«А может, Пашка и прав… - угрюмо думал Алексей, слушая всю эту белиберду относительно низших потусторонних сил и разборок в астрале. - Страшная это штука - правда. Страну вон ради правды развалили… А войны!.. Каждый ведь убежден, что воюет за правое дело… Нет… - решил он со вздохом. - Если за правду убивают, то пошла она к черту!.. Не люблю, когда убивают… Видел…»
Наконец комментарий был завершен, а заодно и джинсы просушены. Облачась, Алексей нашел, что одежда все равно несколько влажновата, ну да ладно… Постараемся держаться солнечной стороны улицы - благо день удлинился и до заката еще далеко. Главное: вид теперь более или менее приличный - бомжом не сочтут…
Поблагодарив хозяйку за все сразу, Паша и Алексей покинули гостеприимный дом около пяти часов и, попрощавшись друг с другом у подъезда, разбежались каждый в свою сторону.
Колодников шел и подбивал итоги. Работы он, видимо, лишился… Даже если допустить, что родимый фонд до сих пор каким-то чудом уцелел, - прогул, господа. Два дня без уважительных причин. Ну, первый еще можно списать на чрезвычайные обстоятельства, а вот второй… Хорошо хоть, никакой бумаги из вытрезвителя не пришлют. Дело в том, что, не имея при себе документов, он представился вчера ментам в припадке пьяного юмора Эразмом Петровичем Роттердамским. Те, смутно заподозрив неладное, стали звонить в адресное бюро, но так и не дозвонились - поверили на слово…
Дурацкая эта выходка, как ни странно, выручила Алексея Колодникова еще и вот в чем: когда начнут раскручивать дело о ночном побоище в подвале райотдела милиции, фамилия его на глаза оперу не попадется…
Да, но Александра… Запросто ведь может на порог не пустить. Да еще и Димку настроит… Честно сказать, излагая недавно Паше Глотову историю о вернувшейся пощечине, Алексей все косился украдкой на Милу. Вдруг возьмет да и предложит политическое убежище - если что… Не предложила. Да оно и понятно: можно сказать, подруги, блюдечко вон вместе по столу гоняли - и вдруг такое коварство! Да и Чернолептовы не поймут…
Мелкие неприятности настолько угнетали, что уж лучше было предаться мировой скорби. И Алексей стал всматриваться в лица прохожих. Вскоре ему уже в каждом мерещился убийца. Вот этот, например, наглый, молодой, с каторжной стрижкой. Пришибет ведь и даже не задумается!.. А тот вообще абрек какой-то - черная железная щетина, впалые щеки, волчий взгляд… Или эта… Боже!.. Колодников содрогнулся. Девушка шла навстречу и ела банан. Откусывая, она так страшно разевала рот, словно хотела еще и запугать поедаемый плод. Впрочем, присмотревшись, Алексей сообразил с облегчением, что незнакомка всего-навсего боится стереть помаду с губ…
Да нет же, конечно, никакие они не убийцы… Кстати, если уж на то пошло, у Кирюши Чернолептова совершенно разбойничья рожа, хотя в арке ему досталось - так, слегка… Подумаешь, коронка с зуба слетела!..
Алексей вдруг остановился и окинул озабоченным взглядом ближайшие здания. Хм… Чернолептовы… А вот их, между прочим, неплохо бы и предупредить. Тем более, что обитают они совсем рядом - в каком-нибудь квартале отсюда…
Честно сказать, хитрил Колодников, как всегда… О чем их предупреждать-то, Чернолептовых? Чтобы никого не убивали и не увечили? Головорезов нашел!..
Нет, конечно, внезапное побуждение навестить Кирюшу с Иришей было, если уж совсем откровенно, вызвано не столько заботой об их жизни и здоровье, сколько другими, тайными причинами. Во-первых, Колодников просто трусил встречи с Александрой и всячески ее оттягивал. А во-вторых… Чем черт не шутит! Может, проникнутся и предложат заночевать у них… если что…
Увы, дома Чернолептовых не оказалось. Во всяком случае, на звонок Алексея дверь никто не открыл. Ну, стало быть, делать нечего, надо идти сдаваться…
Пока добрался до дома, день отгорел. Хлынули апрельские синие сумерки. У входа в арку во всеуслышание разбирались друг с другом два здоровенных кота - рыжий и бело-серый. Заслышав приближающиеся шаги Колодникова, недовольно смолкли и выждали, пока тот пройдет во двор. Оба стояли боком, чуть отворотясь от супротивника, с видом несколько озадаченным, словно бы в чем-то вдруг усомнившись.
«Интересно… - подумалось мимоходом Алексею. - А на котов справедливость тоже распространяется?.. Или на людей только?.. У нас-то все-таки - душа… А у котов?..»
Ни к селу ни к городу выпрыгнула внезапно в памяти дискриминационная пословица: «У татарина - что у собаки: души нет, один пар…»
Не иначе - из словаря Даля…
Во дворе внимание Алексея привлекло нагромождение мебели возле распахнутых настежь дверей первого подъезда. Бродили там в сумерках какие-то серые тени, слышались скрипы, стуки, приглушенная перебранка… То ли выносили, то ли заносили - не поймешь. Что это они на ночь глядя переезжать затеялись?..
Зная, что, если он остановится на пороге своей квартиры, то надолго, Колодников достал ключи с брелоком еще на лестнице. Не давая себе опомниться, отпер дверь и со стесненным сердцем ступил в прихожую. В коридоре свет был выключен, зато в большой комнате горел торшер.
- "Вы слышали, что сказано: «Люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего», - тихо и монотонно читала вслух Александра. - А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас…"
- Пришел… - еле слышно произнес Димкин басок - и Александра смолкла.
«Господи!.. - мысленно проскулил Колодников. - Да пришиби же ты меня чем-нибудь!..»
Бесшумно разувшись и повесив куртку, он, как побитый пес, двинулся на свет. Жена и сын сидели в креслах возле торшера. На коленях выпрямившейся Александры была раскрыта огромная недавно купленная Димкой библия. Секунду оба смотрели на запнувшегося в дверном проеме Алексея, и их лица показались ему вдруг отрешенными, нездешними, холодновато красивыми. Даже обширный пожелтевший синяк под левым Димкиным глазом не нарушал общего впечатления.
Наконец Димка быстро, чуть ли не украдкой взглянул на мать. Александра отдала ему библию и встала, заметно при этом побледнев. Колодников по-прежнему стоял на пороге и, виновато глядя исподлобья, ждал своей участи.
- Леша… - беспомощно сказала она, подойдя. Коротко вздохнула, собралась с силами. - Прости меня, пожалуйста… Я, конечно, была неправа… Я просто не думала, что все так серьезно…
Колодников попятился, заморгал, открыл было рот, но, так ничего и не сказав в ответ, замычал и в припадке раскаяния с маху уткнулся лбом в косяк, чудом не потеряв очки…
Глава 17
Что старая жизнь кончилась, а новая началась, Колодников понял уже на следующее утро, когда они вдвоем с Димкой вышли из дому - каждый по своим делам. Гулкий двор, наискось простреленный апрельским солнцем, ошеломил Алексея стуком и треском переставляемой мебели, натужными голосами грузчиков, всхрапами подъезжающих грузовиков. Такое впечатление, что в городе была объявлена эвакуация. Возле каждого подъезда громоздились узлы, бревна ковров, шершаво темнели стенки и комоды, сверкало граненое стекло горок, слепили молочной белизной высокие дорогие холодильники. Неподалеку кто-то кого-то неистово бранил и, сплошь и рядом срываясь на мат, требовал, сдать назад свой фургон, потому что должна же быть в конце концов какая-то очередь!..
Алексей ошалело озирался. Стоящий рядом с ним Димка был, не в пример отцу, вполне спокоен и вид имел самый что ни на есть удовлетворенный. С высоты крылечка он неспешно, как-то даже по-хозяйски оглядывал творившееся во дворе.
- Драпают, что ли, уже?.. - упавшим голосом осведомился Колодников.
- Угу… - отозвался сын.
Потом вдруг недоуменно сдвинул брови и, пропустив сквозь зубы: «Я - сейчас…», - сбежал с крыльца. Озадаченный Алексей уставился вслед. Уверенным неспешным шагом Димка приблизился к табору возле четвертого подъезда и заговорил с хозяином - тем самым кавцазцем, у которого однажды гостя в арке побили. («В больнице лежал, да?..»)
Упитанный смуглый кавказец, казавшийся рядом с огромным Димкой толстячком-лилипутом, замахал руками, раскричался. Димка слушал его и мрачно кивал. Уяснив суть дела, вернулся.
- На другой город меняется… - ворчливо пояснил он. - Вовремя он…
- На историческую родину? - наобум предположил Алексей.
Димка злорадно ухмыльнулся.
- Ага… Сдалась она ему, эта родина!.. Под Москву куда-то…
Оба направились к ближайшей арке.
- А тебе до него какое дело?..
- Пап!.. - с достоинством пробасил Димка. - Я ведь от киосков отошел…
- Очень интересно… - пробормотал Алексей. - И-и… куда же ты, прости, отошел?.. Я хочу сказать: чем ты теперь занимаешься-то?..
- Квартирами, - просто ответил тот.
Колодников остановился. Димка - тоже.
- Скупаете квартиры?!
- А чего? - не понял Дмитрий отцовского ужаса. - Бегут же… Они ж все - эти… - Тут Димка запнулся и наморщил лоб. - Забыл… - с досадой признался он. - Ну, не зерна, а эти… Сказано: соберите сначала, свяжите в связки… Ну, чтобы сжечь потом… Сорняки, короче…
- Плевелы? - со страхом спросил Алексей.
- Ага, плевелы!.. - обрадовался Димка.
Они ступили под гулкие каменные своды арки. Колодников пришибленно молчал. Внезапно внимание его привлекла яркая листовка на серой стене у самого выхода. Такие обычно лепят во множестве куда попало перед выборами в разные там органы власти.
- "Братья и сестры… - прочел он, содрогнувшись, обращение - крупно набранное по центру, как заголовок. По спине пробежал холодок, повеяло речью Сталина и вообще началом Великой Отечественной. - Уже секира при корне дерев лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают…" - Алексей осекся и поглядел на Димку.
Димка, склонив лоб, угрюмо читал про себя. На скулах его шевелились желваки.
- Эх!.. - поразился он вдруг. - Гляди-ка: и Полтину со Скуржавым вставили…
- Где? - Колодников судорожно протирал линзы.