ие всемогущим религиозным вождям, которые согласно своей идеологии должны очистить мир от всего, что может повредить душе истинно верующих и поэтому может угрожать их земному Священному Граду. Вред начинается с существования неверных, то есть всех тех, кто не обратился к истинному учению, и охватывает в особенности ту часть человечества, где и вправду существует политическая, интеллектуальная, художественная, религиозная и даже сексуальная свобода. Символ западной военной мощи, Пентагон в Вашингтоне, и символ западного благосостояния, Всемирный торговый центр в Нью-Йорке, в котором находились бюро более чем шестидесяти стран, — эти здания стали целью насилия именно потому, что символизировали условия дальнейшего существования западной культуры, с ее ценностями и свободами.
Мозг, разработавший все эти атаки, постарался через многочисленные послания устранить все недоразумения и дать ясно понять, что конечная цель — уничтожение неверных, их культуры, их ценностей, их свобод. Цель, которая может быть достигнута, только если победит его тоталитарная идеология. 11 сентября было лишь началом священной войны. И именно в этой цели, проистекающей из неописуемо чудовищной ненависти, следует искать столь интенсивно разыскиваемые причины, основание и питательную среду для 11 сентября.
В тоталитаризме талибов и их верховного мозга, планирующего акты насилия, женщины не имеют никаких прав, гомосексуалисты истребляются, произведения искусства — в том числе тысячелетние статуи Будды — уничтожаются; нетерпимо не только инакомыслие, но и вообще любая инакость, хоть сколько-нибудь отходящая от предписаний религиозной власти.
Бросается в глаза, что эта творящая насилие средневековая теократия могла угнездиться в мире, в котором ничто не может оставаться скрытым, без того чтобы западная культурная элита предприняла хоть какую-либо серьезную попытку положить конец подобному варварству.
Бросается в глаза, что вышеупомянутые критики не проявляют ни малейшего сочувствия ко всем тем мужчинам, женщинам и детям, от которых среди гигантских руин не осталось ничего, кроме праха. Имена их не вспоминают, ими не интересуются, они у них даже отняты — тем, что тысячи жизней сводят к абстракции: не они подверглись нападению, но капитализм, глобализм, американизм.
Бросается в глаза, что анализ 11 сентября и суждения относительно этого со стороны многих лиц, формирующих общественное мнение, определяются подобным редукционизмом.
Несомненно, дело здесь в антиамериканизме. Что касается типа мышления, здесь нет никакого различия между, скажем, антисемитизмом, антиисламизмом или антиамериканизмом. Всякий раз многообразие сводится к единственному, одномерному образу, которому приставка анти- придает всякого рода неприемлемые свойства. И такая карикатура предлагается в качестве истинного облика иудаизма, ислама или Америки. Что касается последнего случая, для антиамериканистов Америка всего лишь капитализм, коммерция, общество потребления, кич, бросовая продукция, гамбургеры, отсутствие традиций, телевидение, поверхностность, милитаризм, империализм и т. д. И всякий раз, когда такой антиамериканист сталкивается с чем-либо из перечисленного, он видит в этом Америку. Америка всегда всё плохое, поскольку ничто положительное не вписывается в этот замкнутый образ. И так же как до совсем недавнего времени в подобной редукционистской близорукости всё, что касается пролетариата, всегда было хорошо, а всё, что касалось буржуазии, всегда плохо, так же точно бедные всегда жертва, а богатые всегда преступники. Америка богата, и поэтому она никогда не может быть жертвой, ибо всё, что с ней происходит, происходит исключительно по ее собственной вине. Это яркий пример интеллектуального подхода идеологов, которые действительность сводят к политическому взгляду, для которого существует только левое и правое. Понятия хорошего и плохого, всё, что относится к морали, политизируется и подгоняется под идеологические шаблоны. Всё, что слева, — хорошее, всё, что справа, — плохое. Поэтому опять-таки неудивительно, что антиамериканисты циничное убийство трех тысяч ни в чем не повинных людей наделяют моральной легитимацией. Разумеется, покушение на убийство есть преступление, но… капитализм, глобализация, империализм, милитаризм ведь не без вины, более того: сами же виноваты. Так жертвы делаются виновными, преступники не столь виновны, и зло не такое уж и плохое. Так как Америка всегда плохая и любое нападение на эту страну всегда должно быть хорошим, массовое убийство представлено, и тем самым оправдано, как не-называемое-хорошим-но-хорошо-понимаемое и тем самым вполне согласующееся с критикой общества, которое, применительно к выдвинутому им самим культурному идеалу, оказалось несостоятельным. Эта форма аргументации отнюдь не нова. Салонные фашисты из Мюнхена, Хайдеггер, этот шварцвальдский мудрец, интеллектуальные апостолы коммунистического государства всеобщего благоденствия — все они на основании в принципе не безосновательной критики вполне искренно оправдывали акции Людей Дела: Гитлера, Сталина и их приспешников. Рэймон Арон справедливо заметил, что эти интеллектуалы неизменно беспощадны к промахам демократии, но при этом снисходительны к преступлениям куда более тяжким, если те вписываются в их идеологическую картину мира.
Также вовсе не ново, что столпы духовного мира приходят в восхищение, вплоть до обожествления, от деяния и насилия. Не случайно мы встречаем яркую иллюстрацию такого почитания в Фаусте Гёте:
Написано: «В начале было Слово!»
Нет, что-то здесь не так. Приступим снова.
Не возношу я Слово до высот.
Не так звучал бы перевод,
Когда бы Дух меня наставил в смысле.
А если написать: «Начало — в Мысли»?
И не нестись на всем скаку,
Не обгоняло чтоб перо строку!
Но разве Мысль всё зримое творила?
Нет, напишу: «Была в начале — Сила»!
Я написал, но не рассеял мрак
И чувствую, нельзя оставить так.
Вновь озаряет Дух мои старанья,
И с облегчением пишу: «Всё началось с Деянья»!
Поднялась невероятная шумиха, когда средства массовой информации назвали это нападение «трусливым». Знаменательным был комментарий американского автора Нормана Мейлера, который вскоре после 11 сентября при посещении Амстердама открыто заявил перед публикой: «Мы целиком утратили уважение к слову. Демократия не может функционировать без уважения к действенности и точности слова. Возьмем опытного бюрократа вроде министра иностранных дел Колина Пауэла. Как может он говорить о трусливой атаке? Это чудовищное злоупотребление словом. Пусть это ужасное, подлое, дьявольское злодеяние, но как можно назвать этих террористов “трусливыми”? Американцы не могут переступить через себя и сказать, что здесь необходимо мужество, — что могло бы вызвать восхищение террористами. Потому что могло бы быть неверно истолковано. Решающий момент здесь заключается в следующем: мы в Америке убеждены в том, что это были слепые, психически ненормальные фанатики, и они не ведали, что творят. Но что если именно они были правы, а мы неправы?» Таков этот самозванный блюститель чистоты речи.
Несколько недель спустя верховный мозг всей это террористической сети вновь нарушил молчание. На се раз он сообщил, что большинство похитителей не знали о том, что должно было произойти. Только как они были уже в самолете, они получили инструкции, что должны захватить самолеты, но даже тогда ещё они не знали, что полетят навстречу неминуемой смерти. И после того как верховный мозг разгласил в слушателям, он радостно заржал, довольный собственной хитростью. Людям, которым предстояло управлять самолетами, весь план был известен, но они ведь могли рассчитывать на главный выигрыш: лучшие места в раю — а что еще можно предложить, будучи на земле, не правда ли? Остается вопрос: насколько мужествен тот, кто даже не знает, что участвует в собственной смерти? И насколько мужествен тот, которому нечего терять, ибо его ожидает рай? И почему нужно восхищаться теми, кто, руководствуясь безмерной ненавистью, хочет уничтожить столь много человеческих жизней, сколь это возможно? Насколько уместно в данном случае слово восхищаться? Однако нью-йоркских пожарных, которые исключительно из сознания своего долга в последней попытке спасения человеческих жизней устремлялись в ад, эти ревнители языка не могут назвать героями. Они были, как нам объясняют, всего лишь наивными.
Как расчленяют реальность? Ее разрезают на три част Правду выбрасывают, ибо у каждого своя собственная идеология. Хорошее отодвигают в сторону, ибо у политической доктрины своя мораль. Что остается в остатке, есть чистая красота и возвышенное деяние, приводящее в безмерное восхищение аморальных эстетов.
Язык существует для того, чтобы именовать действительность, и в этом отношении он выполняет почти священную функцию, так как без языка мы никогда не можем знать, что истинно, хорошо или красиво. Карл Краус, Виктор Клемперер, Александер Ват, Томас Манн, ess писатели достаточно часто обращали внимание на то, что там, где язык подвергается насилию, ложь убивает в истине ее душу. Но именование истины начинается с того, чтобы дать действительности существовать во всей ее целостности, а не сводить ее к собственному образу и подобию.
Не всё может быть поименовано, знает поэт. Не всё поддается объяснению, знает философ. И человек, обладающий жизненным опытом тоже это знает. Ненависть и зло никогда не могут быть полностью объяснимы, так же как любовь и добро. Эти явления не могут быть сведены к разуму или причине. Именно в том, что они не поддаются рационализации — и тем самым удобны в обращении и неразрешимы, — кроется их великая власть. Безумие, ненависть, ревность — неразумные, слепые силы. Охваченный ими уподобляется слепцу и — опять-таки — искажает действительность. Таков секрет, как именно возникает всякий образ врага. Редуцируй человека к понятию