В феврале в гостинице «Россия» был большой пожар, несколько десятков человек погибли, и хотя официально было объявлено, что причина пожара – невыключенный паяльник, который забыли в радиорубке, в населении упорно ходили слухи о том, что это был умышленный поджог, диверсия и террористический акт, такой же, как за месяц до этого в метро.
– А говорят, что бомба в одно и то же место дважды не падает, – заметила Тамара. – Если где-то был пожар, то можно быть уверенным, что в ближайшее время там ничего подобного не случится.
– Это смотря как понимать термин «место», – возразил он. – Если понимать его как конкретный этаж в конкретной гостинице, то, возможно, я бы с тобой согласился. А если понимать слово «место» как «город»? И слово «бомба» можно понимать не как «пожар», а как «несчастье». В январе у вас взрыв в метро с человеческими жертвами, в феврале – пожар в гостинице, я уже начинаю побаиваться находиться в столице. У нас в Горьком куда спокойнее. Сколько лет твоим родителям?
Переход оказался для Тамары настолько неожиданным, что она немного растерялась.
– Отцу шестьдесят один, маме пятьдесят пять, а что?
– О, так они у тебя совсем еще молодые! – почему-то обрадовался Григорий. – Молодые и полные сил, да?
– В общем, да, – улыбнулась Тамара. – Мама только-только вышла на пенсию, а папа работает и собирается работать еще долго. Почему ты спросил?
– Хочу быть уверенным, что тебя ничто не держит в Москве, кроме работы.
– А разве работа – это мало? – насторожилась Тамара.
Господи, не допусти, чтобы он сейчас сказал, будто работа – это совсем не важно, это полная ерунда, главное – семья, домашний очаг и дети. Господи, сделай так, чтобы он ничего подобного не думал.
– Работа – это очень важно, – серьезно произнес Григорий. – Но работа – это то единственное, что можно устроить. Все остальное устроить нельзя, оно такое, какое есть. Ты меня понимаешь?
Конечно, она понимала, как понимала каждое его слово, каждый взгляд и каждый вздох, но она боялась поверить, потому что это было невероятно, это было невозможно и слишком хорошо, чтобы быть правдой. Совершенно очевидно, что именно Григорий имел в виду: если у нее старые, больные и нуждающиеся в уходе родители, то этого нельзя изменить, а работу найти всегда можно, и ничто не помешает ей переехать из Москвы в Горький, если, разумеется, она захочет.
Теперь, после выхода Зинаиды Васильевны на пенсию, Тамаре уже не нужно было через день забирать племянницу из детского сада, и она провела с Григорием целый день до глубокой ночи. Они гуляли по Москве, сходили на выставку самоцветов, ради которой Григорий и приехал в столицу, и Тамара, затаив дыхание, слушала, как он рассказывает о камнях, которыми любит дополнять дизайн одежды. Оказалось, что сейчас для туалета известной горьковской певицы он ищет камень под названием «лабрадор» – Тамара о таком даже и не слыхала. По словам Григория, этот камень отличается игрой красок металлических блестящих оттенков, чаще всего они бывают синими или зелеными, но Григорий хотел найти наиболее редкий камень, который отливал бы красками всего спектра, и сделать из него брошь. Еще Тамара узнала, что хризопраз является самым ценным камнем из семейства халцедона, что его название в переводе с греческого означает «золотой лук», и это совершенно не поддается объяснению – ведь камень имеет яблочно-зеленый оттенок, что его цвет может побледнеть при солнечном освещении или от тепла, но иногда его можно освежить, если завернуть камень во влажную ткань.
Они поужинали в какой-то забегаловке на липком от грязи столе – если днем можно было попасть практически в любой ресторан, то вечером это оказывалось совершенно невозможным для человека, у которого не было соответствующих знакомств. Пригласить его домой Тамаре даже в голову не пришло, она очень хорошо представляла себе реакцию отца на длинные волосы ее нового знакомого и шелковый шейный платок.
На другой день Григорий уехал в Горький. Он звонил ей каждый день, а через две недели приехал снова, на два дня, и опять они гуляли по Москве, обедали в ресторане, ужинали где придется и разговаривали. На этот раз Тамара пришла к нему в гостиницу. Дежурная по этажу, увидев постояльца с гостьей, сделала было выразительное лицо, но, рассмотрев Тамарину одежду, приняла ее за иностранку и промолчала. Тамара не сомневалась, что при выходе из гостиницы ее остановят люди в серых костюмах, но ничего не случилось.
– Странно, – рассмеялась она, когда они с Григорием отошли от гостиницы на пару кварталов, – я была уверена, что твоя дежурная по этажу сразу же стукнула, куда надо, что ее постоялец привел к себе иностранную гражданку, и меня ждала проверка документов. Оказывается, я ничего не понимаю в людях.
– Ты все понимаешь, – он мягко обнял ее за плечи, – просто я ей заплатил, чтобы она никому не звонила.
– Ты?! Заплатил? – изумилась Тамара. – Когда? Мы же вместе пришли и вместе ушли, и ты никуда не отлучался. Когда же ты успел?
– Еще утром, – Григорий безмятежно улыбался.
– Утром? Значит, ты был уверен, что я к тебе приду сегодня?
– Тамара, мы ведь с тобой уже поняли, что думаем и чувствуем одинаково. Если сегодня утром я понял, что мы должны быть вместе, значит, ты должна была понять то же самое и тоже сегодня. Разве нет?
– Да, – ответила она счастливым голосом.
Он приезжал то раз в две недели, то раз в месяц, потом Тамара взяла отпуск и уехала к нему в Горький. Григорий встретил ее на вокзале, отвез к себе домой, а на другой день они занялись поисками будущего места работы для Тамары. Мастера из Москвы с такой репутацией и дипломами победителя всевозможных конкурсов готовы были взять в любое место, но Тамара искала не место, а руководителя, которому она могла бы доверять, такого, который хотя бы отчасти разделял ее мнение о парикмахере не как о человеке, выполняющем чисто гигиенические процедуры, а о мастере красоты и гармонии. Почти в самом конце отпуска ей показалось, что она такого руководителя нашла – это был человек, которому поручили создать и открыть новый салон наподобие московской «Чародейки». Выделили помещение, сейчас в нем шел ремонт, а сам салон должен был открыться через несколько месяцев, как раз к 8 Марта 1978 года в качестве подарка «нашим милым горьковчанкам».
Без малого месяц совместной жизни в одной квартире показал, что первое впечатление не было обманчивым: Тамаре и Григорию было так хорошо вдвоем, что мысль о возможности жить и существовать отдельно друг от друга казалась просто кощунственной.
– Как ты считаешь, я должен делать тебе официальное предложение в присутствии родителей и просить у них твоей руки, или с учетом нашего возраста обойдемся ритуалом попроще? – спросил он.
– Я поговорю с мамой и отцом. Надеюсь, они учтут и наш возраст, и то, что ты все-таки живешь в другом городе, – пообещала Тамара.
Но возраст невесты и жениха – Григорию исполнилось уже сорок пять – для мамы Зины и Николая Дмитриевича, как оказалось, никакого значения не имел. Вернее, возраст, как выяснилось позднее, не имел значения в смысле необходимости «смотрин», на которых равным образом настаивали оба родителя, однако для решения вопроса о замужестве это обстоятельство оказалось, к немалому удивлению Тамары, весьма важным.
Сначала Тамара попробовала поговорить с матерью.
– Я выхожу замуж, – сообщила она как бы между прочим.
– Слава богу! – всплеснула руками Зинаида Васильевна. – Наконец-то я дождалась, что ты будешь пристроена. Кто он?
– Григорий Аркадьевич Виноградов, – Тамара умышленно сделала вид, что не поняла смысла вопроса.
Разумеется, маму Зину интересовало вовсе не это.
– Чем он занимается? Где работает?
– Он работает в Горьком. Мастер по пошиву одежды.
– Портной?!
В голосе матери Тамара услышала такой неприкрытый ужас, что невольно улыбнулась.
– Мама, а чем плох портной? Я – парикмахер, он – портной, мы оба трудимся в сфере обслуживания и оба стараемся сделать людей более красивыми и более счастливыми. По-моему, мы очень гармоничная пара.
– Сколько ему лет? – требовательно вопросила мать.
– Сорок пять.
– Да он же старик по сравнению с тобой! Он всего на десять лет моложе меня. Ты ему в дочери годишься.
– Мама, он старше меня всего на двенадцать лет. Что ты паникуешь?
– Нет, ну это совершенно невозможно! Ты собираешься привести сюда, в этот дом какого-то безродного старика из провинции, который захламит всю квартиру своими обрезками и тряпками! Тома, ты сошла с ума! За тобой такие чудесные мальчики ухаживали, такие достойные, из хороших семей, а ты выбрала непонятно что.
– Я выбрала мужчину, которого буду любить всю жизнь, – сказала Тамара, умышленно четко произнося каждое слово. – И я не собираюсь приводить его в ваш с папой дом. За свой идеальный порядок можешь не беспокоиться.
– И где же вы будете жить? – спросила Зинаида Васильевна, прищурив глаза. – У него есть своя жилплощадь в Горьком и вы собираетесь ее обменять на московскую квартиру? Думаешь, это будет так легко? Получите в результате обмена какую-нибудь живопырку на окраине города. Или ты рассчитываешь, что мы с отцом тоже поучаствуем в обмене и согласимся расстаться с этой квартирой?
– Я ни на что не рассчитываю, я уеду к нему в Горький.
– Что?! – задохнулась Зинаида Васильевна. – Что ты сказала?
– Я сказала, что уеду к мужу. Что тебе непонятно?
– Как – уедешь? А как же я? Как же мы с папой? Ты нас бросишь?
Тамара начала раздражаться.
– Мам, давай уже будем последовательными. Ты хотела, чтобы я вышла замуж? Вот, я выхожу. Ты не хочешь, чтобы сюда приходил посторонний мужчина? Он не придет, я уеду к нему. Чего еще ты хочешь?
Мама Зина подавленно молчала.
– Я понимаю, чего тебе хочется, – продолжала Тамара. – Чтобы я была замужем, чтобы у меня были дети, но чтобы и я, и мои дети находились здесь, у тебя под боком, а муж чтобы существовал как-нибудь отдельно, не мозолил тебе глаза и не создавал беспорядка, но чтобы он был регулярно, помогал мне материально и с детьми. Так не бывает, мамуля, очнись.