. – Насколько мне ведомо, и ваши и наши святые порою приходят на помощь людям. Да, делают они это редко, ибо предпочитают помогать людям достойным, а их в мире не так и много. А учитывая, что досточтимый Ибрахим бин Акмехмед еще при жизни достиг наивысшего уровня суфийской иерархии – «кутб-уль-актаб[59]», думаю, ныне в его силах многое такое, что и не снилось земным мудрецам, – и я с улыбкой осведомился: – Так мне продолжать?
– Попробуй, – усмехнулся он, всем своим видом выказывая недоверчивость, но глаза-предатели, жаждущие спасительного чуда, красноречиво говорили об обратном. Да и имя его наставника сыграло свою роль.
И я рассказал о том, как ему избежать смерти. Кордонные заставы на дорогах, проживание всех купцов и прочих путешественников в карантинных палатках, безжалостное сожжение всех личных вещей больных, включая и тех, которых он не касался, но они находлись подле него, ну и так далее. Словом, обычные меры предосторожности, вкупе с правилами профилактики и гигиены.
– А почему ты решил помочь своему врагу избежать смерти? – спросил он.
– Недостойно настоящему воину бить лежачего, – уклончиво заметил я. – да и не считаю я тебя врагом. Последние полтора десятка лет ты ни разу не водил в набег на Русь своих воинов, разве не так? А кто знает, как поступит другой Гирей, заняв ханский трон?
– Но сейчас я их привел, – возразил он.
– Тут иное, – отверг я. – Ты поверил коварному оговору и решил упредить, нанеся удар первым. Кто нашептал тебе эту явную ложь, можешь не говорить – я и без того знаю. Получается, ты виноват лишь в излишней доверчивости, и все.
– Но прежний государь действительно собирался идти на меня войной.
– Прежний, – подчеркнул я, – которого давно нет в живых. Да и не собирался он этого делать, поверь. Сам посуди, разве стал бы Дмитрий Иванович присылать тебе худые дары, если бы решил воевать с тобой? Напротив, он постарался бы всячески успокоить тебя, усыпляя бдительность. И тем более он не рассказывал бы всем и каждому, что по весне идет на крымского хана.
– Но тогда получается…, – неуверенно протянул Кызы.
– Да, да. Именно оно и получается, – ласково, словно передо мной несмышленый ребенок, улыбнулся я хану. – На самом деле государь собирался начать войну с Сигизмундом, отчего тот и всполошился. С тобой же Дмитрий Иванович хотел жить в дружбе и сердечном согласии. Более того, он намеревался помочь тебе, предложив крепкий союз. И хорошо, что ныне у власти на Руси его достойный правопреемник, во многом разделяющий его мысли и взгляды, в том числе и касаемо союза с Крымским ханством.
– Против Речи Посполитой?
– Нет, с нею при необходимости Федор Борисович управится и сам, – пренебрежительно отмахнулся я. – Но есть государство, одинаково опасное для наших стран, и для твоего, пожалуй, побольше, ибо Русь слишком далеко от владений султана, а крымское ханство куда ближе. Уже давным-давно во всех странах власть передается от отца к сыну, и это справедливо. Так почему Стамбул вмешивается и сам решает, кому из Гиреев сидеть на троне. По какому праву?!
– У нас в народе советуют не подлезать под тяжесть, которую не в силах поднять, – горько усмехнулся хан. – А что касается права, то оно одно, и называется право сильного.
– Глупец тот, кто станет оспаривать его, и век его недолог, – согласился я. – Но в том-то и дело, что османы давно утеряли это право. И доказательства имеются. Достаточно посчитать сколько крепостей взяли в последние годы на Угорщине воины Стамбула и воины Бахчисарая, любому станет ясно, кому именно сейчас принадлежит это право.
– Просто у султана слишком много врагов и он вынужден воевать с оглядкой назад, – возразил Кызы. – Но стоит ему примириться с кем-то одним….
– И я даже догадываюсь, с кем именно, – улыбнулся я, в очередной раз помянув добрым словом Власьева, и выдал подробный расклад международных дел, касающихся Османской империи.
Дескать, ситуация однозначна – мир возможен только на западе, но никак не на востоке, с Персией. А учитывая, что шах Аббас, да и подавляющее большинство его подданных – шииты, кои с суннитами грызутся как кошка с собакой, думается, Стамбулу вовеки с ними не договариться. Да и нельзя им этого делать, ведь тогда придется признать за шахом все, что он успел оттяпать у османов, а это не куски – кусищи. Получается, в случае открытого неповиновения Кызы-Гирея султану придется воевать с Крымским ханством вновь с повернутой на восток головой. И потом не следует забывать, что в случае турецкого нашествия хан, благодаря заключенному с Русью союзу, не останется в одиночестве. Итог мой был в высшей степени оптимистичен:
– Татарская конница и русский пеший ратник – это безудержный напор в нападении и непоколебимое мужество в обороне. Совладать с каждым по отдельности возможно, одолеть их в соединении не в силах никто.
– Для начала мне надо попытаться избежать предначертанного судьбой, – напомнил о своей скорой смерти Кызы. – Да и касаемо стойкости твоих воинов…. Верю, она велика, но может уступить ярости янычар.
– А это легко проверить на деле.
Хан вопросительно уставился на меня. Я улыбнулся и принялся излагать, с чего следует начать нашу дружбу. Если кратко, суть заключалась в том, что Кызы-Гирей добровольно уступает нам свои территории между Северским Донцом и Днепром, благо, они невелики. Кроме того, хан отпускает на волю всех рабов, томящихся на сегодняшний день в Крыму. Далее Русь сама изгоняет турков с земель Северного Кавказа, попутно взяв и их твердыню Азов. И тогда Кызы-Гирей воочию, глядя со стороны, убедится, кто сильнее – Москва или Стамбул. Причем для достоверности ему будет предоставлено два доказательства. Когда мы станем захватывать эти земли вместе с городом Азовом, он увидит, сколь мы сильны в нападении, а когда османы попытаются вернуть утерянное обратно, убедится, как стойко умеем обороняться.
– Со стороны не выйдет, – перебил меня Кызы-Гирей. – Султан потребует от меня начать войну с Русью, а в случае отказа пришлет иного хана, и тот войдет в Бахчисарай вместе с турецким войском.
– Он не войдет туда, потому что ты разобьешь его войско на пути к городу, – возразил я и, улыбнувшись, поправился. – Точнее, мы с тобой разобьем. И одновременно с этим русские полки отнимут у османов все приморские города, которые окажутся занятыми нашими гарнизонами. И тогда второе войско Стамбула мы с тобой встретим во время их высадки на берег. А сухопутных дорог в Крым нет вовсе, если не считать Ор-Капы, то бишьПерекопа, но там им не пройти.
– Кефе, Керчь, Балыклава…., – с сомнением протянул он. – Взять эти города…. У них всех могучие стены и много воинов.
– Я не стану рассказывать об умении моих гвардейцев брать города. Лучше отпиши шведскому королю Карлу и спроси, сколько каменных твердынь в Эстляндии и Лифляндии мы с Федором Борисовичем отобрали у него этой зимой. А для надежности задай тот же вопрос польскому королю Сигизмунду. Он тоже лишился множества городов, в том числе и Юрьева-Литовского, а ведь тот….
Я был сух и краток в описании могучих крепостных стен бывшего Дерпта, оперируя исключительно цифрами: толщина, высота и так далее. Но возможно, эта краткость вкупе с равнодушным тоном сильнее всего подействовала на хана. Он даже пару раз завистливо вздохнул. Однако убедил я его не до конца.
– Твои речи сладко слушать, – протянул он, – но стоит мне отдать тебе земли по левому берегу Днепра и всех ясырей[60], и мой трон зашатается безо всякого вмешательства Стамбула, ибо возмутятся мои же подданные. Татарин без ясыря – нищий татарин.
Ой, как чудесно складывается! И всего на второй день! Получается, хан в принципе не возражает, а это главное. Ну а разобраться со всякими нюансами – делать нечего, благо, я изначально слегка раздул свои требования, и поумерить их – пара пустяков.