Она остановилась у скульптуры мальчика-горниста и задумалась.
«Вот ведь уродство. Хотя тоже считается искусством. Такое, не дитя, а аборт... от искусства. Все эти горнисты, женщины с веслом, пионеры... другие символы времени. А ведь если придется все тут переделывать, мне будет жалко его уничтожать. Оставлю, оформлю как кич – это сейчас модно. Да, это будет – круто! Еще бы пару статуй! А может, и найду в глубине сада».
И тут за ее спиной хрустнула ветка. Ася моментально оглянулась и сквозь темные ветки деревьев и общий серый фон пейзажа увидела высокую светлую фигуру.
– Еще одна статуя... как заказывала! – вслух сказала Аксинья, чтобы подбодрить себя.
Она прищурилась. Длинное светлое одеяние на статуе колыхалось, словно флаг на флагштоке. Фигура имела явно женские очертания. Глаза Аси, как назло, слезились, но в любом случае скульптуры в своей каменной одежде не могут шевелиться, если их только не нарядили в пугало. Она с ужасом смотрела на фигуру в светлом.
«Мать твою... Кто это?»
– Поля? – произнесла она вслух. Фигура безмолвствовала, от этого Аксинье стало еще страшнее. – Эй! Ты кто?
«Может, мне кажется? И я разговариваю с каким-нибудь столбом или неодушевленным предметом?»
И вдруг это видение или привидение ответило ей:
– Вырой ее, вырой ее из этого ада! Докажи! Прошу тебя!
Ася от неожиданности вскрикнула и отступила на шаг. Она запнулась обо что-то на дороге, поскользнулась и опрокинулась на спину, стукнувшись головой обо что-то твердое.
Глава 12
«Все-таки я принцесса. Как ни сопротивлялась я этому чувству, а ведь придется признать очевидное... Это длинное красивое платье, эти тяжелые украшения, сковывавшие руки и ноги, и этот холодный гроб. Стоп! Почему снова гроб? Да я же «спящая царевна» в красивом хрустальном гробу... Как там? Спроси у ветра, у ясеня... Бред, конечно, но что делать? Судьба у меня такая. Главное, что, когда я очнусь, а ведь без этого никак, я встречусь со своим принцем, а это так приятно и решает все вопросы. Вот только не смогу я его, принца, ждать. Во-первых, очень уж этот ветер расшатывает гроб, прямо до тошноты, и уж очень он холодный. Прямо как будто не из хрусталя, а изо льда. Замерзла я в нем уже совсем. Когда придет принц, я уже буду злая и замерзшая, и мне будет не до поцелуев... Огрею его веслом... Повисит в гробу, покачается, и пусть его не стошнит...»
– Поставьте, то есть положите, ее пока здесь, – услышала Ася.
И этот обычный земной голос вывел Аксинью из сказочного небытия. Ася открыла глаза и с изумлением поняла, что она на кладбище.
– Вот тебе и ясень сказал...
– Что? – наклонился к ней мужчина с обветренным лицом. – У нее бред. Знать бы, сколько часов она пролежала в холоде. – Асю совершенно не интересовала его болтовня. Она с ужасом смотрела на разномастные оградки, аккуратные могильные памятники и фотографии мертвых уже ныне людей. Скосив глаза, она увидела, что сама лежит на носилках под брезентом. – Вы как? – Он начал светить маленьким, но очень ярким фонариком в ее глаза.
– Вы с ума сошли! Что вы делаете?! Я же еще живая!
– Вижу, что живая... Хорошо, что в себя пришли.
– Прекратите светить мне в глаза, мне больно! Голова раскалывается... – простонала Аксинья. – Не зарывайте меня...
– О чем вы говорите? Зачем нам вас зарывать! – похлопал ее по руке мужчина. И сказал, обращаясь к пожилой женщине: – У нее шок, всетаки удар по голове не прошел даром.
– Не хороните меня заживо, – чуть не плача, просила Ася. Она попыталась пошевелиться, но толстый брезент держал ее крепко и сковывал движения. – Выпустите меня! Помогите! Господи, это не хрустальный гроб! Что происходит?! Отпустите!
– Так, два кубика транквилизатора внутривенно, – сдвинул на переносице брови суровый мужчина.
Но пожилая женщина отвела его указующий перст и нагнулась к Аксинье:
– Девушка, возьмите себя в руки. А то вас в психушку поместят!
Но Ася уже впала в настоящую истерику. Острая игла шприца воткнулась в ее кожу, и Аксинью сначала накрыла волна ужаса и боли, а потом она получила лекарственный удар по мозгам, что тоже было весьма неприятно, но Ася быстро погрузилась в забытье.
– Главное, не надо сопротивляться. Вот что угодно, только не сопротивляться, милая, понимаешь? Очень плохо тогда будет. Чего я только не видала. Ох, чего только... Некоторые всё рвались на свободу. Бились об стены, бились... И что происходило, знаешь? Лучше не знать и не видеть... Крылья-то у всех обломались, стали тихими и неговорливыми. Так и сгинули. А вот если молчать, со всем соглашаться, то появляется шанс выйти отсюда.
Все это Аксинья выслушивала от маленькой, сморщенной старушки в белом старомодном, словно из кадров военной хроники, халате и аккуратной медицинской шапочке. Она хлопотала над лежащей на спине и смотрящей в потолок Асей.
Та совсем недавно отошла от действия лекарства, очнулась и снова с ужасом рухнула в пропасть отчаяния. Ее руки и ноги были крепко прикручены к кровати старыми ремнями из грубой кожи со здоровыми пряжками. Асю тошнило и мутило.
– Почему я привязана? – спросила она у старушки.
– Так это... распоряжение Бориса Викторовича. Буйная ты.
– Господи... Это психушка? – пронзила сознание Аси острая и страшная догадка.
– Лечебница для душевнобольных, – кивнула бабулька, протирая запястья Аксиньи мокрой марлей.
– Я не сумасшедшая! Выпустите меня отсюда! – закричала и судорожно задергалась Ася, все еще надеясь, что она видит кошмарный сон.
– Ну вот, сердешная моя, что же ты делаешь-то?! – испугалась старушка. – Я же только что тебе все говорила, все объясняла! Остановись, милая! Сейчас же прибегут санитары и сделают укол, а потом еще и еще... И не отвяжут еще долго, пока не успокоишься. Я же говорила!
– Но это невозможно! Отвяжите меня! Как вас зовут? Ну же?
– Зинаида Михайловна я, тетя Зина, – ответила бабулька, которой реально можно было дать лет сто, а то и сто двадцать.
– Тетя Зина, дорогая! Отвяжите меня! Я не сумасшедшая. Как я здесь оказалась? Дайте мне телефон!
– Не положено.
– Тетя Зина, прошу!
– Я не могу, милая. Я ведь здесь никто – всего лишь санитарка и давно должна быть на пенсии. Я здесь держусь на одном честном слове. Одно нарушение, и меня отсюда выкинут. Борис Викторович давно говорил, что ему такие старые работники не нужны. Что он не хотел бы, чтобы я умерла на рабочем месте.
– Но вы же не можете здесь держать нормального человека! – воскликнула Аксинья.
– Да я-то что? Я – человек маленький.
Раздался лязгающий звук открывающихся засовов.
– Ну вот! Все теперь... Я же предупреждала! – ахнула Зинаида Михайловна.
В палату вошли двое мужчин, которых словно специально пригласили сюда на подработку из борцов сумо. Лица у них были очень недовольные, злые и опухшие.
– Чего орешь?! Что за шум?! – рявкнул один из них.
– Где старший? Развяжите меня!
– О! Похоже, наша королева еще не пришла в чувство. Она опять за старое. А старше он, – кивнул один здоровый мужик в сторону другого, – на три года.
– Развяжите меня.
– Ты не пришла еще в себя. Колян, неси шприц.
– Нет! Не надо! Пожалуйста! Да выслушайте же вы меня! Зинаида Михайловна! – в отчаянии выкрикнула Аксинья.
– Я ничего не могу. Если меня отсюда уволят, мне – смерть. Я не могу отсюда уйти! – зашевелила сухими бледными губами бабулька и попятилась к двери.
– Нет! Нет! – металась Ася.
Снова укол, снова боль и снова беспамятство.
– Тихо, тихо, довольно. Теперь-то уж тихо. Ведь опять накачают наркотиками, – доносилось до слуха Аксиньи сквозь какую-то пелену.
Она открыла глаза, и из их уголков потекли слезы. Вокруг простиралась полутьма и рядом – серьезное, несколько озабоченное лицо Зинаиды Михайловны.
– Где я? – Ася не узнала даже свой голос.
– Да все там же, милая. Все там же... Ты только не шуми, и все наладится. Ничем я тебе помочь больше не могу, хоть убей меня.
– Да что же это такое? Я приехала сюда работать. Как меня могли сюда привезти? За что?
– Да я многого-то не знаю. Вроде как головой ты сильно стукнулась и говорила, что беседовала со статуей. Да ты не горюй! Стукнулась головой, мало ли что привидится. Отлежишься, и все пройдет.
– Да я сначала с ней разговаривала, а уже потом испугалась, оступилась и стукнулась.
– Не надо только подробностей. Ну, поговорила со статуей, и хорошо.
– Да это, может, и не статуя была! Я не знаю, темно было.
– Хорошо, не статуя была! Договорились! – не перечила ей тетя Зина.
– Не говорите со мной, как с сумасшедшей!
– Хорошо, не буду! Ты только не волнуйся. Как с тобой говорить?
Старушка снова протерла ей руки влажной тряпкой.
Аксинья скосила глаза и посмотрела на кровавые марлевые бинты.
– Вот видишь, что получается, когда сопротивляешься, – перехватила ее взгляд старушка.
– Но нельзя же из-за одного этого отправлять человека в сумасшедший дом? – возмущалась Аксинья. – Почему меня не обследовал врач?
– Ты погоди немного возмущаться-то. Больница у нас небольшая. Психиатр у нас один – Адам Львович, он же главный врач. Сейчас он в отъезде, но через пару дней вернется и конечно же обследует. Если все будет хорошо, то и отпустит.
– Пару дней?! Да я не выдержу и часа! – ахнула Аксинья.
– А без него Борис Викторович, временно его замещающий, тебя не отпустит. Он в психиатрии ничего не смыслит. Он просто терапевт и всех больных всегда оставляет до приезда главного врача. Больше скажу, – приблизилась к ее уху Зинаида Михайловна, – Борис Викторович очень нехороший человек. Не зли его. Твое спасение одно – дождаться Адама Львовича.
– Я не выживу...
– Все будет хорошо, а я помогу, чем смогу. Сейчас судно принесу тебе, в туалет сходишь.
– Какое унижение.
– Да какое унижение? Все же мы люди! – засуетилась бабка.
– Зинаида Михайловна, а могу я поговорить с одним человеком? – спросила Аксинья, думая о Науме Тихоновиче. – Свидание я могу попросить?