Благие знамения — страница 35 из 67

— Нет! Она просто выбирала очень маленькие информационные фрагменты, — сказала Анафема. — В том-то все и дело. В большинстве случаев она давала такие расплывчатые описания, что их можно было понять только после самого события, только тогда все обретало смысл. Кроме того, она не знала, насколько важно для будущего то или иное событие, поэтому действовала наугад. Она предсказала, что 22 ноября 1963 года в Кингс-линне рухнет некий дом.

— И? — На лице Ньюта отразилось вежливое недоумение.

— В этот день убили президента Кеннеди, — помогла ему Анафема. — Но, понимаешь, Далласа во времена Агнессы не существовало. А Кингс-линн был довольно известным портом.

— М-да.

— Но лучше всего она предсказывала то, что касалось ее потомков.

— Да?

— Конечно, она ничего не могла знать о двигателях внутреннего сгорания. Автомобили казались ей просто странными колесницами. Даже моя мама считала, что в этом пророчестве говорится о какой-то перевернувшейся императорской карете. Понимаешь, недостаточно видеть будущее. Нужно еще понимать, что увиденное означает. Агнесса была как зритель, который разглядывает огромную картину через крошечную трубочку. И, делая выводы по таким мелким фрагментам, она сочиняла, по своему разумению, полезные советы.

Иногда бывали и удачные попадания, — продолжала Анафема. — Мой прадедушка, к примеру, за два дня до срока разгадал предсказание о крахе фондовой биржи в 1929 году. И нажил состояние. Можно сказать, что мы стали профессиональными потомками. — Она внимательно посмотрела на Ньюта. — Видишь ли, пару сотен лет назад никто даже не понимал, что Агнесса создавала «Превосходные и Недвусмысленные Пророчества» как фамильную ценность. Многие из предсказаний касались ее потомков и их благосостояния. Она пыталась позаботиться о нас после своей смерти. И мы считаем, что именно поэтому она описала происшествие в Кингс-линн. В то время мой отец как раз ездил туда, и, с точки зрения Агнессы, на него вполне мог свалиться кирпич, хотя вряд ли его настигла бы шальная пуля из Далласа.

— Какая удивительная личность, — сказал Ньют. — Правда, взорвала целую деревню, но это такая мелочь.

Анафема пропустила его слова мимо ушей.

— В общем, она оставила нам в наследство пророчества, — сказала она. — И с тех пор наша семья пытается расшифровать их. Она давала примерно одно предсказание на месяц… хотя сейчас концентрация пророчеств растет, поскольку мы приближаемся к концу света.

— И когда же он наступит? — поинтересовался Ньют.

Анафема со значением взглянула на часы.

Он сдавленно фыркнул, надеясь, что у него получился миролюбивый и учтивый смешок. После сегодняшних событий он чувствовал себя не слишком здравомыслящим. Его беспокойство также вызывали духи Анафемы.

— Считай, тебе повезло, что мне не нужен секундомер, — сказала Анафема. — У нас в запасе, м-да, примерно пять или шесть часов.

Ньют прокрутил это в уме. До сих пор у него никогда не возникало потребности выпить, но что-то подсказало ему, что настал такой момент.

— А у ведьм в доме бывает спиртное? — рискнул спросить он.

— О да. — Она улыбнулась, как, верно, улыбалась Агнесса Псих, разбирая содержимое бельевого комода. — Зеленый булькающий отвар с затвердевшей коркой, в которой застыли всякие странные штучки. Кому и знать, как не тебе.

— Отлично. Лед имеется?

Напитком оказался джин. Со льдом. Анафема, учившаяся ведьмовству по ходу дела, не одобряла спиртные напитки в целом, но только не те, что стояли у нее в баре.

— Я тебе говорил о тибетце, который вылез из ямы на дороге? — немного успокоившись, спросил Ньют.

— Да я уже знаю про них, — сказала Анафема, шурша бумагами на столе. — Вчера двое таких появились у меня перед домом. Бедняжки, они так растерялись! Я напоила их чаем, а потом они одолжили у меня лопату и опять ушли в свою дыру. Правда, мне показалось, что они не совсем понимали, что, собственно, собираются делать.

Ньют почувствовал легкое раздражение.

— А откуда ты узнала, что они тибетцы? — спросил он.

— А ты-то откуда узнал, если на то пошло? Может, он распевал «ом-м», когда ты его сбил?

— Ну, он… он был похож на тибетца, — сказал Ньют. — Оранжевый балахон, лысая голова… словом, тибетец.

— Один из моих прилично говорил по-английски. Насколько я поняла, он мирно ремонтировал радиоприемник в Лхасе и вдруг провалился в какой-то туннель. И теперь не представляет, как ему добраться до дома.

— Если бы ты послала тибетца прогуляться по дороге, его, наверное, подбросила бы до места летающая тарелка, — уныло сказал Ньют.

— Три пришельца? Один из них маленький жестяной робот?

— И они перед твоим домом приземлялись?

— Судя по тому, что передает радио, мой садик, похоже, чуть ли не единственное место, где их не было. Они летают по всему миру, несут какую-то банальщину о мире во всем космосе, а когда их спрашивают: «Ну, и?» — пришельцы смотрят ошалело и улетают. Знаки и предвестья, все, как говорила Агнесса.

— Ты хочешь сказать, она и это предсказала?

Анафема порылась в потрепанной картотеке.

— Я хотела занести данные в компьютер, — сказала она. — Чтобы легче было искать. Понимаешь? Это сильно упростило бы расшифровку. Пророчества расположены в хронологическом беспорядке, но можно о многом догадаться по почерку и другим признакам.

— Она что, записывала все на карточки? — спросил Ньют.

— Нет. Она написала книгу. Но я умудрилась, э-э… потерять ее. Разумеется, мы всегда хранили копии.

— Потеряла, да неужели? — шутливо заметил Ньют, пытаясь придать разговору юмористический оттенок. — Уж этого Агнесса точно не могла предвидеть!

Анафема стрельнула в него взглядом. Если бы взгляды могли убивать, Ньют упал бы замертво.

Затем она продолжила:

— Однако за годы исследований мы составили указатель, а дедушка придумал систему перекрестных ссылок… Ага. Вот что нам нужно.

Она положила перед Ньютом листок бумаги.

— Раньше я не все здесь понимала, — призналась Анафема. — Эти сноски я делала, слушая новости.

— Ваша семья могла бы здорово разгадывать кроссворды, — сказал Ньют.

— По-моему, Агнесса здесь малость загнула. При чем тут Левиафан и Южная Америка? А тройки и четверки могут означать что угодно. — Она вздохнула. — С газетами столько мороки. Ведь неизвестно — может, Агнесса описывала какой-то пустяковый случай, а ты его пропустишь. Ты знаешь, какую пропасть времени занимает просмотреть все ежедневные газеты от корки до корки каждое утро?

— Три часа десять минут, — машинально ответил Ньют.


— Я думаю, нас наградят медалью какой-нибудь, — с оптимизмом сказал Адам. — За спасение человека из огня.

— Машина вовсе не горела, — сказала Пеппер. — А когда он перевернул ее обратно на колеса, оказалось даже, что она почти целехонька.

— Но могла бы гореть, — выразительно заметил Адам. — Не понимаю, с чего нам лишаться медали только потому, что какая-то старая развалина не понимает, когда ей следует загореться.

Они стояли на дороге, заглядывая в дыру. Анафема вызвала дорожную полицию, которая обвалила края ямы, чтобы почва просела, и поставила вокруг несколько предупредительных дорожных конусов; туннель был темным и терялся где-то в недрах.

— А круто было бы побывать в Тибете, — сказал Брайан. — Мы бы научились там всяким военным искусствам. Я смотрел один старый фильм про долину в Тибете, где все живут себе припеваючи сотни лет. Она называется Шангри-ла.[115]

— Шангри-ла? Да так называется бунгало моей тетушки! — сказал Уэнслидэйл.

Адам прыснул от смеха.

— Что за дурацкая идея — называть долину в честь какого-то старого бунгало, — сказал он. — Еще назвали бы «Приют Странника» или… или «Лаврушки».

— Все лучше, чем Шамбла, — кротко сказал Уэнслидэйл.

— Шамбала, — поправил Адам.

— Мне кажется, вы об одном и том же говорите. Скорей всего, у этой долины просто два названия, — с невиданной дипломатичностью сказала Пеппер. — Как у нашего дома. Когда мы сюда переехали, мы его переименовали — раньше он назывался «Хижина с видом на Нортон», — а только нам до сих пор присылают письма «Тео К. Купье, Хижина». Может, ее теперь называют Шамбала, но люди по привычке говорят «Лаврушки».

Адам спихнул в дыру камешек. Тибетцы начали ему надоедать.

— Чем дальше займемся? — сказала Пеппер. — На нижне-нортонской ферме сегодня купают овец. Можно пойти помочь.

Сбросив в дыру камешек побольше, Адам прислушался, ожидая услышать звук падения. Но ничего не услышал.

— Не знаю, — сдержанно сказал он. — Я думаю, нам лучше как-то позаботиться о китах, лесах или о чем-нибудь в таком роде.

— В каком именно роде? — спросил Брайан, который обожал старые добрые развлечения вроде купания овец. Он начал выгребать из карманов пустые пакетики и один за другим бросать их в дыру.

— Ну, тогда мы можем не покупать сегодня в Тадфилде гамбургеры, — сказала Пеппер. — Если мы, все четверо, не съедим по гамбургеру, то не надо будет вырубать миллионы акров тропических лесов.

— Их все равно вырубят, — сказал Уэнслидэйл.

— Опять же ваш грубый материализм, — сказал Адам. — Так же, как с китами. Просто поразительно, что за дела творятся. — Он посмотрел на Барбоса.

У него возникли очень странные ощущения.

Дворняжка, заметив его внимание, выжидающе встала на задние лапы.

— Вот из-за таких, как ты, и перебили всех китов, — строго сказал Адам. — Да ты за жизнь уже наверняка целого кита слопал.

Барбос, ненавидя себя последней крошечной частичкой сатанинской души, склонил голову набок и заскулил.

— Эдак на старушке Земле наступит распрекрасная пора, — сказал Адам. — Ни китов, ни воздуха, льды растают, моря поднимутся, и все будут жить в воде.

— Значит, повезет только атлантидцам, — радостно вставила Пеппер.

— Ха, — сказал Адам. На самом деле он ее не слушал.

В его голове творилось нечто странное. Она разболелась. И в нее приходили идеи, о которых он вовсе не собирался думать. Какой-то голос говорил: