– Ты не слишком его?.. – спросил Степа.
– Да и черт с ним!
Мы запихали Гумбатова в багажник «ауди». Даже согнутый в три погибели, он там едва поместился, и пришлось сильно давить на крышку, чтобы сработал замок.
– Хочешь, я сяду за руль? – благородно предложил Степа. – Если не повезет, я как-нибудь выкручусь, а ты сможешь доделать дела.
Я отрицательно покачал головой и пошел искать ключи от «шестерки». При падении Саши они отлетели далеко в сторону, но мне повезло, я наткнулся на них почти сразу. Поднял, положил на крышу «жигулей». Все, теперь можно ехать. Я огляделся по сторонам: где же Виктор? Или его вообще не было во дворе, или он умел сливаться с темнотой. Что ж, обойдемся без прощаний. И будем надеяться, что он, как обещал, перегонит «шестерку» в такое место, которое позволит строить множество версий об обстоятельствах исчезновения Саши.
Выезжая с места парковки, Степа не рассчитал, и бампером «тойоты» процарапал боковину «шестерки». В темноте звуки всегда кажутся громче; я испугался, что, услышав скрежет металла о металл, к окнам бросится половина жильцов, в том числе Маша.
Степа высунулся в открытое окно, посмотрел, как сцепились машины. Надо было дать чуть вперед и выкрутить руль, но он опять врубил заднюю передачу. Пикап дернулся и, еще больше разодрав борт «шестерки», наконец выехал.
Я выразительно постучал кулаком по лбу. Степа развел руками: бывает, и уже аккуратнее, без рывков и аварий, поставил «тойоту» впереди моей черной «ауди».
Когда решали, куда везти Сашу, я вспомнил про базу карликовых спецназовцев. Не самое удачное место в смысле маршрута, по дороге можно было не один раз нарваться на гаишников, но предчувствие говорило мне, что мы доберемся без происшествий. А уж там, на заброшенной базе, можно делать все, что угодно.
Как я и рассчитывал, добрались мы без осложнений. Правда, я изрядно понервничал, когда в хвост мне пристроилась гаишная тачка. Несколько кварталов она держалась позади меня на одном и том же расстоянии, но в конце концов резко прибавила скорость и обошла справа. Я разглядел бесстрастные лица инспекторов в патрульной машине. Во время обгона водитель приоткрыл форточку и бросил окурок, ярко брызнувший искрами при ударе об асфальт впереди моей «ауди». Знали бы они, что обгоняют свое счастье! Орден не орден, но премию им бы наверняка дали, догадайся они обыскать «аудюху». А глупее всего получилось бы, если б они, когда ехали сзади, зазевались и воткнулись в мой багажник…Будто услыхав мои мысли, Гумбатов очухался и начал брыкаться, заметно раскачивая машину. Но стоило мне подумать, что надо остановиться и успокоить его, как все прекратилось.
Мы пролетели спящее Токсово, миновали площадку для отработки навыков маневрирования и углубились в просеку. Она мне показалась короче, чем в прошлый раз. На ограде заброшенной базы горел одинокий фонарь, который издалека служил нам ориентиром.
Мы заехали на территорию и встали так, чтобы осветить как можно большую площадь. Вышли, не глуша моторов. Обстановка действовала угнетающе. Я не отличаюсь повышенной мнительностью, но то и дело казалось, что из темноты кто-то наблюдает за нами, подкрадывается, готовит оружие. Надо было в другое место поехать; вот только в какое? Домика с оборудованным подвалом, в каком Татарин держал своих пленников, у меня нет…
– Кажись, никого, – прошептал Степа.
Прошептал и смутился; откашлялся, сказал громче:
– Ну чего, давай разгружаться?
– У тебя фонарь есть?
– Нет.
– Черт, и я не подумал!
Я двинулся на разведку. Сперва мне казалось, что по сравнению с моим прошлым визитом ничего не изменилось. Разве что окончательно растаял снег Ни малейших свидетельств того, что на базу кто-то наведывался, я поначалу не замечал…
Я дошел до пристройки с высокой трубой и замер, глядя на приоткрытую дверь. Я хорошо помнил, как еще две недели назад она была со всех сторон приварена к косяку. Я хорошо запомнил крепкий ровный шов и еще подумал тогда, что не любой сварщик возьмется его распустить.
Сейчас дверь была приотворена на ширину в пол-ладони, и ее края выглядели зубастыми, как открытая ножом консервная банка. Стыдно признаться, но я почувствовал себя не очень уверенно. Оглянулся: силуэт Степы контрастно чернел на фоне машин. Я подошел к двери, нащупал ручку и потянул.
Все-таки это оказалась котельная.
Огонек бензиновой зажигалки помог мне отыскать выключатель. Он располагался на стене, справа от входа. Не рассчитывая на положительный результат, я нажал кнопку, и под потолком вспыхнула лампа, большая, как химическая колба.
Бетонный пол покрывал толстый слой пыли, испещренный многочисленными отпечатками ног. Следы были разными. Мне казалось, что я различаю и незамысловатую подошву армейского башмака с подковкой на каблуке, и витиеватый рисунок кроссовок. Как минимум, в котельной натоптали три человека. Чьи-то следы были едва заметно видны, другие выглядели совсем свежими. Но все они были небольшого размера. Максимум – тридцать седьмого.
Обстановку котельной составляли стол, два жестких стула и металлический шкафчик, точно такой же, в каком я провел незабываемый час после задержания карликами. Дверца была приоткрыта, и я мог разглядеть, что внутри шкафа ничего нет. А на столе лежали журнал «За рулем», номер первый за девяносто второй год, открытая пачка сигарет «Аюдаг» (я видел такие, когда служил в армии, в Дагестане), алюминиевая ложка, и стояла такая же кружка, пустая, изнутри покрытая коричневым налетом.
Котел, или как это там правильно называется, был огромных размеров, почти с железнодорожную цистерну, и стоял на опорах из металлических уголков. Сверху к нему были подведены какие-то трубы диаметром с хорошее дерево, а заслонка открыта, так что я видел нутро, производившее жутковатое впечатление: щербатые красные кирпичи, горелка, напоминающая спасательный круг, и крохотная кучка пепла на дне.
У стены напротив входа лежали какие-то книги, две высокие стопки, стянутые проволокой. Серые картонные обложки без надписей, пожелтевшие обрезы страниц…
– Ты чего там? – донесся до меня голос Степана.
Я вздрогнул, погасил свет, вышел и затворил тяжелую дверь. Я вернулся к Степану, сказал «Подожди» и вошел в дом. Как и в котельной, освещение здесь было в норме. Широкий коридор по сравнению с моим прошлым визитом не изменился, только пыли и грязи стало как будто бы больше.
Я прошел по коридору и обнаружил, что он заканчивается решеткой и дверью. Они были не заперты. Я их открыл, нащупал на стене выключатель и зажег свет.
Коридор сужался и уходил вниз, в подземный этаж. По обе стороны коридора были проделаны арки, которые вели в большие комнаты без окон, заставленные двухъярусными кроватями, солдатскими тумбочками и табуретками. Все понятно, казарма! В нашей спортроте, кстати, была очень похожая, и жилые помещения было почему-то принято называть «кубриками», на флотский манер. Я внимательнее пригляделся к кроватям, будучи почему-то уверен, что они должны быть размером меньше стандартного. Нет, такие же, как и в любом армейском подразделении. Только вот что интересно: некоторые кровати были аккуратно застелены, другие же отсвечивали голой металлической сеткой.
Казарма заканчивалась деревянной дверью. Из замочной скважины торчал ключ. Я повернул его и вошел. Десяток двухместных столов, скамейки, подшивки пожелтевших газет, портрет Ельцина на стене. За пустым книжным шкафом виднелась еще одна дверь. Открыв ее, я оказался на пороге очередного коридора, под небольшим углом уходившего вниз, в темноту.
Я вернулся на улицу.
– Сколько можно болтаться? – пробурчал Степа. – Я думал, ты себе где-то шею свернул.
– Тут кто-то был недавно.
– Они и были, наверное. Сашок с товарищами. Может, и деньги где-то здесь спрятаны.
Я поднял крышку багажника «ауди». Степа взял Гумбатова за ноги, дернул, перекинул через порог. Перочинным ножом перерезал клейкую ленту на щиколотках, потом одной рукой взял его за воротник куртки и выволок из машины, сильно зацепив головой о торчащие детали замка. Гумбатов замычал и задергался.
– Чего?
Пленник замычал энергичнее.
– Будешь говорить, когда спросят. – Степа содрал скотч с глаз Гумбатова; процедура получилась болезненной, на ленте остались ресницы и добрая половина бровей, так что не будь Сашин рот крепко заклеен, его крик услышали бы и в городе.
Степан ткнул Гумбатову указательным пальцем в солнечное сплетение, взял за шиворот и отвесил сочного пинка, указывая направление. Гумбатов засеменил к входу в дом. Не доходя до порога двух метров, он рухнул, но разлеживаться побоялся и начал быстро вставать.
Я тронул Степу за локоть и напомнил, что мы договаривались придерживаться старой ментовской тактики:
– Ты добрый, я злой. Так что пока не трогай его.
– Хорошо. Только очень уж хочется.
Гумбатов встал на ноги и затравленно озирался. Я мог представить его состояние. Если уж мне было не по себе на этой заброшенной базе, то что должен был чувствовать он?
– Вперед! – рявкнул я. – Не оглядываться!
Мы дошли до казармы. Гумбатов пару раз пытался рассмотреть нас, косясь через плечо, но я пресекал эти попытки ударами ног в поясницу.
Больше всего я боялся, что не смогу удержаться и забью Гумбатова до смерти раньше, чем он ответит на наши вопросы. Оставалось надеяться, что присутствие «хорошего» Степы удержит меня от поспешной расправы.
Гумбатов прошел половину наклонного коридора казармы, когда я сбил его с ног ударом под колено.
– Лежать!
Я нырнул под арку в спальный отсек, подхватил две табуретки и вернулся. Я нарочно задевал ими стены и топал; Саша, до того лежавший носом в пол, начал поднимать голову. С криком «Получай, сука!» я разнес табуретки на куски, ударив ими в пол около гумбатовской головы, поочередно с одной и другой стороны.
Степан кинулся меня успокаивать. Я вырывался, брызгал слюной, пытался дотянуться до Гумбатова ногой. Раз или два я достал его каблуком по спине, а потом Степан оттащил меня на безопасное для пленника расстояние.