– Видите ли, сэр, человек, сознающий, что может умереть в любую минуту, начинает иначе смотреть на вещи. Когда видишь, как люди кипятятся и заводятся из-за мелочей, в то время как есть только одна настоящая причина для беспокойства, то начинаешь их презирать, не слишком тревожась, что задеваешь их чувства. И даже начнешь подкидывать им поводы задумываться. По-моему, он этим и занимался, а люди называли его бестактным и жестоким, и черствым, и говорили, что он должен делать то и не делать другое. Возьмите хотя бы местных деревенских. Они тупые и не понимали его, а уж настырный викарий постоянно лез на рожон. И мисс Нокс Форстер – она тоже его не понимала; она придерживалась своих взглядов, а он, просто чтобы вывести ее из себя, высказывал противоположную точку зрения – и они принимались спорить о политике и прочем, а она и не видела, что он просто дразнится.
– То есть вы считаете, что он не всегда говорил что думает?
– Он? Нет. В действительности это ведь мужество – продолжать заниматься своими хобби: делать деньги, собирать марки, как мальчишка, и прочее. Хотя его фокусы было трудно выносить – если не знать, как их воспринимать.
– Какого рода фокусы? Вы о том, как он себя вел вообще, или имеете в виду что-то конкретное?
– У мистера Каргейта была любимая игра: порой ему нравилось делать вид, что кто-то пытается у него что-то украсть. Когда такое накатывало, он начинал цепляться к любому, кто окажется поблизости, и устраивал настоящий скандал. Полагаю, порой его заносило. Сам-то я заранее чувствовал, когда такое приближалось, и принимал меры, но тем, кто не знал о его привычках, приходилось туго, потому что он все разыгрывал тонко. Например, прятал вещи в такие места, где не станешь искать, а доказать, что это его рук дело, было очень непросто. И в прошлый четверг, который вас интересует, на него как раз накатило. Я видел, что начинается.
– О! – поразился Фенби. – И каковы же были признаки?
– Сразу после завтрака мистер Каргейт вызвал меня и велел почистить табакерку. Табакерка золотая, и чистить ее не требовалось. Он заметил мой удивленный взгляд и сказал, что нужно вычистить изнутри – а это, извините за выражение, полная ерунда. Тем не менее я взял табакерку как ни в чем не бывало; и тут замечаю, что изумруд на крышке плохо держится, и говорю себе: «Альфред, дружище, кого-то обвинят в краже этого камешка, хотя и не тебя. А если вдруг все же тебя, то будь готов доказать, что не виноват». И когда я принес табакерку обратно, то поставил ее на стол у его левой руки – чтобы и он сам, и мисс Нокс Форстер вещицу ясно видели. Честно говоря, я эту табакерку буквально под нос им сунул; и еще я понял, что с этого момента и до конца дня не должен оставаться в библиотеке один.
– У левой руки? – Фенби заглянул в свои записи.
– Да. Давайте покажу. – Рейкс провел Фенби от столовой до библиотеки и вежливо пропустил вперед. – Вот сюда.
– Ясно. – Фенби сделал пометку. – Продолжайте.
– В следующий раз я зашел в комнату, когда провожал викария. Когда он появился, мисс Нокс Форстер вышла. Тогда я отправился заниматься своими обязанностями – чистить серебро и накрывать стол к обеду.
– Вы все еще занимались этим, когда викарий ушел?
– Я был в столовой, а мистер Каргейт вызвал меня и очень строго отчитал за часы. Получилось неудачно: дверь библиотеки осталась открытой, когда они вышли, и я не мог бы доказать, что не заходил в комнату; а по лицу мистера Каргейта я видел, что угадал: на него накатило.
Однако мне повезло, что в холле была мисс Нокс Форстер. Я немного поговорил с ней по поводу часов. Я бы и дольше с ней оставался, но она, похоже, не была настроена продолжать разговор. Она поправляла букеты роз. Очень ароматные розы, правда, сэр? Называются «Этуаль де Олланд».
– Продолжайте. – Фенби не дал себя отвлечь садоводческими подробностями.
– Да, сэр. Мне оставалось только укрыться в столовой, чтобы мисс Форстер могла подтвердить, что я не выходил. На деле, когда я все-таки вышел – как раз вернулся мистер Каргейт, – оказалось, что она в гостиной, так что алиби немного подкачало. Разумеется, все это не важно, потому что он не собирался заявлять, будто я украл изумруд. Впрочем, в то время я еще не знал, насколько это не важно, потому беспокоился. Особенно в свете того, что случилось позже.
– Погодите… Вот что: я не помню, говорила ли мисс Нокс Форстер – выходила она до того или после. Вы слышали ее?
– Нет, сэр. По крайней мере, она не проходила мимо двери столовой, пока я был там. Видеть я ее не мог, но полагаю, что услышал бы.
Фенби подумал минутку. Возможно, она двигалась так тихо, что не привлекала внимания, но лучше провести парочку экспериментов, проверить. Однако Фенби ничего не успел сказать, как Рейкс продолжил:
– Конечно, когда раскладываешь ложки-вилки, немного шумишь, хотя я не грохаю и не царапаю приборы, как принято теперь у молодых.
– И вы уверены, что мисс Нокс Форстер была в гостиной, когда вы вышли? Она считает, что вы ушли на несколько минут раньше.
– Уверен. Собственно, я слышал, как миссис Перриман – наша кухарка, сэр, – за несколько минут до того подошла к двери, ведущей в холл из кухни, и тихо позвала меня. Я удивился, что она позволила себе такое при мисс Нокс Форстер, но та, полагаю, была у дальнего конца стола рядом с лестницей, так что дверь заслоняла ее от кухарки. Я не откликался, пока не понял, что мистер Каргейт возвращается; вот тогда я вышел и действительно увидел мисс Нокс Форстер в гостиной. Вероятно, мертвые цветы запачкали дно вазы – и она пыталась оттереть его. Я могу показать вам царапины.
– Позже посмотрим, продолжайте. – Фенби не сомневался, что когда Рейкс вышел из столовой, мисс Нокс Форстер была в гостиной. Возможно, она сочла, что дверь, закрывающаяся за миссис Перриман, закрывается за Рейксом, и за чисткой вазы в гостиной не слышала, как уходит Рейкс. Если так, то, вероятно, и Рейкс не слышал ее, когда она выходила за розой. Все равно это нужно проверить, и еще интересно, что скажет миссис Перриман.
Фенби задал Рейксу несколько вопросов, но не выяснил ничего нового.
– Значит, между 11.35 и 11.40 вы вернулись на кухню?
– Именно так, сэр. Знаете, я поразился, обнаружив, что мисс Нокс Форстер не было в холле все это время, ведь я надеялся доказать мистеру Каргейту, что и близко не подходил к табакерке. И вернувшись, я сказал миссис Перриман, что хозяин в своем особом настроении. «Теперь, – говорю я, – все пойдет как по расписанию. Из библиотеки он не выйдет до двенадцати, а в это время мы обедаем. И прошу вас обратить внимание, что я никуда не отлучался с этого момента и до конца нашего обеда». «Зачем вам?» – говорит миссис Перриман. Я ей все подробно объяснил, и тогда она говорит: «Очень хорошо, мистер Рейкс, я обращу внимание; а когда вы пойдете звонить в гонг (у нас есть обеденный гонг, который слышен мистеру Каргейту, если тот в саду), я пойду с вами и буду смотреть, чтобы потом подтвердить, что вы не входили в библиотеку». На миссис Перриман всегда можно рассчитывать – она поддержит и поможет. Очень приятная женщина.
Фенби, искренне надеясь, что лояльность миссис Перриман все же ограничивается рамками истины, вежливо согласился с лестным описанием кухарки.
– Значит, она видела, как вы звоните в гонг?
– Да. Мистер Каргейт и мисс Нокс Форстер были на лужайке сбоку от дома, и они прошли за угол к парадной двери. Мистер Каргейт любил, чтобы все уже стояло на столе, так что мне не требовалось находиться в столовой, пока не позвонят подавать десерт.
– Разве он не из тех, кто желает, чтобы над ним вились вьюном безостановочно?
– Иногда желал, а иногда нет. В тот день было «нет». И я не совался. В общем, я дал им умыться и приготовиться, а потом сказал миссис Перриман…
– Минутку. Они появились довольно скоро, да?
– Ну, совершенно как обычно. Так о чем я? Ах, да, я сказал миссис Перриман: «Вы не можете наблюдать за мной все время, пока они обедают, будет горячее шоколадное суфле, так что пока они там, пойдемте со мной и вместе запрем дверь в библиотеку, а ключ вы оставите у себя до тех пор, как им пора будет выходить. Прямо перед этим мы вместе отопрем дверь. Значит, мне никак не попасть в библиотеку, а вас мистер Каргейт обвинить не сможет, ведь Долли (это служанка на кухне, сэр) постоянно с вами, так что тут все в порядке. А отперев дверь, мы снова будем держаться на глазах друг у друга, пока он не вернется в библиотеку». Так мы и поступили.
– Понятно. Пожалуй, довольно запутанные приготовления.
– Вы не знали мистера Каргейта. Эти приготовления оказались не напрасны.
– В самом деле?
– В самом деле. Про остаток дня мне не стоило беспокоиться, потому что мистер Каргейт сам был неотлучно в библиотеке. Я входил, когда привел гостя по фамилии Макферсон – торговца марками. Его привезла из Ларкингфилда мисс Нокс Форстер; кстати, сэр, когда она ставила в гараж машину, появились первые признаки, что с машиной что-то не так, – и у меня не было необходимости заходить в библиотеку, пока не настала пора подавать чай.
– Погодите. – Фенби пометил себе, что не спросил мисс Нокс Форстер, чем она сама занималась после обеда. Впрочем, возможно, это не имеет значения, поскольку в библиотеке сидел Каргейт. И он еще не выслушал про короткий интервал, когда в библиотеке оставался один Макферсон.
– Так, вы подали чай. И что потом?
– Произошла ужасно неловкая сцена, сэр.
– В самом деле? Значит, ваши подозрения оправдались?
– Да, сэр. Хотя и не совсем так, как я предполагал. Мистер Каргейт начал жаловаться мне, что, как ни поразительно, все пытаются сегодня его обокрасть. Чего-то подобного я как раз ожидал. И когда он сказал, что мистер Йокельтон пытался похитить изумруд, это меня не удивило. Так обычно все у него и проходило; ничего не было нового и в том, что мистер Каргейт поведал про злобное желание Макферсона уничтожить его коллекцию марок. Однако потом он заявил, будто мисс Нокс Форстер и я состоим с Макферсоном в сговоре. А это, сэр, совершенно невозможно. Хотя мисс Нокс Форстер и леди, или почти леди – во всяком случае, ее всегда рассматривали как леди, – на самом деле она стоит на уровне гувернантки или машинистки в конторе, и с человеком такого уровня я не могу вступать в союз. Кроме того, она новичок у мистера Каргейта и толком его не понимала.