Евгений был уверен, что с такими лучше не связываться.
И к облегчению Евгения, у отца с пассией вскоре всё разладилось. То ли она ему отказала от тела, то ли отец взялся за ум и поостыл.
Нервировало Евгения только одно – время шло, а Эдик всё не умирал, скрипел себе и скрипел, как полу высохшее дерево.
Фарионов младший раздражённо отшвырнул от себя нож. Тут ещё отец со своим неизменным благородством высунулся, и денег дал и похлопотал за выделение для болящего большей суммы.
И так мысль о том, что муж матери поправится, была для Евгения навязчивым страшным сном.
Он говорил себе, что должен соединить родителей до своего отъезда во Францию, во что бы то ни стало.
Отец вернулся поздно. По его расстроенному лицу, Евгений догадался, что что-то случилось чрезвычайное.
– Отец, фирма не разорилась? – спросил он осторожно.
– Что? Фирма? – рассеянно спросил Андрей.
– Говорю, на работе всё нормально?
– На работе? Да, нормально.
– А бабушки не померли?
– Вчера были живы.
– Ага. А чего же ты сам не свой? На тебе лица нет!
– Таню арестовали.
– Таню? Какую Таню?
– Мою любимую женщину, – упавшим голосом ответил отец.
– Твою Любимую женщину зовут Тамара! – отрезал сын.
Отец только отмахнулся от него.
И Евгений решил изменить тон.
– Идём, выпьешь чаю, – сказал он, – поешь. Я и рагу потушил и курицу запёк.
– Я не хочу! – покачал головой Андрей.
– Что значит, не хочу?! Идём, идём! Иначе у тебя не будет сил спасать твою Татьяну.
Он почти силой утащил отца на кухню, налил ему крепкого чаю, нарезал кусочками мясо и положил на край тарелки рагу.
– Ешь, – велел он.
Андрей подчинился и как не странно сам процесс поглощения пищи успокоил его и придал силы.
– А теперь рассказывай, – велел Евгений.
И Андрей, отодвинув тарелку и чашку, всё подробно рассказал сыну.
– Ты думаешь, она не виновата? – с сомнением протянул Евгений.
– Уверен! – отрезал Андрей.
– И что ты думаешь делать?
– Я уже нанял ей хорошего адвоката.
– Так быстро?
Андрей пожал плечами, – у меня есть и деньги и связи.
Евгению захотелось выкрикнуть в лицо отцу, – только они не помогли тебе предотвратить развод с матерью!
Но он сдержался и спросил, – ты видел её?
– Татьяну?
Евгений кивнул.
– Нет, свидание с ней не дают, – и добавил печально, – к тому же я не родственник.
– Ладно, отец, не кручинься, всё как-нибудь наладится.
Андрей кивнул.
– Известно хоть какие есть улики?
– Пока всё расплывчато, догадки, слухи. Вот на следующей неделе адвокат поговорит с Таней и со следователем, тогда что-то и прояснится?
– А ты не боишься, что твоё вмешательство навредит ей?
– Не думаю.
– Но ведь может выясниться, что ты был её любовником!
– Ну и что с того?! К тому же, подозреваю, это и так им известно.
– О тебе?
– Может не именно обо мне, а о том, что у Тани кто-то был.
Андрей помолчал, а потом добавил тихо, – это я виноват, что Тюрина убили.
– Что ты несёшь?! – возмутился сын.
– Может не напрямую, но косвенно виноват, – упорствовал отец.
– Каким образом, объясни мне бестолковому!
– Таня ведь порвала со мной, сказала, что больше встречаться нам не надо.
– Но слово своё не сдержала!
– Она сдержала. Это я ей покоя не давал, писал ей, преследовал её.
– Вот только не надо рисовать её бедной и беззащитной овечкой!
– Я и не рисую, а говорю так, как есть.
Сын сердито махнул на него рукой.
Глава 9
С утра снова пошёл дождь.
И пошёл именно тогда, когда следователь уже был в дороге. Только тут Наполеонов хватился, что зонт оставил в прихожей.
Возвращаться он не захотел и промок, насквозь пробежав всего несколько метров от машины до дверей следственного комитета.
Поднимаясь по лестнице, он, на чём свет ругал не только дождь, но и синоптиков, которые о нём не предупредили загодя.
На площадке Наполеонов нос к носу столкнулся с начальником убойного отдела Василисой Никитичной Воеводиной.
У Воеводиной, по мнению самой Василисы, был только один недостаток. Она была… молода. Да, да! Она не раз слышала перешёптывания за своей спиной, как это её могли назначить начальником убойного. Мало того, что она женщина, так ещё почти и девчонка.
Никто не учитывал ни её боевые заслуги, ни имеющийся опыт.
Иные завистливо вздыхали, напуская на себя смиренный вид, – «Пути господни неисповедимы», так же как и брожения в голове вышестоящего начальства,
Другие добавляли, что всё дело в блате.
Ну, что ж, если две пули пролетевшие в 2 сантиметрах от сердца могут считаться блатом, то блат у неё, несомненно, есть.
Однако об этом мало кому было известно. Сама Василиса о своих боевых подвигах не распространялась. С работой она справлялась. И опера на неё не роптали.
– Вася! Ты чего здесь делаешь? – удивился Наполеонов.
– Работаю, – улыбнулась она.
– Как ты сюда перебралась?
– Нет, просто по работе приходила.
– А… А ты без зонта?
– Без.
– Вот сейчас и вымокнешь.
– Не сахарная, не растаю.
– Эх, Вася, – вздохнул Наполеонов, – ты бы лягушку завела.
– Это ещё зачем?
– Она погоду хорошо предсказывает. Хотя ты сама в некотором роде…
– Чего?!
– Ну, лягушачью кожу не помнишь, не сжигала?
– Наполеонов, ты говори, да не заговаривайся.
– Да ну тебя! Скучная ты сегодня. Шучу я, Вася.
– Лучше иди, переоденься, – сказала Василиса, – а то стоит здесь весь мокрый, как водяной и рассуждает ещё.
– Ты прямо, как в воду глядишь, – усмехнулся он, – ах, жизнь моя жестянка, – пропел Наполеонов и отправился в свой кабинет.
А Василиса поспешила вниз, прикидывая, у кого бы можно было позаимствовать зонтик.
Но когда она вышла на крыльцо, дождь уже закончился.
– Бедный Наполеонов, – улыбнулась она.
А Наполеонов тем временем, уже переодевшись в сухое, сидел, уткнувшись в дело.
Татьяна Тюрина упорно твердила о своей невиновности.
Назначенного ей бесплатного адвоката сменил новый, намятый неким Андреем Максимовичем Фарионовым, бывшим возлюбленным Тюриной.
И адвокат этот рьяно взялся за защиту Тюриной. Наполеонову он не давал проходу и грозил разбить все его липовые улики в пух и прах.
– Что значит, липовые? – возмущался следователь и старался свести общение с адвокатом к минимуму.
Он по наивности считал самым вредным из всех знакомых адвокатов Яна Белозерского, но этот! Анатолий Мстиславович Червоненков, которого Наполеонов про себя прозвал червонным валетом, был в сто раз прилипчивее, дотошней и вреднее.
– И где только Фарионов его выкопал? – негодовал следователь.
Не удовлетворившись первоначальным опросом свидетелей, Наполеонов провёл ещё один. И можно сказать с тем же нулевым результатом.
Он даже разыскал тётку, которая работала в кафе официанткой и всегда поздно возвращалась с работы. Он к ней и так и сяк, – может что-то видели?
А она ему, – ничего не видела, бегу домой сломя голову, по сторонам не гляжу.
И в тот вечер тоже бежала и ничего не видела. В арке никто не стоял. И возле арки тоже было пусто.
– А машин поблизости не было?
– Машины, может, и были, но я на них внимания не обратила.
– Тьфу ты! – хотелось сказать Наполеонову, но должностному лицу волей неволей приходится держать себя в рамках приличий.
Нашёлся ещё старик, который в вечер предшествующий убийству гулял с собакой. Был он не с этого двора, а с соседнего. Но собака помчалась то ли за кошкой, то ли за крысой и нырнула в арку.
– Когда это было? – спросил Наполеонов.
– В двенадцатом часу.
– И вы никого не заметили?
– Не заметил.
– И собака не лаяла?
– Лаяла, но опять же то ли на кошку, то ли на крысу, в темноте не видать.
– А она смотрела на дерево или сунулась в подвал?
– Кто?
– Да, собака ваша?
– Никуда она не совалась, ни на кого не смотрела, покружила по двору и обратно в арку. Тут я её уже и поймал.
– Может кто-то был в арке?
– Никого не было.
– А машины поблизости были?
– Были, две или три…
– В машинах сидели пассажиры?
– Так темно же. Хотя, – старик почесал затылок.
– Что хотя?
– Из одной из них, вроде парень высунулся… или мужик.
– Как он выглядел?
– Обыкновенно.
– Во что одет? Цвет волос?
– Так говорю же! Темно было! И не разглядывал я его. Зачем мне это надо! Взял собаку и в свой двор.
Следователь только рукой махнул.
***
Мирослава и Морис в это время сидели на открытой веранде.
Он читал. Она смотрела в сад.
Морис оторвался от книги и спросил, – мы зашли в тупик?
– Я бы так не сказала, – отозвалась Волгина.
– Но, как мне кажется, на горизонте ни одного подозреваемого, кроме самой Татьяны Тюриной.
– Ты так думаешь? – усмехнулась она.
– Вы же не подозреваете сына и первую жену Тюрина?
– Нет, их кандидатуры на роль преступника я пока не рассматриваю.
– А кого рассматриваете?
– Как ты думаешь, кому было выгодно избавиться от Тюрина?
– Его жене.
Мирослава поморщилась, – ну что ты на ней зациклился!
– Кому же ещё?
– Думай.
– Любовнику, – задумчиво проговорил Морис, – но они вроде бы расстались.
– Лично я поняла, что рассталась она. А вот он…
– Разве может быть так, – неуверенно проговорил Морис, – что один расстался, а другой нет.
– Ещё как может!
– В том смысле, что любовник хотел вернуть Тюрину и преследовал её?
– В том.
– Но вы забываете о ноже! Как он мог взять нож в доме Тюриных? Значит, Татьяна была его сообщницей.
– Необязательно…
– Но не сам же Тюрин вручил нож своему убийце?
– Разумеется, нет. Если рассматривать это утверждение в прямом смысле.
– А какой ещё может быть смысл у этого утверждения?