Юля вздрогнула, перекосилась.
— Какой пистолет?
— Вот этот, — Максим достал из кобуры пистолет, показал Юле. — Из сейфа в прихожей.
— Н-нет… — пролепетала дочь.
— Ты же никогда не врала, — сказал Виригин.
И тут же подумал, что тоже никогда не врал, а сегодня вот эдак лихо обманул Василия с Жорой. Надо было сразу мужикам все рассказать.
Ох, неладное что-то происходит с его жизнью. Юля отвела глаза.
— Максим, что случилось? — вскрикнула Ирина. Виригин и забыл о ее присутствии. Теперь поздно.
— Из него вчера человека убили.
— Как?! — закричала Юля. Громко — люстра аж звякнула.
— Господи, какого человека? — выдохнула Ирина.
— Какого? Какая разница… Одного мошенника.
Ирина с ужасом повернулась к дочери. Та смотрела в стену.
— Но причем здесь Юля? — бормотала Ирина. — Она же дома была.
— Ты ведь к подруге выходила? — вспомнил Виригин.
— На пять минут… Книгу отдала и вернулась.
— Дай мне ее телефон, — скомандовал Максим.
— Сейчас.
Юля встала и пошла из комнаты.
— Да это ошибка! За пять минут… Она не могла. Максим, о чем мы говорим! — Ирина словно спохватилась и закричала: — Ты что, думаешь, Юля могла убить человека?! Ты соображаешь?!
— Не могла, конечно, Ириша. Просто отдала кому-то пистолет. Сейчас выясним… Где она?
— А это точно не ошибка?..
— Есть заключение эксперта. И в убийстве меня обвинят.
— Тебя?! — вскрикнула Ирина. То, что в течение десяти секунд ее дочь и муж оказались втянуты в дело об убийстве, в голове решительно не укладывалось.
В прихожей хлопнула дверь, Виригин метнулся в коридор, потом в подъезд, выскочил на улицу, но Юли уже и след простыл. И непонятно, в какую из двух арок бежать — о том, что питерские проходные дворы вечно дают фору убегающему, опытный оперативник Виригин знал на собственном опыте. А Юлька в средних классах очень неплохо бегала, учитель физкультуры, помнится, настоятельно рекомендовал записаться в секцию легкой атлетики.
Вот и пригодился талант.
Что же происходит-то…
— Сбежала, — развел руками Максим, вернувшись в квартиру. Теперь он по-настоящему растерялся.
— А тебя обвинят? — тупо спросила Ирина. — Как?..
— Очень просто. Мой пистолет — мне и сидеть! Других вариантов нет.
— Как… сидеть? — Ирина пошатывалась.
— Хорошо сидеть! — взорвался Виригин. — В Нижнем Тагиле!
В Нижнем Тагиле раскинулась специальная здравница для осужденных сотрудников правоохранительных органов. Для своих, то есть. Условия получше. И отношения между людьми, говорят, тоже получше. Чуть-чуть. «Ну вот уже и робу полосатую примеряю», — подумал Виригин и тут же заметил, что жена, порывисто вздыхая, заваливается на пол…
Но зона есть зона…
Виригин еле успел ее подхватить и донести до дивана, потом бросился к телефону вызывать «скорую».
Так же, как и отцу часом раньше, ей казалось, что происходящее происходит не наяву. И даже не во сне, а вот, скорее, в книге, в фильме, в телесериале.
Не может такое происходить с ней, простой выпускницей обычного одиннадцатого «б» обычной школы Петроградской стороны!..
Она вдавила кнопку звонка.
Антон сразу открыл дверь. Словно ждал ее.
На нем были старые джинсы и клетчатая рубашка. В голубую и синюю клетку. Антон был босиком. Почему в такие минуты бросаются в глаза всякие ненужные мелочи?
— Ты? — удивился Антон. Или не удивился.
— К экзамену готовишься? — спросила Юля, отметив сарказм в собственном голосе.
— Я… Нет. Сдал сегодня…
— Сдал?! — крикнула Юля.
И со всей силы шмякнула Антона ладонью по щеке.
Как в кино.
Как в другой, настоящей, взрослой жизни.
«Скорая» приехала мгновенно.
Максим, наслышавшийся историй о том, что в последние годы врачи-спасатели являются на зов страждущих все неохотней, начал вызов с того, что представился майором милиции. Хотя скромный Виригин никогда не любил пользоваться в быту служебным положением. Но справедливо, наверное, говорят: какое время — такие песни. И потом: очень может быть, что он последние дни — майор милиции. И теперь очень и очень долго не сможет воспользоваться служебным положением… Ирине вкололи укол, погрузили на носилки, понесли к машине.
— Куда ее?
— В шестую больницу, коллега, — узнав, что муж Ирины — майор милиции, врач почему-то назвал его коллегой. Виригин спорить не стал.
— Можно, я с вами? — попросился Максим, хлопая себя по карманам: мобильник здесь, кошелек тоже… И сообразил, что не может ехать: надо Юльку искать.
— Сожалею, но нет, коллега, — отказал врач. — Да вы не волнуйтесь, ей уже ничего не грозит. Лучше завтра приезжайте.
В этот момент запиликал мобильник.
— Пап, я сейчас приду, — быстро сказала Юлька и отключилась.
Небо было голубое-голубое… ни единого облачка.
Юля плакала на груди у Антона. Прижималась к нему всем телом, обнимала его руками за плечи, за спину — крепко-крепко. Чувства, которые он сейчас испытывал, мало было назвать «противоречивыми». Они ведь даже ни разу не целовались. Он ощущал Юлю каждой своей клеткой, и душа, сразу рухнувшая в пятки, грузно ворочалась там, как потревоженный зимой в берлоге медведь.
Мысли о Юле путались с мыслями об убийстве, заглушали друг друга, а взгляд падал на письменный стол, заваленный учебниками и тетрадями, механически глотал какие-то формулы… И в результате в такой трагический и удивительный момент в голове вертелся холодный пустой сопромат.
— Ты как сдал-то? — спросила вдруг Юля.
— На четверку.
— И что? — беспокойно спросила Юля (вот женская логика! Нашла о чем тревожиться!). — Хватит для поступления?
— Должно хватить, если последний сдам на пять. Я отвечал-то сегодня… На двойку с минусом. Вообще не соображал. Круги перед глазами. Там два препода были в комиссии, которые меня по курсам подготовительным хорошо знают. И хотят, чтобы я поступил. А третий отошел как раз. Повезло. А эти спросили только, не наркоман ли я. Я сказал, что просто переволновался. Четверку поставили. Пожалели…
— Пожалели, значит… Антош, почему ты вчера мне не рассказал? — Юля шмыгнула носом и сменила тему.
— Испугался, Юль. Растерялся. Понимаешь… Я же первый раз…
— С почином. Зачем стрелял?
— Так вышло. Мы когда в комнату с ним зашли, я говорю — надо деньги вернуть. Он согласился.
— Прямо с ходу согласился? — недоверчиво переспросила Юля.
Удивительным образом, понимая все, что произошло, — что она, Антон и отец могут быть теперь арестованы, что мама может загреметь в больницу (Юля не знала, что это уже случилось) — каким-то далеким фрагментом души она испытывала… нет, не удовлетворение… но какое-то странное чувство уважения и благодарности к Антону.
Как же так можно? Он же человека убил, столько народу подставил…
И несмотря на все это Юле захотелось поцеловать своего незадачливого друга. Сдержалась. И отстранилась — с трудом выбралась из тесных объятий.
— А что, под дулом-то пистолета… Он такой вежливый… да, говорит, ваша взяла, и не только сила, но и правда на вашей стороне… В секретер полез. А потом вынимает оттуда пистолет — и в меня. Я тоже от неожиданности нажал. Он и упал. Смотрю, не шевелится…
— И ты сбежал…
— Да. Он тоже мне в грудь попал.
Антон расстегнул рубаху. На щуплой груди багровел огромный синяк.
— Наверно, резиновая пуля…
Юля осторожно потрогала синяк.
— Отца теперь посадят, Антоша…
— Да я все понимаю, — торопливо согласился Антон. — Пистолет его, значит, он и убил. Юль, я уже все решил. Ночью, и потом после экзамена еще думал… Не переживай, я пойду и признаюсь. Скажу, что сам у вас пистолет взял, без спроса.
— Ага, из сейфа. И кто в это поверит?
Антон притих. Задумался.
— Надо с отцом посоветоваться, — предложила Юля. — Ты сиди здесь тихо пока, ладно?..
Дома Юлю ждал сюрприз. Мамы нигде не было, зато на кухне сидели за столом отец и два его сослуживца. Бутылка коньяка, сыр нарезан неровными ломтями, кривые кружки копченой колбасы, хлеб — не нарезан, а наломан… Сразу видна мужская рука.
— А где мама? — спросила Юля вместо приветствия.
— В больнице твоя мама, — опережая Виригина, ответил Любимов. — Довели вы ее…
Они с Роговым прибыли к другу по своей инициативе. Выслушав неловкую брехню Макса про какого-то дурацкого соседа-инвалида (уж кто-кто, а Василий с Жорой знали Виригина вдоль и поперек), они сделали вид, что поверили, а потом предприняли стремительное служебное расследование. Семена — тоже ведь не хухры-мухры, а боевой товарищ — расколоть особого труда не составило. Он лишь сожалел, что не может, по семейным обстоятельствам, присоединиться к делегации. Затарились в ближайшей «Пятерочке» и двинули в гости — без звонка.
— Садись, Юлия Максимовна, — предложил Любимов.
Юля присела.
— В больнице?..
— Сердечный приступ. А ты думала — игрушки все? Выпьешь с нами? — спросил Любимов.
Юля посмотрела на отца. Виригин сидел мрачный, никак не реагировал.
— А давайте, — решилась она.
— Наш человек, — одобрил Рогов и разлил коньяк в рюмки.
Чокнулись. Юля выпила залпом. Коньяк оказался не такой противный на вкус, как в прошлый раз, в парке на Крестовском… Отдает, конечно, бытовой химией, но в целом пить можно. И тепло приятное разлилось по телу. Стало легче. Интересно, как там Антон…
Юля оглядела скудный стол. Предложила:
— Может, приготовить что-нибудь?
— У нас все хорошо, Юлия Максимовна, — ответил Любимов, отправляя в рот кусок колбасы. — А вот у тебя не очень. Так что рассказывай…
— Что рассказывать?..
— Да все, — сказал Рогов.
И Юля все рассказала. О том, как встретила, сдав документы на факультет, маму с неприятным типом в бородке. О том, как предпочла на сочинении малопонятный буддизм Пушкину, и чем это закончилось. О мамином признании. О трех тысячах евро (на этом моменте Рогов ее перебил, вновь озадачившись вопросом о презрении к заслуженным североамериканским баксам, и успокоился лишь, услышав про «культурную столицу»). О расследовании, которое они предприняли с Антоном. Об обнаружении мошенника в «Мухе», о слежке. Об отцовском сейфе и пистолете.