— Чэрити, — тихо сказал он. Тяжело вздохнув, он поднял на Яна умоляющий взгляд, сумев, однако, при этом не утратить достоинства: — Ты сердишься?
— Не знаю.
Герцог кивнул. — Знаешь ли ты, как трудно иногда бывает сказать: «Прости»?
— И не говорите, — отрывисто бросил Ян.
Дед издал долгий вздох и снова кивнул, смиряясь с ответом Яна.
— Хорошо, тогда можем мы просто поговорить? Хотя бы немного?
— О чем бы вы хотели поговорить?
— О твоей будущей жене, например, — с теплотой в голосе ответил дед. — Кто она?
— Элизабет Камерон.
— Элизабет Камерон? — изумленно переспросил герцог. — Мне казалось, ты покончил с этой историей еще два года назад. Ян подавил угрюмый смешок.
— Я немедленно пошлю ей свои поздравления, — заявил герцог.
— Они будут преждевременны, — коротко бросил Ян. Но не прошло и часа, как, разомлевший от бренди и усталости, убаюканный тонкими ненавязчивыми расспросами деда, он нехотя поведал деду, как обстоят дела, и с удивлением обнаружил, что ему не надо рассказывать о тех слухах, которые связаны с именем Элизабет, и о ее репутации в свете. Как и сказала Люсинда Трокмортон-Джонс, это было известно всем, даже его деду.
— Поверь мне, Ян, — предупредил его герцог, — если ты думаешь, что в обществе забудут о ее проступке, простят и примут ее только потому, что она твоя жена, ты сильно ошибаешься. Они «не заметят» твоего участия в этой некрасивой истории, как, собственно, они уже и сделали, потому что ты мужчина, и мужчина богатый, не говоря уж о том, что теперь ты маркиз Кенсингтонский. Конечно, они будут терпеть Элизабет, если ты сделаешь ее маркизой, у них просто не будет выбора, но они не откажутся от малейшей возможности уколоть ее, и как можно больнее. Чтобы заставить общество снова принять ее как равную, потребуется некая демонстрация силы со стороны высокопоставленных особ, пользующихся особым влиянием. В противном случае она останется парией.
Что касается самого Яна, то он совершенно спокойно и без колебаний послал бы это общество ко всем чертям, но беда в том, что именно туда общество и отправило Элизабет, а ему хотелось залечить ее раненую гордость. Пока Ян думал, как ему поступить, дед вдруг решительно заявил:
— Я поеду в Лондон, чтобы находиться рядом, когда будет объявлено о твоей помолвке.
— Нет, — резко ответил Ян и плотно сжал челюсти. Одно дело — отказаться от ненависти к этому человеку и совсем другое — позволить ему влезть в его жизнь или принимать от него помощь.
— Я понимаю, почему ты отказываешься от моей помощи, — спокойно ответил дед. — Но я предложил ее не только потому, что это доставит мне удовольствие. Есть и другие веские причины: во-первых, моя поддержка и горячее желание назвать Элизабет своей внучкой сразу же невероятно возвысят ее в глазах света. Практически я чуть ли не единственный человек, который может склонить мнение света в ее пользу. А во-вторых, — продолжил герцог, ухватившись за эту возможность, посланную ему Богом, — до тех пор, пока нас с тобой не увидят вместе хотя бы один раз, в обществе по-прежнему будут сомневаться в твоих правах на наследство и титул. Другими словами, ты можешь называть себя моим наследником, но до тех пор, пока в обществе не увидят, что я сам признаю тебя таковым, эти люди так до конца и не поверят в это, что бы ты там ни говорил и что бы ни писали газеты. Таким образом, если ты хочешь, чтобы к маркизе Кенсингтонской относились с должным уважением, то для начала должен добиться своего собственного признания маркизом Кенсингтонским. Это неразделимо. И действовать нужно не торопясь, — подчеркнул он, — постепенно, шаг за шагом. Если мы будем поступать именно так, никто не посмеет поднять против нас голос, а впоследствии им придется принять и леди Элизабет.
Ян не знал, что ответить, сотни мыслей роились у него в голове и сотни чувств терзали его сердце.
— Мне надо подумать, — сказал он.
— Понимаю, — тихо отозвался герцог. — На тот случай, если ты решишь прибегнуть к моей поддержке, я завтра утром поеду в
Лондон и буду жить в своем городском доме.
Ян поднялся, собираясь уходить, и герцог тоже встал с кресла. Старик неловко протянул внуку руку и, поколебавшись, Ян протянул свою. Рукопожатие деда оказалось неожиданно крепким.
— Ян, — с отчаянием в голосе вдруг сказал он, — если бы я мог вернуться на тридцать два года назад, я бы поступил иначе.
Клянусь тебе.
— Не сомневаюсь, — отчужденно произнес Ян.
— Как ты думаешь, — прерывающимся голосом продолжил старик, — ты сможешь когда-нибудь простить меня?
— Не знаю, — честно признался Ян. Дед кивнул и отпустил его руку.
— Я буду в Лондоне через неделю. А когда ты планируешь быть там?
— Пока трудно сказать. Это зависит от того, сколько времени уйдет на переговоры с отцом Кристины и дядей Элизабет. Потом нужно будет объяснить все самой Элизабет. Учитывая все это, к пятнадцатому я надеюсь успеть.
Глава 19
Элизабет медленно встала, пальцы ее нервно сжались в кулаки, и она взволнованно посмотрела на Александру Таунсенд, прогуливающуюся по своей великолепной просторной гостиной, отделанной в зеленовато-кремовых тонах.
— Алекс, это безумие! — сердито воскликнула Элизабет. — Дядя дал мне отсрочку до двадцать четвертого, а сегодня уже пятнадцатое! Как ты можешь звать меня сегодня на бал, когда моя жизнь, можно сказать, уже кончена! За все это время мы так ничего и не придумали!
— У тебя есть выход, — уговаривала ее Алекс. — Во всяком случае, с тех пор, как ты приехала, мне приходит в голову только одна идея.
Элизабет перестала закатывать глаза к потолку и резко тряхнула головой, решительно давая понять, что Алекс совсем изменил здравый смысл. Элизабет мчалась в Англию как сумасшедшая, надеясь отговорить дядю, но он встретил ее радостным сообщением:
— Я получил встречное предложение от лорда Марчмэна. У него выше титул и больше состояние, поэтому весьма вероятно, что мне не придется давать за тобой слишком много денег. В общем, я написал ему и попросил окончательно определиться до двадцать четвертого.
Элизабет взяла себя в руки и постаралась использовать хорошее настроение дяди, чтобы уговорить его отпустить ее до этого времени и Лондон. И дядя, зная, что скоро ему наконец удастся сбыть ее с рук, оказался на редкость покладистым и согласился.
— Очень хорошо. Сегодня десятое, ты можешь пробыть там до двадцать четвертого. Если Марчмэн сделает официальное предложение, я дам тебе знать.
— Я… я, наверное, захочу посоветоваться с Александрой Таунсенд насчет приготовлений к свадьбе, — стала на ходу придумывать Элизабет, надеясь, что подруга сумеет найти способ избавиться и от второго жениха. — Она весь сезон будет в Лондоне, и я могла бы пожить у нее.
— Если ты возьмешь с собой своих слуг, то можешь пожить и в моем доме, — великодушно предложил дядя. — Да, пожалуй, будет неплохо, если ты поживешь пока в Лондоне. И Белховен всегда сможет навестить тебя, если ему захочется с тобой повидаться. Кстати, пока будешь в Лондоне, можешь заодно заказать себе свадебное платье. Разумеется, не чересчур дорогое, — нахмурившись, добавил он. — Я не вижу смысла устраивать пышную свадьбу в городе, когда можно прекрасно обойтись скромным венчанием в Хэвенхёрсте. Да и платье, если подумать, не нужно заказывать — ведь осталось подвенечное платье твоей матери, которое она надевала всего один раз.
Элизабет не стала напоминать ему, что ее мать венчалась при большом скоплении народа в Сент-Джеймской церкви, и на ней было роскошное, расшитое жемчугом платье со шлейфом длиной пятнадцать футов, и что венчаться в таком платье в скромной деревенской церквушке по меньшей мере нелепо. Кроме того, она все еще надеялась, что ей удастся избежать свадьбы. А если не удастся, то тем более у нее не было ни малейшего желания обсуждать свой свадебный наряд.
К настоящему моменту она прожила у Алекс уже пять дней, занимаясь исключительно тем, что придумывала и отвергала различные способы избавления от замужества. И вдруг Алекс опять начала разговоры о том, что Элизабет нужно восстановить свою репутацию в обществе, да еще решила сделать это непременно сегодня вечером. Ко всем прочим несчастьям, сэр Фрэнсис Белховен осаждал дом дяди Джулиуса на Променад-стрит, не давая Элизабет проходу.
— Элизабет, — сказала Алекс решительным голосом. — Я готова признать, что еще не проработала план во всех деталях, поскольку он родился только три часа назад — у меня просто не было на это времени, как ты понимаешь, — но если ты наконец присядешь и согласишься выпить чаю, я постараюсь объяснить тебе, в чем его смысл.
— Пойти сегодня на бал — это не выход, — сказала Элизабет, послушно опускаясь на прелестную маленькую кушетку, обтянутую зеленым шелком. Это… — это настоящий кошмар!
— Может быть, ты позволишь мне объяснить? Ты можешь сколько угодно сопротивляться, но это совершенно бессмысленно, так как я уже задействовала все имеющиеся у меня возможности и отказываться от этого поздно. Поэтому я не собираюсь выслушивать никаких возражений.
Нервным движением Элизабет откинула волосы со лба и нехотя кивнула. Александра указала глазами на чашку с чаем, которую лакей поставил перед Элизабет, и та со вздохом взяла ее и поднесла ко рту.
— Объясняй.
— Я думаю, нет смысла напоминать тебе, что в нашем распоряжении осталось всего девять дней. Девять дней, чтобы подыскать тебе более подходящего мужа.
Элизабет подавилась чаем.
— Что? Ты шутишь!
— Ничуть, — спокойно возразила Алекс, отпив глоток из своей чашки. Когда ты дебютировала, то получила пятнадцать предложений за четыре недели. Если ты тогда могла завоевывать по половинке жениха в день, я не вижу причин, по которым сейчас, за полных девять дней, ты не сможешь найти себе хотя бы одного жениха, который был бы тебе приятен. Даже учитывая тот старый скандал. Сейчас ты стала еще красивее, чем два года назад.
При упоминании о скандале Элизабет побледнела.