сте. Он с горя вскрыл себе вены и, истекая кровью, создал картину-шедевр под названием «Вечность». Вся любовь, вся боль, что бились в сердце бедного парня, вылились в его детище, в это полотно. Его жизнь удалось спасти, а «Вечность» ушла за двадцать миллионов долларов... Разве такого можно требовать от Художников каждый день?.. А парень этот заработал имя, уехал на долгие годы жить за границу... Написал много замечательных полотен, стал мультимиллионером... Я даже и не знаю, чем он занят сейчас. Он может быть владельцем чего угодно. А может уже и не делать ничего, живет себе на проценты от заработанного. Вот такая судьба... И я в каждого художника верю, а если он сейчас пьет, значит, так потребно его душе. Если он спит до часу дня, значит, так и надо... Зато, когда его окрылит вдохновение, он перестанет и есть, и спать, и наверстает упущенное... И я, Наум Свобода, которому самому не хватило божьего дара, никогда не закрою дверь ни перед одним, возможно, недопонятым талантом.
Как раз сейчас «недопонятые таланты» блуждали по кухне Наума в поисках еды и питья. Никто не обращал внимания ни на самого хозяина, ни на его гостью. Они же мило беседовали по душам, а эту историю о бедном художнике, ставшем мировой знаменитостью и миллионером, Ася от Наума слышала и раньше, а сейчас почему-то вспомнила.
– А как его звали? – спросила Аксинья.
– Не думаю, что я имею право это говорить.
– Очень известное имя?
– Очень...
Сама Аксинья не стала художником в полном смысле этого слова, шедевров не создавала. Ася была всего лишь даровитым декоратором, что давало ей приличный заработок, позволяло оплачивать мамин приют, дважды в год ездить на курорты и содержать свою квартиру и себя в полном порядке.
– «Клюковки» выпьешь? – предложил Наум Тихонович.
– Выпью.
Хозяин разлил по рюмкам приятного цвета жидкость.
– На собранной в болотце клюкве, экологически чистый материал, так сказать... За здоровье!
– Действительно, вкусно. Как же у тебя все уютно и по-домашнему.
– О чем ты говоришь! Мой дом – твой дом! Ты же знаешь, Ася! И в радости, и в горе... Но что-то мне подсказывает, на этот раз ты не с радостью. Бледное лицо, напряженный взгляд, дрожащие губы... Что стряслось, Аксинья? Мы столько лет знакомы... Ты можешь мне доверять.
– Конечно, поэтому и пришла... Выпьем еще?
– «Клюковка» понравилась или напиться хочешь?
– Это имеет значение?
– В принципе нет. Мне будет приятно услышать, что тебе по душе моя «клюковка». А если хочешь напиться, то в доме еще полно места, где я смогу тебя положить. И вообще, Ася, оставайся тут сколько надо.
– Спасибо. За здоровье!
Вторая рюмка догнала первую.
Ася придвинула тарелку, куда от души наложила винегрета, зная, что Наум делает его лично по старинному русскому рецепту, и все говорят, пробуя это блюдо: «Пальчики оближешь».
После четвертой «клюковки» напряжение ушло с Асиного лица, и она внимательно посмотрела в глаза человеку, к которому приехала. Наума Тихоновича вполне можно было бы назвать «чудаком» или «не от мира сего». Но у него были умные всепонимающие глаза.
– Ну, готова рассказать? – подбодрил хозяин.
– Ком в горле...
– Значит, любовь?
– Ух...
– В последнее время ты просто летала. Что? Оказался подлецом?
– Нет... – пожала плечами Ася. – Всего лишь обычным семейным мужчиной. Я оказалась так... для затравки, для оживления его семейных отношений. Все в выигрыше, кроме меня...
– Обидно?
– Очень больно. Обиды даже не чувствую, – всхлипнула Аксинья.
– Какое решение приняла? Надеюсь, не в петлю? – зыркнул на нее Наум Тихонович.
– Нет, конечно, до такой глупости я не дойду. Но краски жизни я потеряла. Не знаю, как твой художник от горя создал шедевр, я в апатии вообще никакая.
– Это тебе так кажется, Ася. Соберись!
– Пытаюсь! Для этого и приехала!
– Нужны деньги?
– Нет. Мне нужна работа!
– Сложная работа? – Наум Тихонович налил еще по рюмке и придвинул к гостье судок с холодцом.
– Да! Такой хороший, длительный и мудреный заказ!
– В который ты погрузишься с головой и забудешь своего «женатика»?
– Ты сам все понимаешь.
– Я-то понимаю, но не уверен, что тебе это поможет. Поверь опыту старика.
– По «клюковке»? – выдохнула Ася.
– Как скажешь. Решила все же напиться? Так это не поможет.
– Тоже поверить твоему опыту? – усмехнулась Аксинья.
– Очень большому опыту, девочка! Очень большому. – Наум Тихонович откинулся в плетеном кресле и задумался. – Заказ... Ты последний заказ сдала в начале декабря, потом захотела отдохнуть под Новый год? Взять новогодние каникулы, как все белые люди? Так и было сделано. Новый заказ на оформление элитной квартиры поставлен в очередь на конец января... А на каникулы ничего нет. Все уехали или отдыхать, или просто праздновать. Боюсь, не помогу я тебе. Какому идиоту приспичит заниматься ремонтом или декором в канун Нового года?
– Может быть, тому, кто не хочет нюхать строительную пыль, а желает вернуться в новом году к новому интерьеру? – робко сказала Аксинья. – Новый год, новый интерьер.
– Ты все-таки настаиваешь?
– Ага.
– Не хочешь нормально встретить Новый год?
– Не-а.
– Останься со мной. Никто приставать не будет, поживи, подыши чистым воздухом, отдохни... «Клюковки» много, еды навалом.
– Не-а.
– Вот заладила! Так хочется помочь, а ведь нечем пока. Давай выпьем!
– Давай! – Аксинья с интересом отметила, что лицо Наума вдруг разделилось надвое. – А ты – двуглавый змей? – икнула она.
– Я? Так меня еще никто не называл! – засмеялся Наум. – Но если хочешь, зови меня так.
И больше она ничего не смогла потом вспомнить.
Глава 4
Аксинья провалилась в какое-то странно-волшебное состояние полусна, полудремоты, полуфантазии...
Снилось ей, что она – самая настоящая принцесса, что уже само по себе не могло не радовать. У нее были длинные светлые волосы и голубое с белым платье, сверкающее мелкими, искристыми брильянтами... Сразу же возникали особая стать, походка, а уж как поднялась самооценка! Асю восхитили собственная хрупкость и легкость, тонкая талия в корсете. Не нравилось только одно, но существенное обстоятельство. То, что она лежала в хрустальном гробу, подвешенном на длинных блестящих цепях. Конечно, смотрелся он шикарно. Такой сверкающий и прозрачный, играющий на свету гранями. С другой стороны, ютиться в нем, на твердой поверхности оказалось очень неудобно, да и холодно. К тому же гроб все время неприятно покачивался.
У Аксиньи даже мелькнуло сожаление, что быть «спящей царевной» довольно противное дело, и тут ее стало мутить. Причем чем дальше, тем больше.
Она в панике подумала, что очень нехорошо получится, если к ней все-таки прискачет принц на белом коне, поцелует, а ее стошнит в ответ.
Поэтому Аксинья сдерживалась, как могла, но легче ей не становилось.
«Чего же он так качается? Вроде и ветра нет. И с чего я решила, что должен прийти какой-то принц?» – злилась она, лежа в своем хрустальном сокровище.
Но принц все-таки появился, и оказался он красив и статен. Правда, она не видела его лица, зато слышала голос. Принц завел какой-то монолог, из которого Ася ничего не смогла разобрать. Но чувствовала, что ею восторгаются, и Аксинье это очень нравилось. Она ждала нежного и долгого поцелуя, который исцелит все ее тревоги и разочарования. Но вместо этого принц похлопал ее по лицу, а затем по предплечью, словно она была породистой лошадью, и удалился.
В крайнем разочаровании Ася погрузилась в темноту. Проснулась она, когда за окном вовсю светило солнце. Ася потянулась и зевнула. Ее сильно тошнило, а голова просто раскалывалась. Она даже не сразу сообразила: где она и зачем она здесь. И как попала в комнату с круглым столиком, двумя мягкими диванчиками, стоящими по обе стороны от окна, и деревянным большим шкафом с резными дверцами. Потолок был низким и тоже деревянным, а шторы – яркими и веселыми.
Аксинья протерла глаза и с удивлением уставилась на молодую девушку, сидящую на противоположном диванчике и одетую в халат, слишком короткий и весьма потрепанный. На голых белых ногах болтались огромные тапки, а в худеньких ручках тлел огонек от сигаретки.
– Привет, – подала незнакомка голос.
– Здрасьте...
– Я – Рыжик, – представилась девушка, пояснив: – Раньше была рыженькой, а сейчас вот перекрасилась в блондинку, но кличка осталась.
– Понятно... А я – Ася, мы ведь незнакомы? – поморщилась она.
– Я видела тебя пару раз, но нас не представляли друг другу.
– А который час? – тряхнула головой Аксинья.
– Час дня где-то...
– Ого! Вот это я спала! Ничего не помню...
– Да ты вчера напилась сильно. Я видела, как тебя несли в эту комнату. Ты была прямо без сознания.
– Позорище.
– Да брось ты! Здесь каждый день кто-то нажирается! Я вот тоже две недели не просыхаю.
– Ты такая молодая...
– Из дома сбежала, отчим замучил, гад! Вот почищу крылышки и снова воспряну духом!
– Ты студентка?
– Ага! Прикладного факультета Академии искусств.
– Делаешь успехи?
– Так... хорошистка! Но Наум в меня верит! Как и во всех нас. Мировой мужик! Что бы мы без него делали? Я все переживаю, что он старый. Вдруг копыта отбросит?
– Да что ты, Рыжик! Наум Тихонович – очень крепкий мужчина!
– Это-то да... Пьет много, и все нипочем... Может, опохмелимся? – затянулась девушка.
– Не-а, сильно тошнит.
– Эх, значит, еще не алкоголик.
– Надеюсь, – слабо улыбнулась Аксинья. – И тебе не советую увлекаться.
– Ладно! Без тебя как-нибудь разберусь, а учителей у меня дома хватает, – шмыгнула носом Рыжик. – Ты своих детей воспитывай!
– Своих нет.
– А пора бы. Ты похожа на потасканную Барби! – вдруг выдала девушка.
– Спасибо на добром слове! – огрызнулась Ася.
– Да не обижайся! Я, наоборот, к тому, что ты очень красивая, просто смешная. Какая-то взлохмаченная.