одят для шантажа.
– Другой танцор? – тихо предположила я. Мне совершенно не хотелось быть гонцом с плохими новостями или озвучивать версии, которые расстраивают моего милого повара, но выбора не было. Мы обязаны разобраться в этой истории. И чем дальше мы разбирались, тем больше мне хотелось забыть про стриптиз-клуб «Наима» и все, что с ним связано.
Рафа обреченно потер виски. Внезапно квартира наполнилась громкой трелью «Я свободен» Кипелова.
– Это Илона. – Бонд поднес трубку к уху. – Здравствуйте, Илона Давыдовна, как вы? Спасибо, тоже неплохо. Да, это ужасно. Да, я был у его девушки, но еще не ездил к матери… Завтра? Разумеется, конечно. Обязательно. Я могу заехать за ней. А, Миша? Ладно, хорошо. Кристину могу привезти я. Егор? Ясно. Спасибо, доброй ночи.
Парень какое-то время мутным взглядом смотрел на телефон в своей руке, а потом присел рядом со мной:
– Завтра похороны. Мишка заедет за Валентиной Геннадьевной, заберет ее из больницы. В квартиру они приедут пораньше, потом привезут тело. Люди подойдут позже. Около десяти. Кристину привезет Егор. Сначала дома все попрощаются, потом на кладбище, после него в «Капель», выпить за упокой души.
Я судорожно сжала руки в кулаки, чтобы не зареветь. Говорю же, не люблю все эти разговоры про похороны и плохо соображаю, когда люди вокруг меня плачут и причитают. Рафа не плакал и не причитал, но он заглянул мне в глаза с такой болью, что от тоски и жалости к нему мое сердце чуть не разорвалось. Мне захотелось обнять его, утешить и заверить, что все будет хорошо. Не важно, что мы узнали о Славе, мы будем любить его в любом случае, потому что он был нашим другом. Мне хотелось наполнить сердце Рафы надеждой и светом, но вместо этого я подсела к нему еще ближе и коснулась своими губами его губ.
Сама не знаю, зачем я это сделала, мне захотелось, и я повиновалась этому глупому желанию, понимая, что ни при каких других обстоятельствах я бы не решилась на этот шаг. И если Рафа оттолкнет меня и покрутит пальцем у виска, я все могу спихнуть на эмоциональную неустойчивость и стресс.
Но Рафа сидел не шевелясь, позволяя мне его целовать, а потом приобнял меня за талию и поцеловал в ответ. Его поцелуй был ненавязчивым и нежным, но вскоре искра между нами стала разжигаться все больше и ярче. Бонд прижал меня к своей груди так сильно, что я могла ощутить все мышцы на его торсе даже через хлопковую ткань футболки.
В тот момент в моей голове не было ни одной мысли, не функционировала ни одна мало-мальская извилина. Мне казалось, этот волшебный миг будет продолжаться бесконечно. Мы как будто были одни на собственной планете, личном Марсе или Юпитере, и, кроме нас, не было больше ничего: ни похорон, ни загадок и тайн, ни мерзких фото.
Пока в моем кармане не затрезвонил мобильник.
Рафа остановился и вопросительно на меня посмотрел. Со стороны я выглядела как только что разбуженный ребенок. Я явно не понимала, почему он прекратил, и только потом до меня дошло, что у меня из кармана раздается «Генералы песчаных карьеров».
Я виновато улыбнулась и извлекла сотовый из джинсов.
О нет!
Невский.
Я, сама того не замечая, совершила большую ошибку, не скинув звонок или вообще не отключив мобильник. Потому что, как и я, Рафа прочитал имя звонившего. Он, естественно, не знал имени и фамилии моего парня (если я могу назвать Игоря моим парнем), но сразу же просек, что это был именно он.
– Алло, – хрипло произнесла я, нажав кнопку «ответить».
Рафа нахмурился и отодвинулся от меня на самый конец дивана.
– Привет, милая, – донесся до меня жизнерадостный голос Невского.
Что это с ним? «Милая»? Да еще и так весело? Может, птичий грипп? Да нет, он не птица, а самое настоящее парнокопытное.
– Как поживаешь? Чем занимаешься? – продолжал радоваться Невский.
– Я… я… дома. Сижу, телик смотрю.
Поймав разочарованный и какой-то грустный взгляд Рафы, я резво подскочила с дивана и направилась в ванную, закрыла за собой дверь и включила воду.
– А что планируешь на завтра? – Невский по-прежнему был раздражающе вежлив. Это, что ли, его новая политика по отбиванию меня у всяких Иванов-заместителей?
– Ничего пока не планирую. Не знаю.
– Тогда давай сходим куда-нибудь. На Вишневской новое кафе открылось, «Мерси». Вроде как настоящая французская кухня. Хочешь? – заискивающе обратилось ко мне парнокопытное, и я представила, как его чисто выбритое лицо расползается в приторной улыбке.
Я не хотела. Точнее говоря, я хотела. Но только не с Невским.
Вздохнув глубоко, я села на ванну и устало потерла лоб свободной рукой.
Кого я обманываю? Ну, поцеловались разок. К тому же инициатором была я. Так бы он никогда ко мне не притронулся. Если бы Невский не позвонил, поцелуй подошел бы к своему логическому завершению и мне было бы ужасно стыдно. Хотя, не скрою, и ужасно приятно.
Однако теперь я могла понаблюдать за тем, как Рафа отреагировал на звонок Невского. Ему это не понравилось. Он ведь у нас старых моральных устоев. Мистер Совершенство. В его понятии я уже занята, хотя фактически это вовсе не так.
Боже мой, он, наверное, думает, что я проститутка? Целую всех направо и налево, а у самой есть бойфренд! Господи, как же глупо вышло! Ну почему эта скотина вообще приперлась ко мне вчера вечером и стала метить свою территорию посредством грозных взглядов и недовольных речей? Зачем он позвонил именно в самый лучший момент моей жизни три минуты назад? Прямо не человек, а Люцифер! Вот встречусь с ним и пошлю его в бухгалтерию! Сколько можно отравлять мое и без того унылое существование?
– Варя? Ты там? – забеспокоился Люцифер. – Ты меня слышишь?
С другой стороны, если я пошлю Невского, то останусь совсем без мужиков. После этой лжи по телефону, будто я сижу дома и смотрю телевизор, Рафа уж точно теперь ко мне не приблизится. По его понятиям, я неверная и лживая девушка.
Какой ужас!
Неужели он и вправду обо мне такого мнения?
– Да, я тут, – наконец-то ожила я, – хорошо. Заезжай за мной в восемь.
– Океюшки, – довольно ответил Невский, – пока, солнышко. Буду скучать.
Я отключилась, не удостоив его даже скудным «я тоже». У него действительно поехала крыша. За два с половиной года это его первое «солнышко» в мой адрес.
Когда я выбралась из моего звуконепроницаемого переговорного пункта, со столика уже было убрано, на нем снова стояли фоторамки, которые я до этого убрала на полку с альбомами и книгами. В самом центре лежал снимок Славы. Тот самый, что мы выбрали из большой стопки его фотографий.
– Завтра я отдам его Илоне, чтобы она заказала памятник, – услышала я бархатный баритон Рафы, который стоял позади меня.
Я молча кивнула, одобряя выбор снимка. Славка вышел задумчивым, но ужасно милым. Каким он всегда и останется в моих глазах.
Я повернулась лицом к хозяину дома:
– Рафа, я не хотела…
– Варя, уже поздно, – перебил он меня, переводя растерянный взгляд на входную дверь, – давай я тебя отвезу, а завтра заеду в полдесятого. Ты не знаешь, где теперь живут… жили тетя Валя и дядя Юра. Сама не найдешь. Там не улица, а лабиринт.
Сглотнув ком в горле, я напялила кроссовки и захватила сумку, куда сунула записную книжку Славы. Спускаясь по крутым ступенькам полутемного подъезда, я чувствовала слабое дыхание Рафы на моей шее.
Ну почему все сложилось так? Может, на мне какое-то заклятье, моя прабабушка увела мужа у какой-нибудь купчихи, а та взяла и прокляла всю женскую половину моего рода. Почему у меня не может быть счастья в личной жизни? Неужели я так много прошу: милого, красивого, умного, хорошего, доброго, видного, с чувством юмора и чтобы меня любил? По-моему, очень даже скромно. Мне даже Орладно Блума не надо. Хотя, если предложат, я, разумеется, не откажусь.
В машине мы тоже молчали. Рафа предусмотрительно включил радио. Видимо, чтобы у меня не возникло желания устроить разговор по душам на тему «Ты во мне жестоко ошибся – я вовсе не распутная девка».
Подперев ладонью подбородок, я лениво следила за проносящимися мимо фонарями и думала о завтрашнем дне.
Самое страшное на свете – это присутствовать на похоронах родственников и друзей. Что может быть хуже этого? Только присутствовать на своих в виде неприкаянной души. Интересно, а куда отправился Славка? Согласно нашей православной традиции вариантов всего два. И мне искренне хочется верить, что Калинин все же будет наблюдать за теми, кого он оставил на грешной земле, сверху, а не снизу. Кстати, надеюсь, он не будет приходить ко мне по ночам и просить доделать за него какое-нибудь ужасно важное неоконченное дело. Не люблю призраков. Они меня смущают и вгоняют в краску.
«Креста» тем временем неумолимо приближалась к моему потрепанному жизнью и тремя поколениями безмозглых подростков подъезду, а я задумалась над стратегией своего поведения.
Какими стали наши с Рафой отношения после этого незабываемого страстного поцелуя? Мы были друзьями (это с натяжкой, скорее знакомыми), а теперь вроде как парень с девушкой?
Я гневно сжала руки в кулаки. Не позвони Невский в самый счастливый миг моей молодой, но уже такой унылой жизни, Рафа бы о нем и не вспомнил. И не сидели бы мы теперь как два сыча на разных деревьях, а целовались-миловались, не могли бы друг от друга оторвать ни глаз, ни рук, ни других конечностей. Да я бы вообще не поехала домой, а осталась бы у моего Бонда! На весь отпуск!
«Японка» тихонько остановилась в двух метрах от кривой двери моего дома, и я развернулась к водителю. Рафа не шелохнулся, так и сидел в позе молодого Шумахера, серьезно глядя перед собой и вцепившись руками в руль.
– Ну, я тогда пойду, – проскулила я, как побитая собачонка. Все-таки должна же быть у человека жалость!
Рафа кинул на меня равнодушный взгляд и снова уставился в голубую даль.
Все, приехали. Отпуск в берлоге у Бонда отменяется из-за наличия отсутствия у него ко мне положительных чувств.