ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ СЕРИЯ ПУТЕШЕСТВИЯ И ПРИКЛЮЧЕНИЯ
Пьер Пфеффер
БИВУАКИ НА БОРНЕО
ИЗДАТЕЛЬСТВО СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙЛИТЕРАТУРЫ «МЫСЛЬ» МОСКВА 1964
PIERRE PFEFFER
BIVOUACS A BORNEO
PARIS, 1963
Сокращенный перевод с французского
Д. Э. Куниной
Послесловие и примечания проф.
А. Г. Банникова
М., «Мысль», 1964
Предисловие
Этот рассказ, содержащий только личные воспоминания, представляет собой попытку воскресить в памяти природу Борнео, его жителей — даяков и пунан, которые больше года были моими друзьями. Вместо того чтобы наблюдать за ними бесстрастным взглядом ученого или, наоборот, то и дело восторгаться отдельными сторонами быта этих племен — порой удивительными для нас, но совершенно естественными для них, я предпочел точно воспроизвести разнообразные эпизоды, которые довелось пережить моим спутникам и мне.
Обладая таким большим преимуществом, как знание их языка, я, насколько это было возможно, предоставлял говорить моим друзьям даякам. Я записал дословно, сохранив первоначальный стиль — иногда столь сочный у индонезийцев, истории и легенды, которые они рассказывали мне во время наших бесчисленных привалов в лесу. С помощью этих рассказов и описаний множества происшествий, могущих приключиться с теми, кто отважится побывать там, я надеялся дать представление о природе, по существу, еще не освоенных областей Борнео и об обычаях населяющих их гостеприимных племен.
Мне хотелось бы также воспользоваться случаем, чтобы поблагодарить всех сотрудников индонезийского посольства в Париже и всех наших индонезийских друзей на Яве и Борнео, которые так часто помогали нам во время нашего путешествия и так радушно принимали нас в своей прекрасной стране.
Быть может, они испытают чувство разочарования, увидев, что я не упоминаю о большой работе, предпринятой индонезийским правительством для быстрого приобщения жителей Борнео к культурному и материальному прогрессу. Не может быть и речи о недооценке той беспредельной самоотверженности, с какой учителя, врачи и технические специалисты стараются просветить население побережья, а также — постепенно — и жителей внутренних районов и помочь им. Не следует забывать, однако, что в тех краях, где мы побывали, влияние этой работы еще мало ощутимо; к тому же мне казалось, что читателей больше заинтересует описание мало знакомых им природы и общества, которым суждено подвергнуться глубоким изменениям.
Часть IВ СТРАНЕ ДАЯКО
Глава первая
На реке Каяне. «Столица». Первые люди с длинными ушами. Старики и молодежь. Начало коллекциям положено. Живое ископаемое.
Маленькое судно медленно, но верно поднималось по разветвленной до бесконечности дельте огромной реки Каяна. Тянущиеся на много километров мангровы — заросшие тропической растительностью пространства, покрытые илистой грязью, — сменялись обширными болотами с пальмами нипа с такими короткими стволами, что их большие листья, казалось, росли прямо из земли, словно пучки гигантских перьев.
С крыши рубки мы следили за стадами удивительных носатых обезьян, которых за их чудовищные розовые носы население побережий Борнео наделило ироническим прозвищем «голландцы». Сидя на пористой, как губка, земле или взобравшись на нижние ветви деревьев, они пожирали какие-то листья и плоды, а также большие красные цветы пальм нипа и не обращали ровно никакого внимания на нас и на шум дизеля нашего судна.
Напротив, макаки, эти веселые акробаты тропических лесов, при нашем приближении бросали охоту за крабами на берегу и удирали вприпрыжку; потом, очутившись в безопасном месте, они следили за нами, насмешливо и вызывающе скаля зубы.
Редкие птицы оживляли эти болотистые пространства; лишь несколько небольших цапель неслышно скользили в лабиринте, образуемом корнями мангровых деревьев, одинокий баклан сушил раскинутые крылья на верхушке мертвого дерева, да непременные орланы, пронзительно крича, кружили над нашими головами.
Мало-помалу болота уступали место обширным влажным травянистым равнинам; кое-где попадались орошаемые рисовые поля, по краям которых стояли на сваях маленькие тростниковые хижины с крышами из перистых пальмовых листьев. На берегу реки виднелись собаки, козы, куры, женщины, стиравшие белье, и голые дети, которые долго махали нам вслед руками.
— На этот раз мы добрались! — заметил один из нас.
— Да, и нельзя сказать, чтобы слишком рано, — подтвердили мы хором.
Возвращаясь к прошлому, я вспоминаю свою первую встречу с Пьером Эйзом, по прозванию Петер, и Ги Пьяццини, которые задумали отправиться на Борнео, чтобы заняться там изучением один — диалектов, другой — кустарных промыслов жителей центральной части этого большого острова; к ним присоединился кинооператор Жорж Бурделон, автор нескольких фильмов о путешествиях в Индию и Африку. А так как им хотелось пополнить свою команду специалистом по фауне, то они обратились в Музей естественной истории[1].
Мне, как человеку, уже знакомому с тропической природой и с ловлей животных, было предложено совершить это путешествие. Однако, прежде чем встретиться со своими будущими спутниками, я предусмотрительно заглянул в старый учебник географии, чтобы освежить в памяти некоторые давно забытые элементарные сведения.
«Борнео, площадь которого в полтора раза превышает площадь Франции и составляет 746 тысяч квадратных километров, насчитывает 1800 тысяч жителей[2] и еще почти не изучен. Он расположен на самом экваторе, почти весь занят горами, подымающимися на высоту более 4 тысяч метров, пересечен многочисленными реками и покрыт нескончаемыми лесами. Жители, называемые даяками[3] — язычники, охотники за головами…»
Этого было достаточно, чтобы я немедленно дал свое согласие; так было положено начало долгим месяцам, заполненным скучными и утомительными сборами. Были накоплены горы груза — от разноцветных бус до рожка, предназначавшегося для некоего будущего детеныша орангутанга, а также походное снаряжение, киноаппаратура, оружие, медикаменты и рабочие инструменты для каждого. Последние ночи, пришедшиеся как раз на рождество и Новый год, ушли на заколачивание ящиков в холодном сарае, после чего наконец наступил день отъезда.
Миновав Джибути, Бомбей, Коломбо и Сингапур — порты если не оригинальные, то живописные, — мы совершили беспокойное и увлекательное морское путешествие через Яву, Бали, Ломбок и Малые Зондские острова до Макасарского пролива и острова Таракан — центра нефтедобычи, расположенного в устье Каяна у восточного побережья Борнео.
При таком маршруте нечего удивляться, что, выехав из Парижа 3 января, мы оказались в виду острова только 5 июля, то есть спустя полгода! Но в конечном счете самым главным было то, что мы сюда попали и с каждым поворотом судового винта продвигались немного дальше в глубь этой земли, которая — с тех пор как мы начали думать и говорить о ней — стала такой близкой нам, оставаясь в то же время почти мифической.
Наконец в излучине реки мы увидели маленькую деревянную пристань и дома Танджунгселора — порта и главного города огромного района, простиравшегося от устья Каяна до гор центральной части Борнео.
Вначале он показался нам просто большой деревней с пятью тысячами жителей и двойным рядом китайских лавок, тесно прижавшихся одна к другой вдоль обрывка дороги; до войны эта «магистраль» служила для того, чтобы гонять по ней старый форд, купленный местным султаном с единственной целью поражать воображение своих подданных и заезжих иностранцев. С тех славных времен, и поныне памятных всем жителям, ни один двигатель внутреннего сгорания не нарушал спокойствия этой залитой потрескавшимся гудроном площадки, которая превратилась в поле для игр ребятишек, для собак, тощих кур и уток, прямых потомков перепончатолапых, завезенных из Гонконга.
Только позже мы поняли, что для жителей внутренних районов Танджунгселор был городом со всеми его соблазнами. Рожденный меновой торговлей и живущий ею одной, он представлял собой в сущности просто скопление лавок, какие встречаются повсюду, где есть возможность эксплуатировать обитателей леса.
В полумраке этих помещений китайский или арабский купец менял соль, жевательный табак, ткани, керосин и тысячу и одно чудодейственное универсальное лекарство — плод буйной фантазии фармацевтов Небесной империи — на ротанг[4], сырой каучук, рога носорогов, золотой песок, терпеливо извлекаемый из горных ручьев, и особенно на дамар[5] — ценную смолу, дающую копал, используемый при изготовлении лаков.
Обмен редко бывал выгодным для несчастных неграмотных людей, которые месяцами бродили по лесу, собирая эти продукты в надежде приобрести кое-какие необходимые товары. Торговцы, однако, состояли в сговоре между собой и платили до смешного мало, хорошо зная, что люди, затратившие несколько недель, чтобы добраться до города, будут вынуждены продавать по любой цене.
Но в Танджунгселоре можно было и развлечься — не посещая театр или кино (по той простой причине, что там их не существовало), а распивая пиво и играя в карты или кости в какой-нибудь из китайских лавок заднего ряда. В одной из них даже помещался ресторан и имелся крытый рваным сукном бильярд, вокруг которого каждый вечер собиралась местная элита: сыновья бывшего султана и несколько яванских чиновников представителей администрации.
Даяки избегали подобные заведения: они быстро потеряли бы там вырученные гроши. Больше двух дней они не задерживались в городе, который завораживал обилием товаров, но казался страшно негостеприимным и подчиненным власти денег. Им, например, было непонятно, как это за пищу нужно платить.