– Арриба, абахо, аль сентро, – начала она тост.
– И па дентро, – закончил за нее Бладшот.
Кей Ти замерла, округлила глаза. Стараясь не ждать от этого слишком многого, всем сердцем желая, чтоб Хартинг ничего не заметил, сдержать легкой, едва заметной улыбки она не смогла.
– Да вы в мысли подглядываете, – сказала она.
Бладшот подмигнул ей, и девушка придвинула к нему первую из его стопок, а сама осушила свою. Собираясь с духом в преддверии неизбежного.
– Посмотрим, что я вправду люблю, – сказал он.
Новое отклонение от сценария. Да, вот оно! Этого было довольно. Похоже, он действительно начал вспоминать – вспоминать правду, не то, что запрограммировано.
– Послушайте, я должна кое о чем… – заговорила Кей Ти.
Но тут началась песня. Простые аккорды баса, бас-барабан, малый барабан, хай-хет и, наконец, гитара.
– Start a conversation and you can’t even finish it[13]…
На раздумья у нее был всего миг, а после Бладшота скрутит. Кей Ти знала: сейчас фальшивые воспоминания начнут бить его, точно молоток. Вот его отшвырнуло назад, как будто зарядом картечи в центр тяжести, в корпус. Вот стол снова треснул, развалился на куски под его тяжестью. Не просто же так все это разыгрывается поздней ночью, когда весь персонал расходится по домам и безмолвными свидетелями происходящему могут стать только роботы у конвейера мини-завода за стенкой.
– Послушайте, о чем бы ни шла речь, вы не обязаны этого делать, – сказала она.
Бладшот замер. Он в самом деле слушал ее. Кей Ти шагнула к нему, взглянула ему прямо в глаза, всем сердцем желая, чтоб он на самом деле все осознал.
– Вы меня слышите? – едва не с мольбой в голосе продолжала она. – У вас есть другой выбор.
На миг впереди забрезжила надежда. На миг он заколебался, однако… что могли значить ее слова – слова почти незнакомой (с его точки зрения) женщины, не говоря уж об остаточной памяти, в сравнении с воспоминаниями об убийстве жены? Зов жажды мести был слишком силен, потому-то Хартинг с дружками так все и обстряпали.
– Меня не забыли, – сказал он, в который раз повторяя запрограммированную реплику. – Я знаю, отчего и как остался один.
С этими словами он вновь, вновь обогнул ее и вышел из комнаты отдыха.
– Нет, – сказала Кей Ти в пустоту. – Нет, не знаешь.
Глава двадцать четвертая
Стоя у компьютерного терминала в оперативном центре, Хартинг повертел головой, разминая шею, растягивая челюстные мышцы. Да, прежде он откладывал мысли о том, как придется поступить с Кей Ти, до лучших времен, но теперь ему сделалось ясно: справиться с ситуацией как профессионал она неспособна. Жаль, жаль, ресурсом она была весьма полезным, но в конечном счете оказалась слишком чувствительной, щепетильной для этой работы. Он даст ей еще один шанс, и если девчонка не возьмется за ум, то…
Стоя у выхода наготове, Тиббс с Дальтоном смотрели на главные мониторы. Там, на экранах, чуть менее, чем восемьюдесятью этажами ниже, Бладшот целеустремленно шагал через подземный гараж.
– Олл-райт, – пробормотал Хартинг, затем включил микрофон и, вкладывая в свои слова должную меру «отчаяния», заговорил громче. – Куда вы?
– Док? Как вы… – начал Бладшот.
В который уж раз не может связать причину со следствием… Хартинг даже не мог бы сказать, смешно это или грустно.
– У вас в мозгу миллиарды беспроводных микропроцессоров. Немедленно вернитесь.
– Нет, – ответил Бладшот. – Мне нужно закончить кое-какое дело.
– Бог ты мой, вот же упорный тип, – пробормотал Дальтон, устремив взгляд на Хартинга. – Не проще ли будет начинить всей этой электроникой меня?
Не веря собственным ушам, Хартинг хлопнул ладонью по кнопке выключения микрофона. В комнате воцарилась мертвая тишина. Техники дружно сделали вид, будто чем-то заняты. Развернув кресло, Хартинг смерил Дальтона взглядом.
– Именно потому, что он упорен! – процедил он. – Потому что эти миссии – чистое самоубийство. Потому что всем нам известно, каким образом вы лишились ног. Уж конечно, не на бегу к цели. Но если вы недовольны моими подарками, можете хоть сейчас вернуть их назад и ползите из моей лаборатории к чертовой матери.
Стараясь взять себя в руки, Хартинг развернулся назад, к монитору. Ну, отчего ни один из его подчиненных не может попросту делать свое дело, без жалоб и без обид? Вот Дальтон, похоже, абсолютно неспособен понять, что Гаррисон был куда лучшим оперативником, чем он. Надлежащим образом мотивированный, Бладшот начисто забывает о самосохранении, тогда как о Дальтоне этого не скажешь.
Тут Хартинг краем уха услышал Дальтонов рык.
– Чего пялишься? – рявкнул бывший «котик» на Эрика.
Техник втянул голову в плечи, склонился к самой клавиатуре.
– Вам обоим пора, – сказал Хартинг Дальтону с Тиббсом.
Оба покинули оперативный центр. Доктор позволил себе немного помедлить, обрести равновесие, успокоиться. «Другие люди так раздражают, – подумал он. – Однако… вернемся-ка к нашему фарсу».
С этими мыслями он снова включил микрофон.
– Ваше единственное дело – это мы. Кроме нас, вы ни единого человека на свете не знаете.
Пара техников оглянулась в его сторону. Вероятно, он слегка переигрывает. Определенно, сегодняшнее его выступление – не из лучших.
Глава двадцать пятая
Хартинг смотрел через плечо Эрика на монитор. На экране возникло отретушированное фото Ника Бариса, анфас и профиль. Именно этот портрет, это лицо они внедрили в ложные воспоминания Бладшота на сей раз. Базовый шаблон «турист в отеле» всегда оставался одним и тем же; изменения старались сводить к минимуму, обходясь лицом да телосложением. И липовый Барис, и липовый Эйкс, и остальные – все, как один, любили песню «Psycho Killer» группы «Talking Heads», и, следовало признать, Хартинг с этой песней тоже сжился, что бы о ней Эрику ни говорил.
Бладшот летел на «угнанном» лайнере где-то над Индийским океаном. Эрик отстучал на клавиатуре пару команд, и на экране возникло увеличенное изображение – трансляция со спутника, вид сверху на роскошное поместье Бариса в горах Хавеква, в Южной Африке, к западу от Кейптауна. Некогда поместье было винодельней, работавшей на сырье с местных виноградников, окружавших предгорья Хавеквы. Теперь, под защитой высокой стены и под усиленной охраной вооруженных патрулей, оно казалось не столько роскошным жилищем, сколько чем-то наподобие крепости. Очевидно, на строжайшие южноафриканские запреты относительно вербовки военных наемников Барис плевал с высокой колокольни… Интересно, крайне интересно, как Бладшот сумеет управиться на сей раз? Задача ему предстояла намного, намного сложнее прежних. Хартингу Барис был очень нужен: выполнение задания значительно упрочит его положение в глазах хозяев, да и Барис – из тех тараканов, которым следует прищемить хвост пожестче. Однако на самый уж скверный случай план замены Бладшота на лучшую, более эффективную, более послушную платформу для своего микроскопического оружия Хартинг уже составил, и Харлану Дальтону этой платформой не быть, что бы он о себе ни мнил.
– По данным наблюдения Барис прибыл сюда два дня назад, – сообщил Эрик, прерывая раздумья доктора. – И с тех пор не уезжал.
– Охрана? – спросил Хартинг.
– Восемнадцать человек, чередующиеся смены, – ответил Эрик.
Со схожим количеством Бладшот дело уже имел, но в Будапеште ему сыграл на руку фактор неожиданности, а Эйкс оказался дураком. Здесь же Бладшота ждут, а Барис – отнюдь не дурак.
– И наш человек обнаружит?.. – продолжал Хартинг.
– В точности то, что нам нужно, – заверил его Эрик.
В голосе техника чувствовалось легкое самодовольство. За реалистичность скормленного нанитам фальшивого следа Бариса, включая сюда сведения о месте его пребывания и принятых мерах безопасности, отвечал именно он.
– Дайте мне знать, когда он пойдет на посадку, – велел Хартинг.
Техник кивнул, и доктор покинул оперативный центр.
«Это ее последний шанс», – решил он, снова задумавшись о неповиновении Кей Ти. Бладшота в сегодняшнем деле он с очень высокой вероятностью мог потерять, и терять еще одну инвестицию, если только это возможно, очень бы не хотелось.
Кубрик Кей Ти был обставлен с той же спартанской простотой, как и комнаты прочего личного состава «Бензопилы». Проявления индивидуальности с их стороны не поощрялись: по-видимому, Хартинг не хотел напоминать о том, что они потеряли. О мире, по сути, оставшемся позади. Тиббс с Дальтоном приняли это охотно. Купились на какую-то чушь насчет «воинствующих монахов». Кей Ти же просто чувствовала себя, будто в тюремной камере.
Лежа на койке, она смотрела в потолок, и вдруг двери в кубрик разъехались в стороны. Появление на пороге Хартинга ничуть не удивило и не обрадовало. Ну что ж, вот и все? Она, наконец, перегнула палку? При этой мысли Кей Ти едва удержала руку, невольно потянувшуюся к дыхательному аппарату на горле – к той части тела, что принадлежала не ей, а ему.
– Тихий час кончился, папочка? – спросила она.
Переступая порог, Хартинг явно, заметно сдерживал раздражение. Кей Ти понимала, что ведет себя, точно девчонка не в духе, и та часть ее «я», что еще интересовалась самосохранением, криком кричала, умоляя остановиться, но в эту минуту действия в собственных интересах остались для нее далеко позади. Она понимала: продолжать эту работу, оставаясь собой, не сможет. Слишком уж невыносимы и грязные игры с разумом Рэя, и растущие день ото дня груды трупов – а ведь кровь всех этих людей и на ее руках. Вдобавок, Кей Ти сознавала, что, кроме нее, все это никого вокруг не волнует.
«И все это – затем, чтобы дать Рэю чуточку свободы волеизъявления?» – усомнилась она. Какую бы общность с ним она ни чувствовала, знаком ей он был, в основном, по досье. В конце концов, виделись они только во время его «рабочих циклов», повторявшихся снова, и снова, и снова…