Ты на это способен.
Ты ведь уже вступил в новую жизнь.
Ты уже сделал первый шаг к огромной мечте, которой нет у других, ты принял решение прожить свою собственную неповторимую жизнь.
Шагай вперед, и ты обязательно дойдешь до цели.
Пусть я и буду очень далеко, но я всегда поддерживаю тебя.
Прости за все.
Спасибо.
И удачи.
Твой лучший друг
Послесловие
Начало лета 2005 года.
Ко мне в гости зашел старшеклассник.
Я был его классным руководителем в средних классах, а сейчас он уже в предпоследнем классе старшей школы. Сжимая в руках мою книгу «Записки мудрецов», он сидел в кресле.
Когда этот мальчик перешел в старшие классы, у него обнаружили опухоль мозга, была сложная операция. Об этом и его нынешнем состоянии мне рассказал его старший брат, тоже мой ученик.
Я смотрел на мальчика, словно передо мной стеклянная ваза, требующая бережного обращения.
– Как ты? – спросил я его.
Еще в средних классах он был очень позитивным и светлым ребенком. И на этот раз он тоже очень бодро ответил:
– Все в порядке. Я каждый день хожу в школу.
Но из разговора с ним я понял, что ситуация вовсе не такая хорошая. Говоря о себя, он использовал выражение «бомба замедленного действия, не знаешь, когда взорвется».
Несмотря на свое состояние, он пришел встретиться со мной.
– Мама сказала, что эта книжка написана словно для меня, поэтому велела поблагодарить вас, – сказал он, показывая «Записки мудрецов», и попросил автограф.
Я стал думать, что ему написать. Мне было непривычно подписывать книги.
Когда он уходил домой, я смотрел ему вслед. Он шел медленно, словно был совсем другим человеком, не тем, каким я его знал. У ворот он обернулся, еще раз вежливо поблагодарил меня, и в этом было что-то светлое, как будто на минутку он стал прежним. От такого контраста защемило сердце.
Вспоминая об этом позже, я понял, насколько плохо он себя чувствовал.
Осень 2005 года.
Умерла моя теща, с которой мы жили вместе, пока строился ее дом.
Еще несколько дней назад она хлопотала по хозяйству, бодро работала в саду и вдруг упала. Так и не приходя в сознание, она умерла через несколько дней в больнице от кровоизлияния в мозг. В тот самый день, когда закончилось строительство дома, чего она ждала с таким нетерпением.
Мы не были готовы в этому, мы не знали, как пережить это. Особенно тяжело пришлось моей жене.
Во время похорон моя маленькая дочь полутора лет, глядя на фотографию бабушки, радостно ворковала: «Ба, ба, ба», и меня душили слезы.
Не прошло и месяца, как мне сообщили, что умер мой ученик, который приходил ко мне летом. Для него уже больше не наступит завтра.
Я смотрю на школьников, которые гуляют по улице. Они думают, что новый день непременно придет. Конечно же они задумываются о своем будущем, конечно же они тревожатся о нем, но свои тревоги они используют… как предлог, чтобы не двигаться с места. И хотя в жизни нет ничего определенного, они проводят время, словно у них его в избытке.
Таких людей очень много, и не только молодых. Я и сам такой.
Мы все понимаем слова: «Неизвестно, когда человеку суждено умереть» – но живем так, будто наше завтра обязательно должно слу- читься.
Вот что сказал один известный режиссер:
«Думать о смерти – значит думать о жизни. Это как при движении маятника: если он сильно качнется в одну сторону, то так же сильно качнется и в другую. Нельзя думать только о чем-то одном. Чем больше думаешь о смерти, тем больше думаешь о жизни».
Для меня смерть близких людей стала поводом задуматься о жизни.
Испытывать чувство благодарности за то, что наступил сегодняшний день, и прожить его на полную. Для меня эта максима стала определяющей. Не то, что я должен сделать, а то, что я хочу сделать.
Я благодарен за то, что вы дочитали мою книгу до конца.
Не хочу завершать ее на грустной ноте. Моя книга родилась из мысли: нужно больше радоваться жизни.
«Ты сейчас жив, поэтому все в твоих силах!» – говорю я сам себе. Это послание оставили мне два ушедших человека.
Именно потому, что наша жизнь не повторится, нужно провести ее так, как всегда мечталось. Это я и хотел донести до своих читателей.
Буду рад, если моя книга станет для кого-то поводом задуматься о собственной жизни, советом, как построить чудесную жизнь.
Если вам захочется поделиться своим впечатлением, отправьте письмо в издательство по почте или на указанный ниже электронный адрес. Я обязательно прочитаю каждое письмо.
В заключение я хотел бы поблагодарить свою жену и дочь за поддержку, всех сотрудников школы дополнительного образования «Сомэй» – Морисуэ, Васии, Миягава, Мацуо, Кусумото – и моих учеников, которые всегда дарят мне улыбки и яркие впечатления.
Также я хочу сказать спасибо всем сотрудникам и директору издательства Discovery 21 господину Хосибе за ценные советы.
Благодарю всех тех, кто чему-то научил меня в жизни.
Большое всем спасибо!
Лето 2006 года
Автор
Для писем и комментариев:
book@d21.co.jp
Также в этой серии выходят
Элой МореноНевидимка
Вот уже несколько дней один папа и одна мама задают бесконечный вопрос: что же случилось с их сыном на самом деле? Им известна официальная версия, которую они рассказывают всем, озвучивают родственникам, друзьям, журналистам… Версия, в которой они сами сомневаются, но заставляют себя в нее поверить. Они пока не решаются ни о чем его спрашивать, не знают, как подойти к этой теме. Возможно, они не готовы услышать ответы. Поэтому они прислушались к советам и передали все в руки психолога, чтобы тот смог добраться до истины.
Отрывок из книги «Невидимка»
Уже больше пяти минут она стоит на углу дома на другой стороне улицы, глядя на дверь и не зная, как быть: войти сейчас или вернуться завтра с теми же сомнениями.
Сделав глубокий вдох, она решается. Переходит улицу, едва оглянувшись по сторонам, и с опаской открывает дверь.
Вот и все.
Ей предлагают сесть на диван у входа и говорят, что скоро ею займутся.
Чтобы скоротать ожидание, она начинает рассматривать рисунки на стенах комнаты: такие не встретишь в музеях, но их может видеть огромное количество людей.
Но только не в ее случае. Это увидит только она и никто больше. По крайней мере, так она думает сейчас.
Через несколько минут ее приглашают в другую комнату, не такую большую, не такую светлую, более камерную…
И войдя, она тут же видит его.
Лежащего на столе, большого – достаточно большого, чтобы закрыть собой всю ее спину, – гигантского дракона.
Ей снова объясняют этапы процесса, рассказывают, сколько потребуется времени и какую технику они будут использовать. Предупреждают, что если на обычной спине это доставляет немало боли, то ей будет больнее в разы.
Она снова размышляет несколько секунд.
Решает не отступать.
Снимает футболку и брюки, затем бюстгальтер и, практически обнаженная, ложится лицом вниз на кушетку, открывая спину, один взгляд на которую вызывает нестерпимую боль. Спину, изрезанную шрамами от ожогов, тех, что росли и расползались по коже женщины, которая много лет назад, еще совсем ребенком, побывала в аду.
«Приступим», – раздается голос.
Она вздрагивает и закрывает глаза так крепко, что тут же переносится в прошлое, в тот момент, когда все случилось.
Прошло уже много времени, но ей по-прежнему тяжело и страшно думать об этом. Это невозможно стереть из памяти. За прошедшие годы она поняла, что некоторые воспоминания могут вызывать такую жгучую боль, будто все случилось только вчера.
И постепенно на этой рельефной коже, от каждого миллиметра которой веет прошлым, начинает оживать дракон.
В течение нескольких часов ее сознание путешествует из настоящего в прошлое и обратно, как маленькая пташка, которая боится садиться на землю не меньше, чем лететь дальше. Наконец женщина встает и смотрит на себя в зеркало.
Вот оно – рождение дракона, ее дракона. Он поднимается с основания поясницы и всего через несколько дней, когда будет полностью закончен, завершит свое восхождение на самой верхней точке шеи.
Она делает вдох и улыбается. Наконец-то она решилась.
Она пока еще не догадывается, что в какие-то моменты этот дракон будет просыпаться и она не всегда сможет его контролировать.
Она не знает, что это вовсе не она выбрала себе татуировку дракона: это он отыскал свое пристанище, нашел для себя тело, в котором смог наконец поселиться и ожить.
Опять со мной происходит то же самое.
Я просыпаюсь от того, что весь дрожу, сердце колотится, будто вот-вот выпрыгнет из тела, и кажется, что на груди сидит огромный слон.
Иногда мне так тяжело дышать, что я боюсь задохнуться, если не открою рот пошире.
Хорошо, что теперь я знаю, как поступить. Мне объяснили это в первый же день, когда я попал сюда. Ну ладно, в третий, поскольку про первые два дня я вообще ничего не помню.
Нужно начать считать от одного до десяти и одновременно медленно дышать, стараясь, чтобы понемногу тело успокоилось, сердце вернулось на место и слон убрался восвояси.
Один, два, три… вдох и выдох.
Четыре, пять, шесть… вдох и выдох.
Семь, восемь, девять и десять, вдох и выдох…
И все сначала.
И еще важно, чтобы, просыпаясь, я не впадал в панику.
Как мне сказали, я должен напомнить себе, что нахожусь в безопасном месте и у меня нет причин нервничать… чтобы не повторилась опять первая ночь, когда, открыв глаза, я испугался и начал кричать.
Именно так я и делаю: стараюсь не пугаться и жду, пока глаза начнут различать окружающий меня свет, пока этот свет поможет разглядеть то, что находится рядом.
Один, два, три, вдох и выдох…
Четыре, пять… вдох и выдох…
Шесть, семь…
Похоже, действует – я уже не дрожу, сердце стучит медленнее и слон, который сидит у меня на груди, начинает подниматься.
Я лежу спокойно.
Уже успокоившись, я начинаю различать отдельные звуки: шаги где-то вдалеке, очень неторопливые… словно ноги движутся отдельно от тел; голоса, шепот, непонятные слова; странные звуки, которые напоминают сдерживаемый плач, как будто люди стараются спрятать его за ладонями; иногда тишину, а иногда чьи-то крики… и еще тысячу других звуков.
И среди всех этих звуков есть один мой. Он неустанно раздается внутри меня. Это похоже на громкий сигнал, такой пронзительный, будто огромная игла пронизывает мою голову от уха до уха. Он огромной волной накатывает на меня, а потом отступает. И так целый день. Хотя больше всего он мешает мне по ночам, когда все вокруг замолкает.
Один, два, три… вдох и…
Перестаю считать, потому что кажется, что мне уже лучше.
Теперь, когда внутри все успокоилось и я понимаю, где нахожусь, я начинаю двигаться. И в этот момент приходит боль.
Я шевелю пальцами, медленно сжимая и разжимая кулаки: сначала на левой руке, потом на правой, потом обе ладони вместе. Я пытаюсь подвигать шеей и чувствую боль, невыносимую боль, но все же стараюсь понемногу поворачивать голову в разные стороны.
Продолжаю.
Начинаю шевелить ногами: сначала левой, потом правой…
Пытаясь согнуть правую ногу, я вдруг понимаю, что чья-то лежащая на ней рука не позволяет мне этого сделать.
Я снова впадаю в панику.
Начинаю дрожать.
Слон опять вернулся.
Один, два, три… вдох и выдох.
Четыре, пять, шесть… вдох и выдох.
Семь, восемь, девять…
Пытаюсь распрямить ногу, но чья-то рука не позволяет этого сделать.
Стараюсь изо всех сил вспомнить, что происходит: почему эта рука вообще здесь, почему я постоянно слышу этот оглушительный звук, почему я в постели, почему иногда у меня ощущение, будто я нахожусь под водой и тону…
Взглядом ищу на противоположной стене небольшие часы, чьи цифры можно рассмотреть даже в полной темноте: 02:14. Приблизительно как и в прошлые ночи. Похоже, что, несмотря на все таблетки, я не могу спать больше трех-четырех часов подряд.
Но дела явно идут на поправку, грех жаловаться: я уже не кричу, когда просыпаюсь, уже не плачу от боли при каждом движении и намного быстрее вспоминаю, где вообще нахожусь. А самое главное – люди теперь видят меня.
Думаю, что с момента, когда все случилось, я больше не могу быть невидимкой. Возможно, удар изменил что-то внутри меня, а может, суперспособности уходят так же незаметно, как и приходят. Я уже пять дней здесь, и пока стать снова невидимкой не получилось.
Попробую немного поспать, хотя бы часок. Потому что один час тоже очень важен.
Закрываю глаза.
Считаю от одного до десяти.
Дышу медленно.
Пока чья-то рука продолжает сжимать мою ногу.
Рука с сотней браслетов
В то время пока тот, кто раньше был невидимкой, пытается заснуть, примерно в пяти километрах от него, в небольшой комнате, расположенной где-то внутри шестиэтажного здания, просыпается рука, украшенная множеством браслетов. Вместе с ней просыпается и все тело.
Вот уже пять дней она не может спать спокойно. С того момента, когда все произошло. Она по-прежнему принимает лекарства, и они по-прежнему не помогают.
Она просыпается ночью от какого-то нервного сна, начинает бродить по комнате, не переставая смотреть в окно, вглядываться в это черное небо. Такое же черное, как ее совесть сейчас.
Вот уже пять дней жизнь течет перед ней как будто в тумане, будто пелена из слез превратилась в очки, которые она надела и никак не может снять. Вот уже пять дней она пишет письма о своей любви – они начинаются с ярости и заканчиваются ненавистью. Письма о любви, которые, возможно, никогда не дойдут до адресата, а так и останутся между мусорным ведром и забвением.
Она смотрит на экран мобильного телефона, предательски молчащего уже давно. Открывает фотографии и листает на несколько месяцев назад, чтобы отыскать те снимки, которые сейчас больше всего ее интересуют.
Вот первая, где они все трое весело улыбаются на пляже.
Вот вторая, где он, уже один, подмигивает ей издалека.
Вот еще одна, сделанная не так давно, во время его последнего дня рождения, где он задувал свечи с такой силой, что почти улетел сам торт.
И четвертая, и пятая, и еще, и еще, и еще… Чем быстрее палец скользит по экрану, тем сильнее подступают слезы и ярость, и чувство беспомощности, и боль… потому что в конце концов она неизменно возвращается.
Она бросает телефон на пол в тщетной попытке исправить прошлое. А потом падает на кровать.
Именно в этот момент, оказавшись в плену простыней и боли, она наконец принимает решение, которое вынашивала в себе уже несколько дней.
Опять меня будит этот жуткий сигнал в голове, как будто кто-то поместил огромный гудок прямо в мое ухо и не перестает гудеть в него.
Я подношу руки к голове, изо всех сил стараюсь заткнуть уши, закрываю глаза и широко открываю рот, насколько это возможно… Но сигнал продолжает греметь у меня внутри.
Медленно дышу, пока не начинает казаться, что все проходит. Похоже, что звук затихает, но это не так: он лишь прячется, чтобы снова разбудить меня, как только я засну.
Открываю глаза.
Смотрю на противоположную стену: 06:26.
Думаю, что сегодня уже не засну.
Я помню все, что происходило в течение нескольких недель до случившегося, и ничего из того, что было потом.
Иногда ко мне возвращаются странные ощущения: будто я тону, захлебываясь водой, будто лечу по небу, будто внутри меня все горит, будто мое нутро заполняет невыносимый гул…
А затем я очнулся здесь, на этой кровати, в этой комнате, и мне сказали, что я проспал целых два дня.
Но то, что было до того… я помню абсолютно все и понимаю, как кардинально изменилась моя жизнь за какие-то несколько месяцев. Эта жизнь напоминала американские горки, их виражам не было ни конца ни края, но они в одночасье оборвались пять дней назад.
С того момента люди не переставали навещать меня.
Ко мне заглядывали друзья: и те, что всегда были рядом, и те, о существовании которых я даже не догадывался.
Ко мне в несметном количестве приходили родственники, хотя часть из них я до этого не видел ни разу в жизни.
Но самое главное – меня стали навещать люди, которые раньше меня не видели, но узнав, что я стал героем всех новостей, решили лично удостовериться в том, что я перестал быть невидимкой.
И конечно, приходит много журналистов, включая тех, что работают на телевидении, но им не разрешают общаться со мной. Я знаю, что обо мне пишут и говорят постоянно: в газетах, на радио, в телевизионных программах… но слушать и смотреть все это мне не разрешают.
Для меня доступ закрыт.
Странно, но именно теперь, когда я перестал наконец быть невидимкой, я ощущаю себя еще более потерянным.
06:46.
В окно начинают пробиваться первые лучи, а это означает, что жизнь вокруг закипит с новой силой. И только я по-прежнему буду здесь, еще один день. И рука, сжимающая мою ногу или руку, или ладонь, тоже останется тут, в этом я могу быть уверен.
Лицо со шрамом на брови
В одной из комнат квартиры, расположенной в центре города, часы также показывают 06:46. Там в кровати ворочается тело, которому сон дается с таким же трудом, как и бодрствование. Угрызения совести.
Тело встает, не проронив ни звука, заходит в ванную и смотрит на свое отражение в зеркале – на правую бровь, где виден небольшой шрам. Дотрагивается до него и вспоминает, откуда он взялся: уже два года, парк, два велосипеда, гонка.
От этого воспоминания на глаза наворачиваются слезы, потому что последние несколько месяцев эта небольшая метка на лице была единственным, что их связывало.
Он выходит из ванной и снова возвращается в кровать.
Эти пять дней прошли в жутких сомнениях: сказать уже что-то или прикусить язык, как было всегда. Что это: трусость или просто желание выжить?
Он, конечно, ходил к нему в больницу, но они едва поговорили. Все выглядело как-то неловко, будто ты вновь повстречался с тем, с кем никогда не расставался Странное ощущение.
После стольких лет дружбы, встретившись сейчас, они вдруг не знали, как посмотреть друг на друга: все было по-прежнему, но слова почему-то не находились.
– Привет, – произнес он с трудом, пытаясь скрыть впечатление, которое на него произвели побритая голова, раны на лице и зонд на его руке.
– Привет, – ответил тот.
– Ты как? – спросил он снова тоном человека, рассуждающего об очевидных вещах: что до неба не достать, что снег белый, а зимой бывает холодно.
– Ну, лучше немного…
– Вот, я тебе принес, – и тело со шрамом на брови протянуло сверток.
– Спасибо, – ответил тот, медленно его распаковывая.
Повисла гробовая тишина, которую несколько бесконечных минут нарушало лишь шуршание упаковочной бумаги. Неловкое молчание, окончания которого всегда ждешь и никогда не знаешь, как его прервать.
– Кажется, таких у тебя еще нет? – наконец спросило тело со шрамом на брови.
– Нет, таких у меня нет, спасибо большое, – соврал тот, рассматривая содержимое пакета.
Снова смотрю на эту руку, которая не перестает держать меня все пять ночей, пока я здесь.
Думаю, она не отпускает меня, поскольку все еще боится, что в один прекрасный миг я снова стану невидимкой и она уже не сможет меня найти. Держа меня вот так, за ногу, она, по крайней мере, четко знает, где я.
Мне и самому нужна эта рука. Именно поэтому, когда я ощущаю ее на себе каждую ночь, мне сначала становится страшно, а потом я понимаю, что нуждаюсь в ней.
Мне нужно знать, что, если я вдруг снова исчезну, хотя бы кто-то будет знать, где меня искать.
Достаю свою руку, кладу поверх той руки и ощущаю тепло ее кожи, сжимаю ее крепко, чувствую, как в пальцах бьется ее сердце… И тихонько говорю ей то, что никогда не решился бы сказать, если бы она не спала:
«Мама, я люблю тебя».