XVI веку, — тот самый, который, согласно Элизабет, должен подходить и веку XXI? Из произведений ее отца я уяснил важную роль Bildung [образования], однако великий писатель стал свидетелем предательства как раз тех, которые обладали весьма многими знаниями: предательства интеллектуалов. Нет, благородство духа — нечто большее, нежели провозглашенный XVI веком идеал знания. Джо это знал, Томас Манн это знал, а что Гёте тоже знал это, стало мне ясно, как только я начал читать его жизнеописание. О том, что является самой сутью благородства духа, он узнал очень рано благодаря одной книге, Этике, нидерландского философа, еврея-сефарда Баруха Спинозы. Именно в этом трактате 1677 года о Боге, природе человека, человеческом духе Гёте находит убедительный ответ на свои вопросы о правильной жизни, истинном счастье и истинном смысле свободы. Силу этого произведения Гёте видел не только в математической точности и ясности аргументации, но прежде всего в том, что своей жизни Спиноза сумел придать форму, соответствовавшую его строгим, высоконравственным жизненным принципам.
Из того, что Гёте пишет о Спинозе, мне скоро стало ясно, что воспеваемая Джо Mighty Woman, статуя Свободы, которая приветствовала его, так же как и Элизабет, в гавани Нью-Йорка, могла быть не чем иным, как духовным чадом, гордой символической дочерью нидерландского философа. «Пройди по его следам», — советовала мне Элизабет. Не в Нью-Йорке, не в Швейцарии, не в Германии, но в моей собственной стране, в Нидерландах, попытался я найти следы утраченного жизненного идеала. В последующие недели я погружался в произведение человека, которому в столь высокой степени было свойственно благородство духа.
Барух Спиноза был двадцати четырех лет от роду, когда расстался со средой, в которой он вырос, — с торговлей, чтобы всю оставшуюся жизнь в абсолютной воздержанности искать истину и жить в соответствии с ней. Почему? В кратком, незаконченном, Трактате об усовершенствовании разума, который может служить подготовительным чтением к Этике, философ, которому тогда не исполнилось еще и тридцати, обосновывает сделанный им выбор. Опыт научил его, так начинает он свой трактат, что почти всё в жизни тщета и ничтожество. Неизбежно возникает вопрос, есть ли все же что-либо истинное и неизменно благое, притом достижимое для человека, так чтобы он мог жить с ним в согласии. Юноша вполне понимает, что такая жизнь означает радикальный разрыв с обществом, в котором люди преисполнены жаждой «богатства, почестей и чувственных наслаждений». Но он уже понял, что исполнение этих желаний не принесет ни прочного счастья, ни душевного покоя. Кроме того, он убедился, что лишь сосредоточенные размышления, стремление понять, что такое истина и правильный образ жизни, дарят ему — пусть на мгновение — покой и радость, которые он ищет. Этот почти физический опыт, столь же простой, сколь и фундаментальный, приводит Спинозу к пониманию двух вещей, которые в дальнейшем будут определять всю его жизнь.
Разум — величайший дар человеку. Размышляя о себе и постигая себя, можно постичь суть прочного и истинного добра и сообразно этому жить. И наилучшая жизнь — жизнь, целиком посвященная размышлению, любви к мудрости. Он признается в письме другу: «Пусть каждый живет соответственно своим личным склонностям, как я хочу жить ради истины». И он сознает, что истина и свобода всегда неразрывно соединены друг с другом. Кто не свободен, тот не сможет жить в истине. Анафема, провозглашенная Спинозе Амстердамской еврейской общиной — не только из-за его образа мыслей, но также из-за его образа жизни, — в то же время была для него освобождением. Освобождением от ущемлений со стороны религиозного фундаментализма, когда недопустимо независимое мышление, культивируется косность и ненависть к инакомыслящим, — свойства, как чуть позже узнает Спиноза на собственном опыте, присущие любой форме фундаментализма.
Освободившийся от власти религии и денег, он будет теперь «жить ради истины и свободы», и всегда будет им верен.
Деньги, почет и власть были обещаны ему одним из немецких курфюрстов, приглашавшим его в свою блестящую академию в качестве профессора философии. Приглашению сопутствовало обещание: «Вы получите неограниченную свободу философствовать, и мы полагаем, что вы не будете злоупотреблять ею, дабы не нанести ущерба установленной государством религии». Учтиво, но решительно Спиноза сообщает обратной почтой, что не может принять это почетное предложение. Он понимает, что профессорство не может не повредить его жизненному идеалу. Настоящее мышление требует независимости. Власть и деньги — сколь парадоксальным это ни показалось бы — лишь ограничивают эту свободу.
Но Спиноза думал не только о своем собственном счастье. Напротив. Кто стремится к истинному добру, не может закрывать глаза на несчастье других. К тому же общество, которому неведомы истина и свобода, однажды неминуемо перестанет существовать. В Этике Спиноза показывает, что подлинное счастье может заключаться лишь в мудрости и знании истины, знании, которое может быть достигнуто только посредством разума. Предрассудки, нетерпимость и ненависть влиятельных богословов и проповедников стали препятствием для опубликования трактата при жизни Спинозы. Ему удалось напечатать, да и то под псевдонимом, лишь Богословско-политический трактат. В нем утверждается, что политическая свобода является фундаментальным условием возможности обретения подлинного счастья. Основную мысль трактата Спиноза сформулировал на первой странице книги:
«Несколько рассуждений, показывающих, что свобода философствования не только может быть допущена без вреда благочестию и спокойствию государства, но что она может быть отменена не иначе как вместе со спокойствием государства и самим благочестием».
Свобода суждений, свобода выражения мнений, терпимость, по мнению философа, должны быть целью политики. Они также в интересах самого государства: «Можно ли выдумать большее зло для государства, чем то, что честных людей отправляют как злодеев в изгнание потому, что они иначе думают и не умеют притворяться?» Поэтому, заключает Спиноза свой трактат 1670 года, демократия — это в конце концов такая форма правления, которая лучше всего обеспечивает свободу.
Менее чем через два года, 20 августа 1672 года, в Гааге, чернью, приверженной Оранскому дому и подстрекаемой кальвинистскими проповедниками, правители Нидерландской республики, братья Йохан и Корнелис де Витт, были убиты и вздернуты вверх ногами на виселице, тела их затем были изрублены на куски и распроданы как сувениры. Спиноза, искренне восхищавшийся Йоханом де Виттом и знавший, что своей относительной политической свободой он был обязан существованию Республики, был в ужасе. Он редко позволял себе поддаваться эмоциям, но теперь — как житель Гааги — он хочет отправиться к месту убийства, чтобы там повесить плакат, на котором всего два слова: «Ultimi barbarorum» [«Последние варвары!»]. Хозяин дома удерживает его и запирает на ключ. Свободолюбивый философ вполне мог стать жертвой опьяненной кровью толпы.
Каково будущее демократии, политической свободы, если людям более неведома сама суть свободы? Бели они не позволяют себе думать и руководствуются не доводами разума, но суеверием, страхом и похотью?
В заключительной части Этики Спиноза формулирует один из важнейших выводов, который он извлек из своего философствования и из своей жизни. Сущность свободы, учит он, не что иное, как человеческое достоинство. Только тот, кто им обладает, способен следовать призыву, повелевающему человеку быть человеком. Только тот, кто не позволяет, чтобы им руководили похоть, страсть к наживе, честолюбие, жажда власти или страх, только тот, кто привержен прочным, подлинным добродетелям и верен свободе и истине, добивается свободы духа и знает настоящую свободу. Волнующими словами завершает Спиноза свою книгу:
«Если же путь, который, как я показал, ведет к этому, и кажется весьма трудным, однако все же его можно найти. Да он и должен быть трудным, ибо его так редко находят. В самом деле, если бы спасение было у всех под руками и могло бы быть найдено без особенного труда, то как же могли бы почти все пренебрегать им? Sed omnia praeclara tarn difficilia, quam rara sunt — Но все прекрасное так же трудно, как и редко».
Вот чему Спиноза учил Гёте, раскрывая сущность свободы. И эту столь же прекрасную, сколь трудную и редкую свободу, этот жизненный идеал ученый поэт называл не иначе как благородство духа.
Всю свою жизнь Томас Манн читал и перечитывал Гёте. К концу жизни он собрал эссе, написанные о книгах мастеров, бывших для него друзьями и современниками. Это Шопенгауэр, Ницше, Толстой, Фонтане, Лессинг, Сервантес, Фрейд и более всего Гёте. Заглавие сборника: Adel des Geistes. Sechzehn Versuche zum Problem der Humanität [Благородство духа. Шестнадцать эссе о проблеме гуманности]. Идет 1945 год. Редко когда подобное заглавие звучало бы с такой горечью. С тех пор о понятии благородство духа мы едва ли где слышали или читали. В нашем обществе эти слова неуместны, да и сам этот идеал забыт.
IВремя раздумий Томаса Манна
Know then thyself, presume not God to scan;
The proper study of Mankind is Man.
He Бога изучай — себя; закон от века:
Пусть Человечество познает Человека.
Когда 1 сентября 1939 года в двенадцать часов дня по радио передали сообщение о том, что в Европе вновь разразилась война, жена и дочь Томаса Манна советовались друг с другом, можно ли побеспокоить его, чтобы сообщить эту новость. Ведь он еще пишет, еще не кончились