Может возникнуть вопрос: насколько часто в практике менеджеров приходится прибегать к подобным тактическим трюкам? В этой книге уже встречалось несколько таких случаев, как две капли воды похожих один на другой. Очень часто трюк настолько завуалирован, что его не так просто разглядеть.
Когда после этого поражения Макс Шмелинг возвратился в Германию, приняли его довольно холодно. Перспектива, открывшаяся перед ним, не была радостной. Мало матчей, мелкие победы, а главное, необычайно низкий гонорар. Казалось, его карьера подошла к концу. В Германии уже вырос к тому времени другой боксер с большими перспективами, и к нему было обращено внимание прессы: Вальтер Нойсель.
И тут в игру вступили силы откуда-то из-за кулис. Шмелингу предложили бой с боксером, на которого Германия возлагала большие надежды. 24 августа 1934 года в Гамбурге Макс Шмелинг встретился с Вальтером Нойселем. Девять раундов шел необычайно жестокий бой, довольно ровный, оба боксера осыпали друг друга градом ударов. И вдруг Нойсель сдался. Девяносто тысяч зрителей опять славят Шмелинга как победителя. Но это уже не столь важно. Гораздо интереснее вопрос, почему Нойсель выбросил полотенце. Ни в одном документе, в том числе в протоколе матча, нет ни единой записи о ранении или травме, которые принудили бы его сдаться. Не приложена к протоколу и медицинская справка. В протоколе матча есть лишь констатация: «В девятом раунде Нойсель сдался».
В пятидесятых годах перед сенатским комитетом США чемпион мира в среднем весе 1949—1951 годов Джек Ла Мотта рассказал:
— В 1947 году в контракте, подписанным мною, было указано, что я проиграю, или, лучше сказать, отдам матч, с Билли Фоксом, за что получил заверения от синдиката, что три месяца спустя меня выставят на матч за звание чемпиона мира!
Тогда казалось, что нечто подобное трудно встретить, что это исключительные случаи. Однако подобная практика, которая и по сей день удивляет мир, была известна почти сорок лет назад.
Итак, продолжим рассказ о Максе Шмелинге, потому что его путь как будто специально отражает необычные и из ряда вон выходящие случаи.
Человек, прошедший уже пик своего мастерства, боксерская карьера которого клонилась к закату, после неожиданной и довольно-таки проблематичной победы над Нойселем снова резко повысился в цене.
В то время из Америки приходили известия о новом явлении на профессиональном ринге, о негре, который победил всех своих соперников и в невероятно короткий срок добился целого ряда блистательных побед, о боксерском гении, имя которому Джо Луис. Американские газеты сформулировали эти сообщения довольно четко: «Человек, который победит Джо Луиса, будет величайшим боксером всех времен!»
Менеджеры и организаторы боев как в Германии, так и в Америке, и среди них в первую очередь Джо Джекобс, быстро поняли, что единственный боксер из Европы может надеяться на успех в бою с Луисом — это Макс Шмелинг. Он уже был в Америке, знает все, что творится вокруг ринга; кроме этого, он связан контрактом, о нем очень много писали американские газеты, и поэтому в США он достаточно популярен. Короче, все доводы были в пользу Шмелинга.
Но он уже не был тем Шмелингом, каким его знала Америка. У себя в Германии он побеждал лишь слабых соперников, иногда и проигрывал им, поэтому его нельзя было сразу выставить против Джо Луиса. Поэтому-то и был разыгран закулисный спектакль: бой с Нойселем, дабы популярность Шмелинга снова полезла в гору. В этом спектакле должен был победить обязательно Шмелинг, почему и сдался Нойсель. В пользу этой гипотезы говорит тот факт, что сразу же после матча в Германии были отпечатаны стотысячным тиражом специальные журналы, которые самолетом доставили в США, чтобы американцы узнали, как в Гамбурге 90 тысяч зрителей праздновали победу Шмелинга.
Результаты не замедлили сказаться. Шмелинг приглашен в Соединенные Штаты Америки на матч с Луисом, который тогда еще не был чемпионом мира.
Все славят Шмелинга за отвагу, удивляются, откуда у него взялась смелость для этого матча, пишут, что Луис не может проиграть, говорят, что это будет не бой, а избиение Шмелинга. Лишь Джо Джекобс и Макс Мэхон твердо уверены в победе Шмелинга. Даже удивительно, как порой прозорливы бывают менеджеры и устроители матчей!
Мы уже упоминали в одной из первых глав о боях Джо Луиса с Максом Шмелингом. Сейчас же давайте рассмотрим первый бой поподробнее.
19 июня 1936 года, день матча.
Рано утром оба соперника встречаются у врача на медицинском осмотре. Шмелинг показывает Луису свою знаменитую правую и спрашивает, как она ему нравится. Луис молчит. Когда оба боксера закончили медосмотр и вышли из кабинета врача, Шмелинг вновь обращается к Луису:
— Всего лучшего на сегодняшний вечер, Джо!
Знал ли в тот момент Шмелинг, каким будет результат вечернего матча? Знал ли это и Джо Луис?
Луис ничего не ответил на пожелание Шмелинга. Он вообще в этот день был так мрачен, что многие, кто привык видеть Джо постоянно улыбающимся, не узнавали его.
Барометр тотализатора совершенно четко показывал на победу Джо Луиса. Об этом говорило соотношение ставок у букмекеров: десять к одному. В зале не было ни одного зрителя, который бы верил в поражение Луиса. Результат матча принес горькое разочарование с одной стороны и фантастические прибыли — с другой.
Макс Шмелинг победил в двенадцатом раунде нокаутом!
В отчетах журналистов, написанных сразу после матча, говорилось, что это была победа воли, что счастье в данном случае вообще не играло никакой роли, что Шмелинг предвидел необычайно жестокий и трудный бой, что все дело решил один отличный удар.
Возможно, что так оно и было. Трудно по прошествии стольких лет найти доказательства обратного.
Ну, а как отозвался о матче и обо всем, что происходило вокруг ринга, сам Макс Шмелинг? Приведем отрывок из его воспоминаний, а затем по другим фактам постараемся получить полное представление об этом бое.
«Матч состоялся 19 июня 1936 года на „Янки-стадионе“ в Нью-Йорке, вмещающем 90 тысяч зрителей. Когда проходил предыдущий бой Ала Гайнера и Тони Галенто, на стадионе было уже примерно 60 тысяч зрителей.
Перед самым боем пришел ко мне в раздевалку мой старый восьмидесятилетний друг Том О'Роурки. Он всегда был моим почитателем и пожелал мне успеха и в этом бою. Он сказал, что, насколько он осведомлен, я должен выиграть. В это мгновение ему стало плохо, и он тут же упал. Сердечный приступ замертво свалил его, и он окончил жизнь в моей раздевалке. Этот пример говорит о том, что и сильного боксера, каким в свое время был Том, нервы способны положить на лопатки.
По дороге на ринг я чуть не оглох от крика публики. Многие спрашивали, сколько раундов я намерен выстоять на ногах, другие аплодировали за то, что я вообще вышел на этот бой.
Началось представление участников, а это в Америке большая, хорошо продуманная церемония, целая программа. Кроме нас зрителям были представлены присутствующие на матче многие бывшие чемпионы мира. Самую большую овацию заслужили Джек Дэмпси и Джинн Тунней. Они подошли сначала в мой угол и пожали мне руку, затем то же проделали и с Луисом. Эта процедура тянулась довольно долго, как великолепно продуманное ревю с четкой режиссурой. Нельзя сказать, что этот театр перед боем способствовал бы успокоению нервов, но, думаю, мои нервы были в порядке.
Около меня стояли Джо Джекобс, Макс Мэхон, Джо Мейлоун и Док Кэсей — настоящая элита боксерского мира. Долгие годы стоял Док Кэсей в моем углу как секундант. Его преимуществом было то, что он досконально знал всех боксеров, знал он подробно и все матчи Луиса, некоторые из них судил в качестве рефери на ринге. Помню, в тот раз перед боем он сказал мне, чтобы я каждый раз перед концом раунда атаковал Луиса серией сильных прямых ударов, что будет Луису трудно перенести, и весь минутный перерыв между раундами уйдет у него на то, чтобы прийти в себя. Я последовал этому совету.
Рефери на ринге Артур Донован дал команду к началу боя. В Нью-Йорке к началу боя зовет не гонг, а звенит звонок. Я встал посреди ринга. Джо прыгнул из своего угла, как кошка. Я прикрывался левой и старался подстроиться под соперника. Иногда я бил правой, и это было ощутимо для Луиса. Он вынужден был работать лишь одной левой, чтобы поддерживать между нами определенное расстояние, и он так и не смог нанести мне настоящего подготовленного удара.
Во втором раунде я нанес ему сильный удар правой, на этот раз по корпусу, но в ответ на это получил целую серию ударов от него слева. Атаковал он здорово, но я особо ничего не чувствовал. Потом левым прямым он нанес мне мощный удар в левый глаз. У меня потекли слезы и, как говорят, искры из глаз посыпались. Но я терпел эти удары, чтобы при случае показать ему, что такое моя правая. Повезло мне во втором раунде. В этот удар по подбородку Луиса я вложил всю свою силу. На секунду он был ошарашен, но тут же взял себя в руки. Впервые публика зааплодировала мне. Зал свистел, топал ногами и нестерпимо визжал, все это доносилось до меня, как звуки с далекой планеты. Луис ответил мне серией ударов, но они были не очень сильны. Позже мои друзья говорили мне, что в эти минуты никто еще не возлагал надежд на меня.
Третий раунд я начал с мощного удара правой, который снова пришелся в подбородок Луиса. Я знал, что мой соперник остерегается моей правой, боится того удара, в который я могу вложить всю свою силу. Единственной моей целью в этот момент было получить возможность произвести этот удар. Но я должен был и сам не выпускать из внимания, что у Джо тоже был уничтожающий удар. Один из таких ударов я пропустил в эти секунды, и ощущение было такое, будто меня огрели поленом. Джо Луис неотступно надвигался на меня, проводя серии легких прямых ударов. В те злосчастные мгновения я ругал себя за то, что не мог как следует подставить руки под удары. Я плохо контролировал эту его серию: глаза заливали слезы. И тем не менее я знал, что должен победить!
Луис продолжал атаковать и в четвертом раунде. Он так быстро производил удары, что я не успевал уходить от них. Мне было не до атак, за что я ругал себя и искал выхода из создавшегося положения. При этом я говорил себе, что не имею права спешить с решающим ударом потому, что сам могу налететь на такой же удар. Я снова и снова говорил себе, что у меня еще имеется в распоряжении одиннадцать раундов — вполне достаточно времени, чтобы рассчитаться.