Он ждал, стараясь быть терпеливым, и с каждой секундой волновался все сильнее. Секунда за секундой проходили в напряженном молчании, он уже подошел совсем близко к тому, чтобы выложить всю правду за нее, чтобы разом с этим покончить.
– Маркус, я…
Зазвонил телефон. Резко и противно. Она замолчала.
Маркус нахмурился:
– Не отвлекайся. Закончи то, что начала. Вероника покачала головой:
– Нет, пожалуйста, не заставляй меня. Я дала Дженни твой номер на случай, если ей что-то понадобится.
Маркус не желал понимать такого трогательного внимания к потребностям некогда тяжелобольной, но уже успевшей выздороветь сестры.
– Сильно сомневаюсь, что звонит твоя сестра. Телефон не умолкал.
В глазах Ронни читалась мольба.
– Прошу тебя, Маркус.
Маркус резко снял трубку. Телефон стоял на прикроватной тумбочке.
– Маркус слушает.
– Добрый вечер, мистер Данверс. Это Дженни Ричардс. Моя сестра все еще у вас?
Глядя на обнаженную женщину, вжавшуюся в подушки, он вздохнул так, словно не верил тому, что услышал. Он протянул трубку Ронни:
– Это твоя сестра.
Глаза ее на мгновение округлились от страха, но она быстро сумела взять себя в руки.
– Дженни?
Ее сестра что-то сказала.
– Нет. Все в порядке. Не волнуйся. Он не против. – Она бросила на Маркуса еще один умоляющий взгляд, и он понял намек.
Забрав поднос с ужином, он вышел на кухню.
Веронике стало немного стыдно за то чувство облегчения, что она испытала, когда телефон помешал ей продолжить фразу и Маркус вышел из комнаты. Ему не пришлось бы никуда идти, расскажи она об Эроне сразу по прибытии, как и планировала. Она смогла бы спокойно общаться с сестрой в его присутствии. Но нужные слова не приходили на ум. Она не знала легкого способа рассказать бывшему возлюбленному о том, что у них есть совместный ребенок.
Вероника поежилась под простыней, и прикосновение мягкой ткани к обнаженному телу напомнило ей, что Маркус больше не попадал под категорию экс-любовника. Хотя она не знала, как именно ей следует его называть. Они снова любовники? Можно ли сказать, что между ними вновь установились близкие отношения? Имел ли он это в виду, когда в понедельник вечером говорил о будущем, или то было лишь гипотетическое предположение?
– Вероника, ты меня слышишь? Голос сестры вернул ее к реальности.
– Да, конечно. Дженни, неужели ты думаешь, что я могу повесить трубку, не выслушав тебя?
– Я не знала, что и думать, – ответила Дженни явно с насмешливой интонацией. – Я болтала с Эроном несколько минут кряду, а ты даже не удосужилась кашлянуть в трубку. Там у вас что-то совершилось, о чем мне следует знать?
Материнский инстинкт взял свое. Вероника проигнорировала издевательский тон сестры. Дженни упомянула об Эроне, и только он теперь был в фокусе ее внимания.
– С Эроном ничего не случилось?
– Нет, он в порядке, но капризничает – зубы режутся. О чем я тебе сказала минуту назад.
– Должно быть, я это упустила. Дженни засмеялась:
– Могу представить. Что там у вас происходит с этим Маркусом? Ты какая-то сама не своя.
Вероника украдкой взглянула на свою одежду, валявшуюся в ногах постели, и на одежду Маркуса на полу. Ни за что она не сказала бы младшей сестренке, что прыгнула к Маркусу в постель с энтузиазмом шокоголика, попавшего в Херши-лэнд, шоколадное царство в Пенсильвании.
– Я просто задумалась о чем-то на минутку.
– О чем-то высоком, светловолосом и, если верить тебе, чертовски сексуальном?
– Дженни!
– Тебя так легко раздразнить. Ты об этом знаешь, Вероника?
Маркус тоже ей раньше так говорил. Он смеялся над тем, что она воспринимает жизнь слишком серьезно и ее до постыдного легко завести. Но все же были времена, еще при жизни родителей, когда некоторые полагали, будто у Вероники есть чувство юмора. Вероника поморщилась.
– Как я понимаю, ты еще не рассказала ему об Эроне, верно?
Вероника вжалась в подушки у себя за спиной, словно могла спрятаться от собственной трусости.
– Ну… нет. – Прежде всего она не нашла подходящих слов, а потом он буквально выбил почву у нее из-под ног своим страстным натиском. Она все еще не вполне пришла в себя после любовного соития, а после того как он рассказал ей о своем прошлом, ситуация еще более усложнилась.
– Может, тебе просто стоит пригласить его в гости? Он увидит Эрона и сложит два плюс два, раз уж у тебя не получается выдавить из себя это «четыре». – Дженни говорила насмешливо, даже с издевкой.
Но мозги Вероники, изрядно потрепанные эмоциональной бурей, уцепились за предложение Дженни с силой, достойной урагана, рожденного у берегов Флориды. Почему бы нет? Что, если просто представить Маркуса его собственному сыну? И ничего не говорить. Она не знала, как сообщить этому светловолосому гиганту, что они вместе сделали ребенка, особенно после его откровений о собственном прошлом.
Одно время она думала, что самой большой трудностью, с которой она столкнется, будет его желание избежать ответственности за произошедшее. Теперь она опасалась его реакции по совсем иным причинам.
Будет ли Маркус возмущен и оскорблен тем, что она родила от него незаконнорожденного ребенка, то есть поступила так же, как в свое время его мать? Решит ли он, что она оттягивала момент истины специально, чтобы причинить ему боль?
Она думала, что от ее исчезновения ему плохо не станет – в личном плане. А он вел себя так, словно этот аспект ее предательства оказался для него самым болезненным.
Пригласив его к себе, она закроет себе путь к отступлению – в пещеру внутренних страхов и предположений. Правда вылезет наружу, как только он увидит их ребенка. Эрон сильно похож на Маркуса, и тот знает, чтобыл ее единственным мужчиной. Мозги у него проворные – его не затруднит понять все.
– Вероника, ты снова замолчала.
– Я просто подумала, что ты у меня умница.
– Спасибо. Что это ты вдруг так решила?
– Ты всегда была умницей, но сейчас я просто потрясена твоим провидением. Показать Эрона Маркусу будет куда проще, чем рассказать ему о его сыне.
– Я просто шутила!
– Я знаю, но мысль и в самом деле неплохая. Жаль, что я раньше до этого не додумалась.
– Но, Вероника…
Она не дала Дженни закончить.
– Никаких «но». Я, кажется, не в силах выдавить из себя нужные слова. Никогда не считала себя трусихой, но теперь думаю, не написано ли это слово у меня на спине несмываемой краской. Если я его приглашу, у меня не будет иного выхода, как сказать ему о том, что он – отец Эрона. Разве ты не понимаешь?
Повисла напряженная тишина.
– Дженни?
– Да, понимаю. – Дженни вздохнула и рассмеялась. – Может, ты и права. Кроме того, когда он увидит нашего ангелочка, он просто не сможет злиться на тебя долго.
Вероника об этом не думала, но у нее было смутное ощущение, что так оно и будет, и еще она поняла, что ее собственное подсознание ухватилось за эту правду. Именно поэтому идея показать Эрона отцу показалась ей такой удачной.
– Только сегодня его не приводи. У Эрона зубы режутся, а ты знаешь, какой он становится капризный, когда ему больно или он устал, – увидев чужого, он расплачется, и все.
Да, сейчас Эрон был не в лучшей форме. Он плохо спал, у него слегка поднялась температура, и он тянул в рот все подряд – можно себе представить, как у него чесались и ныли десны. И это могло продолжаться еще несколько дней.
– Ладно. Я приглашу его на ужин вечером в понедельник.
– Отлично. Хочешь, я исчезну на этот вечер? В библиотеку, например, могу сходить.
Вероника задумалась.
– Да, пожалуй, так будет лучше. Я думаю, что Маркус оценит возможность познакомиться с Эроном без свидетелей.
Наверное, он был бы не против, чтобы его заранее предупредили о том, что ему предстоит. Но не все коту масленица.
– Идет. Кстати, ты не могла бы по дороге домой заскочить в аптеку и купить для Эрона зубную притирку?
– Конечно. А у нас все кончилось?
– Я поэтому и позвонила.
Вероника могла представить, как сейчас улыбалась Дженни.
– Ах вот как. – Она тоже расцвела улыбкой. – Теперь понятно. – Вероника бросила взгляд на часы. Было уже почти девять. – Я приеду домой минут через сорок – сорок пять.
– Не торопись. На самом деле притирка не кончилась, ее просто мало осталось.
– Спасибо, моя сладкая. Мое сокровище. Ты об этом знаешь?
– Конечно. Я уверена, что ты всегда мечтала провести лучшие годы, ухаживая за больной сестрой. Так что насчет сокровища ты погорячилась. – Дженни пыталась шутить, но чуткое сестринское ухо уловило горечь.
Более того, Веронику слова сестры повергли в шок, и она добрых пять секунд молчала в трубку.
– Никогда больше так не говори! – сдержанно сказала Вероника. – Когда мама и папа умерли, ты была всем, что у меня осталось. Я и выжила лишь потому, что была нужна тебе. Для меня находиться с тобой рядом в трудное время было смыслом жизни, и я не позволю тебе думать по-другому. Ты – мое благословение. Ты так помогаешь мне с Эроном… Что бы я без тебя делала?
– О, Вероника…
Когда Маркус вернулся в спальню, Ронни вешала трубку.
– Мне надо идти.
– Ты сказала, что должна сообщить мне что-то важное.
Вероника побледнела.
– Да. – Она неопределенно взмахнула рукой. – Я просто поняла, что все будет намного проще, если ты просто зайдешь ко мне. Я скажу тебе там.
Он молча смотрел на нее в ожидании дальнейших объяснений.
– Лучше один раз увидеть картину, чем сто раз услышать о ней, – продолжала она, еще более его запутав.
– Картину? – спросил он беспомощно.
Что за картину может она хранить у себя дома, чтобы та облегчила ей признание в шпионаже?
– Ну, я имею в виду не картину в прямом смысле, скорее визуальную поддержку. Ты ведь понимаешь, что я хочу сказать? – спросила она, нервно теребя простыню. – Помнишь, в школе, когда учитель тригонометрии рассказывал об этих запутанных теоремах, ничего не было понятно, пока он не начинал рисовать мелом на доске?