– Нам бы хотелось знать содержание их раз говора, – сказал Лайт.
– Повторяю, что о содержании мы можем пока судить только по эмоциональной расцветке голограммы, а она ничего хорошего людям не сулит. Обращу ваше внимание еще на одну деталь.
Минерва провела указкой по зеленовато-каштановой полосе, выделявшейся на общем фоне голограммы Боулза:
– Как и у всех эгоцентрических эмоций, и у этой ветви – положительная биологическая основа. Среди множества особей одной популяции у высших животных всегда выделяются лидеры. Это они, благодаря врожденным чертам характера, соблюдают порядок в стае, ее своеобразную иерархию. Они подают пример поведения в сложной обстановке, охраняют самок и молодняк. Лидеры не обязательно обладают физическим превосходством. Отличаются они обычно сообразительностью, смелостью, инициативой. У них более развита спираль поиска. Без таких лидирующих особей не выжил бы вид. Среди людей появление лидеров тоже постоянно и закономерно. Когда интеллектуальным и волевым качествам человека-лидера сопутствует мощный комплекс альтруистических эмоций, он становится героем, вождем угнетенных и бесправных масс. Но часто лидер рождается с дурными задатками. И когда он поднимается на высоты господства, начинается извращенный рост отрицательных эмоций. Такой лидер начинает мнить себя непогрешимым сверхчеловеком, и роль его становится губительной. Одно из проявлений подобного извращенного лидерства мы видим у Боулза – его безмерное властолюбие. В сочетании с агрессивностью, о которой мы говорили ранее, эта черта его характера особенно опасна.
– До чего же изобретательна старая дура! – с горечью усмехнулся Лайт.
– О содержании разговора можно судить по изменениям на голограмме Торна, – заключила Минерва. – Сначала слова Боулза вызвали у него раздражение. Потом появился фон страха. Боулз его чем-то запугал. Мысли Торна смешались. Началась активная перестройка умозаключений. В конце разговора слова Торна вызвали всплеск радости у Боулза. Можно предположить, что они пришли к согласию. О чем договорились, сказать не могу.
3
Милз и до этого не раз покидал лабораторию на несколько дней. Он мотался по разным странам, встречался со многими людьми и возвращался как будто заряженный новым запасом энергии. Лайт не спрашивал, куда и зачем он отлучался, не только потому, что это было в лаборатории не принято. Лайт и без того знал, что Бобби поддерживает связь с учеными и организациями, никакого отношения к их работе не имеющими. Милз никогда не скрывал от него, что считает свою общественную деятельность не менее важной, чем научную. Лайт просто игнорировал этот круг интересов своего друга.
Последние голограммы Боулза и Торна вызвали у Милза чувство острой тревоги, и он решил поделиться ею с научной комиссией Всемирного Комитета Бдительности. В этот Комитет, созданный много лет назад, входили представители всех народов мира, всех парламентов, организаций и объединений, разделявших стремление его основателей. А стремление сводилось к одному: пресечь возможность катастрофического конфликта.
Комитет располагал глобальной системой космических и наземных постов наблюдения, питавших его компьютеры. Он всегда выступал от имени всего человечества, и к его голосу не могли не прислушиваться правительства. Не раз уже удавалось разоблачать заговорщиков и предотвращать столкновения противоборствующих армий. Но эти частные успехи никого из членов Комитета не обманывали. Каждый понимал, что нет и не будет гарантии от взаимоистребления народов, пока планета не очистится от всех арсеналов смерти.
Милз был председателем национальной секции Комитета и вылетел для встречи с учеными, занимавшимися разработкой надежных средств контроля над потенциальными очагами войны. Это была небольшая группа всемирно известных и очень занятых специалистов. Обычно они ограничивались телеобщением и собирались для обсуждения вопросов лишь особой важности. Хотя Милз не раскрыл методику анализа голограмм и ссылался только на «новые источники информации», его сообщение о подозрительном сговоре между Кокером и Боулзом никого не оставило равнодушным. Слишком хорошо были известны всем эти зловещие имена, чтобы пренебречь возникшими опасениями.
Президиум Комитета Бдительности постановил провести еще одну всемирную кампанию за принятие подготовленных решений о разоружении.
Милз вернулся к себе, справедливо считая, что не потерял времени зря.
Принцип «супердемократии», введенный еще при Кокере I, разрешал всем желающим собираться где угодно и даже разговаривать о чем угодно. Только в том случае, если значительная группа подпадала под влияние одной идеи и начинала исповедовать одни и те же политические взгляды, органы, охранявшие конституцию, принимали должные меры. Нельзя было допустить, чтобы выявившиеся вожаки подавляли самостоятельную мысль одиночек. Группа объявлялась распущенной, а ее члены получали поздравления по случаю освобождения от духовного насилия.
В «Клубах думающих» не было ни лидеров, ни программы. У входа в каждый филиал «КД» светилось одно слово, которое даже к лозунгам нельзя было отнести: «Думай!» Поэтому считать их антидемократичными не было никаких оснований.
Данные тайной телепроверки подтверждали крайне странные, но неуязвимые с точки зрения закона факты. Члены клубов собирались не в определенные, ранее назначенные часы, а в любое время, когда хотя бы у двух-трех человек появлялось желание посидеть в тиши и подумать. Никаких пропусков или условных паролей для проникновения в клуб не было. Туда мог прийти кто угодно и говорить все, что угодно. Были, правда, некоторые ограничения. Так, никто из участников сборища не имел права шуметь и мешать думать другим. Не рекомендовалось поднимать и обсуждать вопросы, связанные с биржей, акциями, спортом, болезнями, религией и сексом.
Каждый мог задавать любые вопросы. Желающие могли отвечать на них. Если ответ звучал неубедительно, высказывались другие. Иногда задумывались все, но длительное молчание никого не тяготило. В распоряжении «думающих» были справочные каналы Информцентра. Точная и полная информация сводила к минимуму общие разглагольствования, не подкрепленные конкретными фактами или противоречившие фактам.
На собраниях членов «КД» можно было встретить и преуспевающих господ в однодневных костюмах, и «освобожденных от труда», одетых весьма неряшливо. Не было здесь никаких разработанных церемоний или особого этикета. Каждый уходил, когда хотел, мог здороваться или вообще ни с кем не общаться.
На собраниях не выносилось никаких резолюций. Они заканчивались сами собой вместе с уходом последнего «думающего», Все расходы на содержание помещений и прочее покрывались добровольными взносами, которые переводились на счет клуба только анонимно. Когда число членов выросло и сумма взносов позволила, была приобретена телевещательная станция, призывавшая к тому же: «Думайте!»
Милз был одним из немногих основателей первого «КД». Над ним потешались. Никто не верил, что можно завлечь людей в клуб без игр, музыки, танцев, без деловых разговоров о насущных проблемах бизнеса. Но Милз был уверен, что «думающие» должны найтись.
Филиалы «КД» появились во многих округах. Были единицы, потом стали тысячи. Как и предполагал Милз, не все выдерживали труд мысли. Но место отсеявшихся занимали новые. Милз сам задавал вопросы и отвечал на вопросы других. Подобрались умные и осторожные помощники. Они подводили участников собраний к главному выводу: члены «КД» из «думающих» должны быть готовы превратиться в «действующих».
Когда в стране возникал очередной социальный конфликт и законодатели приступали к поискам выхода из тупика, машины членов «КД» появлялись на магистральных трассах со светившимися лозунгами. Каждый по-своему требовал обуздать монополии, использовать новейшую технологию не во вред, а на пользу человеку, остановить рост военных расходов, приступить к разоружению. К ним присоединялись несметные колымаги «свободных кочевников», беспрепятственно передвигавшихся по всей стране, но не имевших ни постоянного жилья, ни работы.
Вытесненные из сферы производства и услуг роботами и мими, «свободные кочевники», казалось бы, должны были быть довольны жизнью. Правительство время от времени выплачивало им пособие, чтобы они не умирали с голоду и не ходили в отрепьях. Их развлекали захватывающими телезрелищами. У каждого поддерживали надежду на личную удачу и вероятную возможность стать президентом. Но именно они раньше всех откликались на призывы «КД».
Такие демонстрации с каждым разом становились все внушительней, но кончались они плохо. Неведомо откуда появлялись табуны машин «левейших» и «правейших». Первые прибывали со своими лозунгами: «Круши ДМ!», «Мими – в президенты!», «Всё долой!», «Не верь никому!», «Ломай все, что видишь!», «Боссов – в мясорубку!». И еще в таком же роде. «Правейшие» противопоставляли свою программу: «Либералов на виселицу!», «Вся власть – сильному человеку!», «Один народ – один вождь!».
Начинались потасовки с применением оружия индивидуального уничтожения. Вмешивались крупные полицейские силы, и на время водворялась социальная гармония.
Вернувшись на родину, Милз призвал членов «КД» готовиться к новым и решающим выступлениям.
4
Одновременно с анализом индивидуальных голограмм Минерва приступила к обзору психических состояний сначала малых, а потом и больших скоплений людей.
– Нам крайне важно, – говорил ей Лайт, – разобраться в динамике эмоциональной перестройки личности. Нужно выяснить, почему человек так часто идет на поводу у своего окружения. Какой механизм заставляет его подражать другим даже вопреки своему разуму и совести.
– По-моему, механизм крайне прост, – утверждал Милз. – Разделять чувства и мысли толпы проще, безопасней, чем додумываться до своей точки зрения да еще отстаивать ее. Минерва уже доказала, что поведение среднего обывателя определяет не его мысль, а мнение большинства, истлевшие обычаи, несокрушимые предрассудки.