– Мясоедов, он еще при Тимуре появился. Тот его на контракты с поставщиками и покупателями посадил. Где чего скомбинировать – это он силен. Не отнимешь. А вот тащить на себе после смерти Тимура компанию, – слабак оказался. Но признать не хочет. Амбиций-то вагон! Тем более что и Фархадов за него держится. Для него – раз сын привел, стало быть, навечно. А финансовые потоки меж тем резко иссякли. – Но Мамедов! Этот-то из своих! Наследник! В оба глаза глядеть должен!
– А что Мамедов? Цепной пес при Фархадове! Что Салман сказал, то ему и истина. И всякого, кто против, сметает. Я пытался выяснить, куда деньги идут. Но…Мясоедов чуть что слюной брызжет. А Фархадов… Вы ж с ним виделись. Знаете, каково общаться.
– Почему тогда не поставил в известность нас?
– Да потому!.. Надеялся, что образуется. Я ведь как рассуждал? Фархадову труба нужна позарез. Мужик он сильный, в авторитете. Значит, своего все равно добьется. Кто ж мог думать, что смерть сына его так подкосит?
Избегая дальнейших неприятных расспросов, он засеменил к «Вольво».
Коломнин, стремясь сбить вспыхнувший гнев, перевел дыхание.
Входная дверь распахнулась, и в проеме, чуть не чиркнув плечами по косякам, появился Резуненко. Несмотря на мороз, голова его была непокрыта. А огромную косматую шапку вертел за ухо, так что она крутилась пропеллером возле его ноги, будто разыгравшийся коккер – спаниель.
– Шофер, поросенок, куда-то пропал, – объявил он с порога. – А то бы хрен меня перехватили. Наверное, опять «левый» калым нашел. Уволить бы к черту! Хотя – если так пойдет, всех придется на выход! И самому – туда же. Резуненко скрежетнул зубами. Пригляделся наспешливо:
– Стало быть, на экскурсию собрался?
– Что значит на экскурсию? Предложили ознакомиться со спецификой работы месторождения. Понюхать, так сказать, как нефть пахнет.
– Так нюхай! – Резуненко бесцеремонно ткнул ему под нос рукав собственного полушубка. – Ишь, нюхач выискался.
Коломнин молча отодвинул от себя подставленный локоть. Пристально посмотрел на непонятно задиристого собеседника.
– Похоже, времени у тебя до хрена, – определил Резуненко. – Поездку он затеял! Да не там! Здесь ты сейчас нужен. Потому что не там, а здесь начало всему. Если разбираться, то здесь. А уж после и покататься не грех.
– После чего? Хочешь, чтоб банк предъявил побыстрей иск «Нафте»? – догадался с усмешкой Коломнин. – Этого ведь добиваешься?
– С чего взял?
– Логика. За «Нафтой» перед тобой, как понял, долг. Самому взыскать не получится. А на плечах у банка, – присоединишься. Глядишь, и вернешь. – Коломнин под недоумевающим взглядом Резуненко несколько смешался. – Потом, как понял, обидели тебя.
– Да ты чего? Опешил, бедный мой Степан? – Резуненко собрался выругаться. Но что-то удержало. – Чтоб я Салман Курбадычу подлянку за спиной подложил? И потом, ты видел, сколько народу вчера было?..Видел, да? И за каждым минимум еще по сотне. Плюс семьи.
– И что?
– Ты муравейник когда-нибудь разорял? В детстве, в пионерлагере разорял?.. «Нафта» для нас всех – тот же муравейник. Он жив, мы живы. Не разорять ее, спасать надо.
Было очевидно, что возмущение Резуненко вполне искреннее.
– И все-таки я должен сам посмотреть, – объявил Коломнин, интонацией как бы извиняясь за допущенную бестактность.
– Да на хрена?! Неделю за здорово живешь потеряешь, пока тебя в тайге «разводить» будут.
– Что значит «разводить»?
– Как всех лохов. Ну, привезу я тебя. Покажу буровую. Увидишь ее снаружи. Что поймешь? На парадах вон перед всем миром ракетные установки возят. Тоже все видят. А много понимают?
– Не вовсе же я лох. В чем-то разбираюсь. И убедиться, как налажена система учета, надеюсь, сумею.
– Ни черта не сумееешь. Я тебе без всякой поездки скажу: воруют. А только внешне – все тип-топ.
– Так не бывает. Существуют же журналы, компьютерный контроль.
Резуненко помотал головой:
– Ты и впрямь как дитя малое. Чего там контроль? Ты приехал, – шайбу поменяли. Сечение изменилось. Смотришь по показателям – душа радуется. Уехал: ту шайбу вывернули, старую ввернули, – пошел опять «левый» конденсат. Да и с компьютером – натренировались. На что другое, а на это русских мозог с запасом хватает.
– Но существуют же датчики на количество оборотов!
– Ишь ты, натаскался чуток, – удивился Резуненко. – А если неучтенное извлечение? Скважина, к примеру, в фонтанном режиме. Как учтешь? А газовые, они всегда фонтанируют.
С удовольствием профессионала убедился, что окончательно смутил собеседника.
– Это я к тому, чтоб самомнение сбить. На самом деле по жизни воруют на месторождении, кто ни попадя. В полном соответствии с штатным расписанием: прорабы цистернами, бригадиры машинами, рабочие ведрами. Могли б в подолах, в подолах бы уносили. Кто во что горазд. Потому и ущучить трудно, что все. Но можно, если знаючи. Только сейчас здесь вы нужны. Не там! Здесь надобно перекрывать. Там – ручейки. Здесь – поток. Я б на твоем месте, пока документы не предъявят, никуда не сдвинулся. Резуненко вгляделся в насупившегося собеседника. Что-то определил. – Ох, и твердолобый ты, как погляжу, – бесцеремонно определил он. – Прям как я. Хотя такие иногда как раз стены и прошибают. Ладно, раз уж Салман приказал, – завтра с утра взлетаем. За недельку, глядишь, научишься скважину от «вертушки» отличать.Но пробыть в тайге целую неделю Коломнину оказалось не суждено. На четвертый день по мобильному телефону ему дозвонились из секретариата банка и передали указание немедленно явиться к Дашевскому.
– Так он же мне сам две недели дал, – удивился Коломнин. – Сказал хоть, для чего?
– Нам президент не докладывает. Но велено – немедленно, – неприязненно ответили ему. Самая попытка обсуждать указания руководства в секретариате воспринималась как плохой тон.
Через три часа Коломнин – небритый, закопченый, в выглядывающей из-под полушубка тельняшке ввалился в кабинет управляющего банковским филиалом.– Вас бы в таком виде к Фархадову, – вмиг общий язык нашли, – констатировал Хачатрян, с невольной брезгливостью наблюдая за мокрыми пятнами, оставленными на персидском ковре огромными, подшитыми валенками. И, будто торопясь загладить неприветливость, поспешно спросил. – Как съездили?
Коломнин откинулся в кресле. – Хорошо, но мало. Какие люди, просторы! Дело масштабное. Но и воруют масштабно, – строго оборвал он себя, заметив, как разом воодушевился Хачатрян.
Намек Симан понял. Сокрушенно вздохнул:
– Будете сообщать Дашевскому?
– Само собой.
– Тогда меня, должно быть, под горячую руку выгонят. Только денег таким путем все равно не вернем.
– А каким вернем?
– Все тем же. Надо дать еще – на завершение строительства.
– Чего-о?!
– Надо дать! – повторил Хачатрян. – Конечно, сначала разобраться.
– Да как же за две недели разобраться в том, в чем ты за два года не сумел?..
– У вас совсем другая ситуация! – Хачатрян придвинулся. – Меня Фархадов привык за мальчика держать. А с вами-то так не получится. И деньги ему позарез нужны. Так что – покочевряжется да все и покажет. А сообщать ли Дашевскому и что именно, через две недели и определимся. Две недели теперь ведь ничего не изменят, а?
– Пожалуй, – вынужден был согласиться Коломнин. Конечно, ни о каких новых деньгах и речи быть не могло. Но нависла угроза невозврата уже выданных. Заигравшийся Хачатрян в одном прав: Дашевский в гневе был склонен к импульсивным, непросчитанным решениям. А потому, прежде чем бить тревогу, требовалось до конца все выяснить самому.
– Так и быть! Я пока не буду ни о чем докладывать. Но твоя задача добиться, чтобы Богаченкову представили все документы. Все! – жестко уточнил Коломнин, ничуть не сомневаясь, что у Хачатряна есть свои, тайные методы воздействия на Мясоедова. – Тогда по возвращении будем разговаривать. В противном случае… Это как на пожаре. Можно тушить пожар, а можно, не обращая внимания на горящее здание, вытаскивать из огня все, что подвернется под руку. Понятно, да?
Хачатрян хмуро кивнул.
В тот же день, последним рейсом, не найдя даже способа попрощаться с Ларисой, Коломнин вылетел в Москву.
Женевский межсобойчик
В Домодедово прилетел он среди ночи. Коротко поразмыслив, решил домой не ехать, а прикорнуть в одном из кресел среди бесчисленных, задержанных непогодой пассажиров. («Домой», – с сарказмом передразнил он самого себя: как раз дома у него больше не было). Прикорнуть, втиснувшись меж двумя похрапывающими женщинами, он сумел, заснуть – нет.
Так что в восемь пятнадцать утра Коломнин вошел в приемную президента банка, тщательно потирая уши, чтобы снять невольную сонливость. Приехав пораньше, он рассчитывал до появления Дашевского выяснить причину вызова у всезнающей секретарши. Само собой, несмотря на ранний час, она оказалась на месте. Но при виде Коломнина повела себя самым неожиданным образом. – Господи! Да где вы ходите? – возмутилась она вместо приветствия. – И телефон отключен. Лев Борисович дважды спрашивал.
– Так он уже подъехал?
– С восьми ждет. Я же передавала секретарше Хачатряна. Вот подлинно – если руководитель бестолковый, то и сотрудники такие же! Заходите немедленно.
Из страстного ее монолога Коломнин уловил две вещи: что акции Хачатряна в глазах Дашевского резко упали и что экстренный вызов не связан с «Нафтой».
– А! Пожаловал! Заставляешь ждать, – нависший над документами Дашевский пружинисто подскочил, заботливо заглянул в глаза вошедшему. – Что «Нафта»?
– Вы хотите, чтоб я за несколько дней?…
– Да нет, конечно. Чтоб Хачатряновы помои разгрести, и месяца мало. Но это после, – Дашевский быстро потер руки, словно прикидывая, с чего начать. Звонко хлопнул себя по покатому лбу. – Да, я тебе тут поспособствовал – нового зама приискал. Теперь хоть будет, кому подстраховать, когда в командировки уезжаешь.
– Зама?!
– Помнишь, ты мне все парнишку нахваливал?