— Вот умора! — сказал он. — Значит, ты решила, что я преступник?
— Хм…
— Думаешь, я мошенник какой-нибудь?
Лучше не напоминать ему об ограблении банка; я одернула юбку и положила сумку на колени. Мы повернули налево. Дома стали попадаться все реже.
— Значит, ты считаешь так?
— Не знаю, кто вы такой, и меня это совершенно не интересует, — сказала я.
Он остановился перед светофором, покусывая нижнюю губу. Не удивительно, что она у него так потрескалась. Когда дали зеленый свет, машина рванулась вперед, словно вспомнила вдруг о чем-то. Завизжали покрышки, запрыгали перед зеркалом меховые маски.
— Дело в том, что я автогонщик, — сказал Джейк. Я подумала, что он подсмеивается над своей манерой вести машину, но лицо его оставалось серьезным. — Я участвовал во многих автородео в нашем округе: в Хейгерстауне, на Потомаке… В Мэриленде их устраивают чуть ли не каждый день.
— Каждый день? Автородео?
— В прошлом году я выиграл три раза. Но обычно мне больше везет.
— А я-то думала, автородео бывает только по субботам и воскресеньям. Так вот чем вы зарабатываете себе на жизнь.
— Чем и сколько я зарабатываю — мое дело.
— Я хотела сказать…
— Если понадобится, могу наняться на несколько дней в автомастерскую или любое другое место. Но по душе мне только гонки. Понимаешь, живет во мне этот идиотский дух разрушения. Хлебом не корми. Терпеть не могу спокойной жизни: сидишь в каком-нибудь доме, связан по рукам и ногам, жена, дети, золотые рыбки… То ли дело, когда под рукой надежный, крепкий «форд» образца шестьдесят второго — шестьдесят третьего года или что-нибудь в этом роде. Раздолбаешь все вокруг в пух и прах. А потом ка-ак врежешься в землю, машина — в лепешку. По мне, лучше не бывает. — На полном ходу он объехал какое-то мертвое животное. — А ты небось подумала, что я преступник?
— Да, но…
— Хочешь знать правду? — Я выжидающе молчала. Он посмотрел на меня и отвел глаза. В темноте трудно было разглядеть выражение его лица. — Беда вот в чем: я жертва импульса.
— Жертва чего?
— Импульса.
— Вот как!
— Так говорил один мой дружок. Оливер его звали, Оливер Джеймисон. Этого головастого типа я заприметил в колонии. Тогда мы были еще сосунками. Понимаешь, ему все — море по колено. Посадят его под замок, а он вытаскивает книгу и давай читать, вот какой парень. Я, стоит мне попасть за решетку, становлюсь прямо как бешеный. Вот ей-ей! Бешеный. На все готов, только бы удрать. Взять хотя бы эту самую колонию: я сломал там щиколотку, когда прыгал из окна уборной священника. И с этой сломанной щиколоткой бежал до леса. А всего-то мне оставалось отсидеть еще какой-нибудь месяц. Вот тогда этот самый Оливер и сказал так про меня. Когда меня притащили обратно, он сказал: «Ты жертва импульса, Джейк». И это застряло у меня в башке. «Ты жертва импульса», — сказал он мне.
Он свернул на небольшое шоссе. Машины двигались по нему всего в два ряда. Мотор угрожающе зарычал.
— Сильные, они замков не боятся, — продолжал Джейк. — Вот Оливер умел держать себя в руках. Нравился он мне. Я называл его по инициалам — О. Д. Он любил устраивать взрывы. Знаешь, эти детские шуточки — взять да подбросить бомбу в почтовый ящик. И бомбы эти он делал сам. Сообразительный был парень. Когда они увидели, что он наделал этими бомбами, химическая фирма предложила ему стипендию, но он, конечно, послал их ко всем чертям. И правильно, по-моему. Одно дело — получать удовольствие, взрывать почтовые ящики. Другое — вкалывать на химическую фирму.
Водитель встречной машины мигнул фарами — наверняка, чтобы Джейк выключил дальний свет. Но Джейк, казалось, не обратил на это внимания.
— Я ему тогда сказал, — продолжал он, — «Импульс импульсом, а обстоятельства тоже много значат». Возьми хотя бы сегодняшний день. С самого начала неудача за неудачей. Не рассчитал время. Потом какой-то болван вытащил пистолет. Понимаешь, о чем речь? Везет мне как утопленнику. Невезучий я.
— Не понимаю, почему вы так считаете, — вставила я.
— Как почему?
— А что, если бы, например, эта машина не завелась? Там, на заправочной? Ее же оставили для ремонта. Что было бы, если бы она не завелась после того, как вы пошли и заперли на цепочку?… А если бы там не оказалось ключа? В других местах больше порядка: они держат ключи в кассе или в каком-нибудь другом надежном месте. Или если бы этот парень оказался на улице — что тогда?
— Тогда бы я свистнул машину где-нибудь в другом месте.
— Но…
— Возьмем, к примеру, почтовый ящик. Ты слышала о таком трюке? С почтовым ящиком? Забиваем чем-нибудь щель, чтобы письмо не пролезало. Подъезжает человек, хочет опустить письмо, да не тут-то было. Тогда он вылезает из машины — посмотреть, в чем загвоздка. Ключ, конечно, остается на месте, мотор работает, дверь нараспашку. И все, что от тебя требуется, — быстро вскочить в машину. Проще простого. Ясно?
— Но он же сразу поймет, в чем дело, — сказала я. — И бросится следом за вами.
— Твоя правда, — согласился Джейк и щелкнул пальцами, — Соображаешь. Я бы никогда на это не пошел, если бы имелись другие возможности.
— Вот именно, — сказала я, потом вспомнила: — Да, но я хочу спросить, как же можно считать себя невезучим, если все вышло так удачно?
Он повернулся. Я почувствовала, он смотрит на меня в упор.
— По-твоему, это везение? Когда какой-то идиот оказывается вооруженным, включаются телекамеры, а у тебя на руках остается дамочка, которая нужна тебе как зуб в ухе, — и это везение?
— Да, но…
— Это все обстоятельства, они против меня, — сказал Джейк, — Как я говорил Оливеру: «Всего не предусмотришь». События ускользают из-под моего контроля. Но Оливер, Оливер — это да. Соображал, что к чему. «Вся твоя жизнь, — говорит, — ускользает из-под твоего контроля. Вся твоя жизнь». Этот парень соображал, что к чему.
Не знаю, в котором часу мы остановились. Пожалуй, около десяти. Мы ехали сквозь глухую, беспросветную тьму, в которой кажешься себе песчинкой. Дорога была неровная, ухабистая, с множеством поворотов, перекрестков, стоп-сигналов; я клевала носом, но на каждом ухабе снова возвращалась к действительности, ни на минуту не могла забыть о том, где нахожусь. Едва мы остановилась, я мгновенно пришла в себя и насторожилась:
— Что случилось?
— Чертов мотор, заглох. — Он включил внутренний свет, и я зажмурилась, — С самого начала знал, так оно и будет.
— Может, кончился бензин?
Он посмотрел на бензомер. Постучал по нему.
— Точно?
Было ясно, я права (он отводил глаза). Потом он вышел из машины и сказал:
— Садись за руль, верти баранку, а я подтолкну ее к обочине.
— Но я не вожу машину.
— Ну и что? Садись за руль и верти баранку — только и делов. Садись за руль.
Он захлопнул дверь. Я села за руль. Через секунду я почувствовала, как он сзади навалился на машину и она дюйм за дюймом стала двигаться вперед, а я как могла выворачивала руль, хотя почти ничего не видела из-за включенного в машине света.
Осторожно вела машину вдоль дорога, а сама думала, что бы я стала делать, если бы мотор вдруг заработал и машина рванула вперед. Свобода! Я бы оставила его далеко позади и устремилась к ближайшему шоссе. Да только я ведь совсем не умею водить и плохо представляю, где педаль тормоза.
Наконец я повернула руль вправо, и машина сползла на узкую полоску обочины, сухие кусты застучали по борту.
Джейк закричал. Машина остановилась. Он подошел, открыл дверь и сказал:
— Какого черта ты загоняешь ее в лес?
— Я же говорила, что не умею водить.
Он вздохнул. Протянул руку и выключил свет.
— Ладно, вылезай.
— Что же мы будем теперь делать?
— Двинем к той самой бензоколонке, которую недавно проехали.
— Может, я лучше останусь и подожду вас?
— Как бы не так!
Я вылезла из машины. Ноги затекли, и туфли словно изменили форму, стали не по ноге.
— Это далеко?
— Не очень.
Мы пошли по середине шоссе — машин не было ни с той, ни с другой стороны. Он опять схватил меня за локоть, за то же самое больное место. Рука его показалась мне маленькой и жилистой.
— Послушайте, — сказала я, — отпустите руку, я пойду сама, куда я от вас денусь?
Он ничего не ответил. Но руку не отпустил.
В воздухе пахло сыростью, как перед дождем, потеплело. Во всяком случае, я хоть дрожать перестала. Насколько я могла разглядеть, мы находились где-то в сельской местности. Миновали сарай, потом навес, откуда доносилось сонное кудахтанье кур.
— Где же мы все-таки? — спросила я.
— А я почем знаю. Где-то в Виргинии.
— Ноги болят.
— Все же очень странно, что ты не умеешь водить машину, — сказал он, как будто это было причиной всех наших бед. — Идиотство в чистом виде.
— Что ж тут идиотского? — спросила я. — Одни умеют водить машину, другие — нет. Я из тех, кто не умеет.
— Только самые безмозглые не умеют водить машину, — сказал Джейк. — Я лично так считаю.
Он вытер лицо рукавом. Мы все шли по дороге. Обогнули поворот, который вселял в меня надежду, но за ним была все та же темень.
— Вы ведь, кажется, говорили, что это недалеко, — заметила я.
— Так оно и ость.
— Ноги отваливаются.
— Ничего, держись. Дойдем помаленьку.
— Ноги болят от пальцев до колен.
— Хватит об этом. Неужели этот тип не мог как следует заправить бак?
— Может, он не знал, на сколько времени вы хотите ее украсть.
— Но-но, поосторожнее, мадам, — сказал он.
И я решила быть поосторожнее.
Заправочная станция оказалась за следующим поворотом. Не бог весть что: тускло освещенная вывеска, два насоса и перекошенный навес. Как только мы ее увидели, Джейк отпустил мою руку.
— А теперь слушай внимательно, — сказал он. — Попросишь у этого парня канистру бензина. Ясно?
— Почему это просить всегда должна я?
Что-то толкнуло меня в спину — пистолет. Боже, опять пистолет, а я-то думала, что с этим покончено раз и навсегда. Я совсем про него забыла, будто его и в помине не было. Этого черного обрубка в руке «жертвы импульса». Я перешла через дорогу и п