– Хочу думать, что мы поняли друг друга, и интересы дела преобладают, так сказать… – Коломнин задержался у двери. – Кстати, о деле, Салман Курбадович. Что бы ни было, но Лариса Ивановна должна остаться финансовым директором. Без этого сам откажусь. Нравится вам или нет, но сегодня она единственный, кто еще способен разгрести накопившееся…завалы. Засим честь имею!
В приемной Коломнин едва не налетел на стоящую наизготовку Калерию Михайловну – со стаканом воды.
– Валокордин ему нужен? – она укоризненно оглядела незадачливого жениха.
– И побольше, – виновато подтвердил он.Часа через три Коломнин обнаружил, что лежавшая перед ним папка с документами оказалась на треть разобрана. Он перепроверил резолюции, нанесенные его рукой. Все вполне разумные. На всех стояла сегодняшняя дата. Но ничего этого он не помнил.
– К тебе можно?
Коломнин вскинул голову и медленно поднялся: перед ним с виноватым видом стояла Лариса. Волосы ее были собраны на затылке в пучок, – видимо, в спешке. И оттого распухшее, наспех подретушированное лицо казалось каким-то беззащитным. Она рассеянно провела ногтем по разобранной пачке.
– Даже сейчас работаешь? – в голосе ее Коломнину почудилась укоризна.
– Тебя Фархадов вызвал?
– Да. Совершенно неожиданно. Разрешил вернуться к работе. Сережка, я так тебе благодарна, что настоял. Даже не представляю, как бы усидела дома без всего этого. … Эта поганая анонимка! Все-таки люди – сволочи! Наверняка работа Мясоедова. Куснул-таки напоследок. Помнишь, тогда в гостинице?..
– Как говорил мой дружок, теперь это не имеет никакого полового значения. Мне твой свекр всё поведал. У вас в семье опять мир да благодать. С чем и поздравляю.
– Сереженька, я, конечно, виновата. Гадина, если хочешь. Но не смогла. Ты должен понять. Так получилось. Фархадов, он, когда прочитал, был таким!..У него руки тряслись. Если б я не пообещала, просто не знаю…
– Это твой выбор.
– Выбор?! – вскинулась Лариса. Но тут же смутилась, осознав неуместность негодования. – Какой там выбор? Всё образуется, увидишь.
– Хотя в принципе ты права. Хороша бы оказалась парочка: невестка нефтяного магната и банковский клерчишк. Он был титулярный советник, она генеральская дочь. Неравный брак называется.
– Досталось тебе от Салман Курбадовича, – сообразила Лариса. – Чего уж теперь? Слово дано. – А ты и поверил, дурашка? Это же несерьезно. Пока всё не утрясется. Как же мы друг без друга?
– Почему друг без друга? Надеюсь, продолжаем оставаться в одной связке?
– Дурачишься? – недовольная взятым им официальным тоном, она улыбнулась прежней, зазывной улыбкой.
Но Коломнин на ее призыв не откликнулся. Хоть далось это ему не без труда.
– Ничуть не бывало. Быть может, ты права: когда личное мешает делу, жертвуют личным. Согласна?
– Стало быть, ты от меня рад отказаться? – Я??!!
Умеют все-таки женщины в любой ситуации оказаться обиженной стороной. Ноздри Ларисы затрепетали:
– В таком случае с этой минуты прошу обращаться на «вы»! И исключительно – по служебным вопросам.
– Буду благодарен за то же самое. Если не возражаете, я бы хотел вернуться к делам, Лариса Ивановна.
– Не возражаю, Сергей Викторович.
За издевательски нейтральным этим тоном прорвалась такая ярость, что Коломнину показалось: еще секунда – и Лариса просто кинется на него.
Быть может, так бы и произошло. Но из коридора донеслись возбужденные голоса.
– Тулуп скину и зайду, – послышался голос Мамедова.
Вслед за тем дверь распахнулась, и в кабинет ввалился закутанный в енотовую шубу Хачатрян.
Не здороваясь, протопал унтами, оставляя за собой мокрые следы, будто загулявший сенбернар. Рухнул на стул.
– Что случилось? – проследив за его взглядом, Коломнин налил стакан воды, который тот вылакал, частично пролив прямо на шубу.
– Мы с Мамедовым только что с «железки», – Хачатрян с трудом залез за пазуху, выдернул целофановую папку. Бросил на стол. – Это цены, что нам выставили за перевозку конденсата.
Лариса схватила лист, быстро пробежала и присвистнула. Протянула Коломнину.
Все стало ясно.
– Это они нам за то, что перекупщиков отодвинули. Что делают, шакалы! – объявил от двери входящий Мамедов. Еще не отогревшийся, он усиленно массировал уши. Следом втерся Богаченков.
– Выходит, нам предъявили ультиматум, – определилась Лариса. – Или возвращаем прежних покупателей, или…
– Или железная дорога перекроет глотку так, что еще похлеще взвоем, – подтвердил Мамедов. – Кажется, нас поставили раком, – не стесняясь женским присутствием, объявил он. – Потому что, пока до трубопровода не дотянемся, другого способа вывоза просто нет. И все это понимают. Так-то! – Какой отсюда вывод? – ответа Лариса собственно не ждала. Его уже дал Мамедов. Но ей хотелось услышать Коломнина. – Что теперь посоветуешь, стратег? Это ведь ты, кажется, настоял, чтоб мы одним махом убрали всех прежних покупателей конденсата.
– Теперь? – Коломнин задумчиво почесал подбородок. – Теперь самое время детально разобраться, как и когда узкоколейка оказалась под контролем чеченцев. Ведь строили ее на паях владельцы месторождений. – Да ты что! – снасмешничал Мамедов.
– И строили. И владели. Только сделать с этим ничего нельзя, – вслед за ним съехидничал Хачатрян.
Удар кулачком по столу заставил обоих осечься.
– Хватит изгаляться, умники! – Лариса провела взглядом по мужским лицам, будто мокрой тряпкой стерев с них глумливость. – Казбек! Живо докладывай, что знаешь.
– Командуешь, да? – огрызнулся Мамедов.
– Ей и положено командовать, – напомнил Коломнин. – Так что докладывайте. Если действительно что-нибудь знаете.
Вспыльчивый азербайджанец дико сверкнул глазами.
– Пожалуй, я кое-что могу прояснить, – Хачатрян переключил внимание на себя. – Клиентов среди нефтярей немеренно. Так что как бы в курсе. Дорога действительно строилась на паях. Ведь не все месторождения «сидят» недалеко от трубопровода, как «Нафта». Да и по размерам многие, так, болотца. Там и есть-то по нескольку скважин, на прокорм.
– Нефтяной люмпен, – съязвил Коломнин.
– Во всяком случае другого, как вывозить бензовозами, им не дано. А без этой одноколейки приходилось по бездорожью до большой дороги – кому за сто, а кому и за четыреста километров. Это ж совсем другая себестоимость получалась. Так что сами понимаете, как все за идею ухватились. А уж как Салман Курбадович под себя Верхнекрутицкое месторождение подмял, вокруг него вся мелкота и выстроилась. Скинулись, кто чем мог. Создали открытую акционерку.
– Кто чем вошел? – поторопил Коломнин.
– Позвольте я, – предложил отмалчивавшийся дотоле Богаченков. – Третий день документы изучаю. Так что немного разобрался. – Стало быть, так. Сорока процентами акций владеет «Нафта». Не добравшийся еще до этой информации Коломнин почувствовал, что во рту пересохло от предчувствия удачи. Впрочем, ненадолго.
– Тридцать принадлежат компании-оператору. – Той самой, которая теперь под чеченцами, – уточнил Хачатрян. – А остальные распылены, – доклад Богаченкова оказался как никогда убог.
– Так почему бы их не объединить? – прикинул Коломнин. – Сами же говорите, что все вокруг «Нафты» выстроились. Соберем владельцев месторождений, проведем собрание, да и – турнем этого мафиозного оператора.
Обиженный Мамедов напомнил о себе издевательским хмыканьем.
– Спохватились, – он прищелкнул пальцами. – Кто теперь захочет подставляться под мафию?
– А по скольку распределены остальные акции? – поинтересовалась Лариса.
– Э, совсем мелочь, – Мамедов показал кончик пальца. – Доброго слова не стоят: один – три процента. Да и неважно это. Все доверенности на Бари Гелаева переоформили. Это чеченский смотрящий.
Коломнин заметил, что Богаченков удивленно склонил голову.
– Там был еще пакет в одиннадцать процентов, – обращаясь к Мамедову, неуверенно напомнил он.
– Слушай, не расстраивай! Наши, считай, эти проценты были.
– Сорок и одиннадцать – как раз пятьдесят один. Контроль! – всполошилась Лариса.
– Где он теперь, этот контроль? – зацокал Хачатрян. – Был и нет!
Он горячо произнес по-армянски какую-то развесистую фразу, – похоже, выругался.
– Погодите! Это не те акции, о которых говорил Мясоедов? – Коломнин щелкнул пальцами. – Ну, которые вроде как Фархадов раздал!
– Дядю Салмана только не путайте! – заново возбудился Мамедов. – Он бы не отдал, если б Тимур не подбил. Вздохнул. – Они самые и есть. Нам ведь изначально пятьдесят один процент причитался. И все согласны были.
– Так что?! – Лариса, не в силах усидеть, вскочила.
– Когда акции распределяли, как раз был День рождения у такого Рейнера, – слово «такого» Мамедов произнес с особой ехидцей. – Вот дядя Салман по просьбе Тимура и повелел одиннадцать процентов «железки» ему в управление отдать. Вроде как в подарок.
– Ах да, Женечка Рейнер, – с нежной грустью припомнила Лариса. – Они с Тимуром друзьями были. Смешной он. А где, кстати, сейчас? Ведь года два ничего не слышно.
– А «пришили»! И за дело, – пресек ностальгические настроения Мамедов. – Как Тимура убили, так и сдрейфил. Мало – сдрейфил. Так «наварить» на горе дяди Салмана хотел, – акции Гелаеву слил.
– Продал?
– Продал или еще как. Отдал как-то. Вот такие дружки оказались. Чуть одного убили, так второй вместо, чтоб за память отомстить, «сливает» по-быстрому. Задумал деньжат получить и усвистать. Даже с дядей Салманом не попрощался. Ан чечня молодцы! Акции забрали, а после «урыли» и – все дела. Так что у Гелаева теперь против наших сорока полный контроль получился. Вся власть! Чего хотят делать, то и могут. Выходит, некуда нам деваться, кроме как на попятный – перекупщиков вернуть.
Жесткий взгляд Коломнина заставил Мамедова поежиться:
– Не зыркай. Сам не хочу.
– Знаешь, Казбек, сколько раз надо мужика отыметь, чтоб его потом педерастом называли? – неожиданно поинтересовался Коломнин.