Улыбка сползла с его лица, и он засунул руки в карманы, проигнорировав ее протянутую руку с листками бумаги.
— Этот ответ мне дать сложнее, чем тот, что я написал тебе вчера на бумажке….
— Ты действительно можешь это делать: считать такие цифры в уме? За одну секунду?
Он коротко кивнул. Элизабет продолжала с опаской смотреть на него, как на какое-то диковинное существо, и выражение его лица стало жестким. Холодным, отрывистым голосом он произнес:
— Я был бы тебе весьма признателен, если бы ты перестала смотреть на меня, как на ярмарочного урода.
Элизабет открыла рот, изумленная его резким тоном и словами.
— Я и не смотрю.
— Нет, смотришь, — так же резко возразил он. — Именно поэтому я и не хотел тебе говорить.
Элизабет наконец поняла, как она должна выглядеть со стороны, и в раскаянии подошла к мужу.
— Я не знаю, что ты подумал, глядя на меня, но я чувствовала только удивление и благоговение.
— От тебя я хочу чего угодно, только не благоговения, — натянуто ответил Ян, и Элизабет с запозданием поняла, что как бы ни было ему безразлично отношение окружающих, ее отношение было для него очень важным. Быстро сообразив, что он, по-видимому, уже достаточно настрадался от реакции людей на свои необычные способности, Элизабет в растерянности закусила губу, не зная, что сказать. Так ничего и не придумав, она искоса бросила на него лукавый взгляд и спросила:
— Полагаю, ты считаешь почти так же быстро, как и читаешь?
— Не совсем, — коротко и сухо ответил он.
— Понятно, — легкомысленным тоном продолжала она. — В твоей библиотеке, наверное, около десяти тысяч книг. Ты их все прочитал?
— Нет.
Она задумчиво кивнула, но в глазах ее плясал восхищенный смех.
— Ну да, ведь последние несколько недель ты был очень занят, ухаживая за мной. Видимо, это и помешало тебе закончить последнюю пару тысяч. — Его лицо немного смягчилось, когда она весело спросила: — Но ты планируешь прочитать их все?
Элизабет с облегчением увидела, что он едва сдерживает улыбку.
— Я думаю приступить к этому на следующей неделе, — ответил Ян с притворной серьезностью.
— Достойное занятие, — согласилась она. — Надеюсь, ты не начнешь без меня. Мне бы хотелось посмотреть, как это будет выглядеть.
Ян наконец расхохотался, схватил жену в объятия и зарылся лицом в ее душистые волосы, крепко прижимая к себе.
— Какими еще экстраординарными способностями вы обладаете, милорд? — прошептала она, обнимая его так же крепко, как он ее.
— У меня неплохо получается любить тебя, — прошептал он.
В последующие недели она получила доказательство этого в сотнях различных мелочей. Помимо всего прочего, Ян никогда не возражал против ее поездок в Хэвенхёрст. Для Элизабет, вся жизнь которой была связана с прошлым и будущим Хэвенхёрста, явилось неожиданностью осознание того, что ей жалко времени, которое ей приходилось проводить в Хэвенхёрсте, наблюдая за ведущимися там работами.
Чтобы тратить на это по возможности меньше времени, она начала брать домой сделанные архитектором наброски и советоваться по всем возникающим проблемам с мужем. Независимо от занятости Ян всегда находил для нее время. Они просиживали долгие часы, и Ян шаг за шагом объяснял ей, какие она получит результаты, предпочтя тот или иной вариант. Очень быстро Элизабет стало ясно, что он делает это исключительно ради нее и что это требует от него колоссального терпения, поскольку сам он мгновенно просчитывал все варианты в уме. С невероятной скоростью он передвигался от пункта А к пункту Я, не останавливаясь на промежуточных.
За исключением нескольких раз, когда она была вынуждена остаться в Хэвенхёрсте, все ночи они проводили вместе, и вскоре Элизабет поняла, что их первая брачная ночь была лишь небольшой прелюдией к его дикой, прекрасной, а временами примитивной и необузданной страсти. Иногда он был медлителен до бесконечности, заставляя ее испытывать все мыслимые чувственные удовольствия и доводя до того, что она сама умоляла его прекратить эту сладкую муку, а иногда, лишь слегка подготовив ее, с грубоватой нежностью набрасывался на ее тело.
Однажды Элизабет призналась ему, что никак не может решить, что ей больше нравится, и Ян тут же быстро взял ее, а потом много часов ласкал, чтобы ей легче было сравнить. Он научил ее не смущаться и открыто говорить о том, что ей нравится, и не бояться проявлять инициативу.
К концу лета они переехали в Лондон, хотя сезон еще не начался и в городе было еще пусто. Элизабет согласилась поехать в город, потому что думала, что так будет удобнее Яну, поскольку там жили большинство его деловых партнеров, а также потому, что там была Алекс. Ян поехал, потому что хотел, чтобы Элизабет от души насладилась новым для нее престижным положением в обществе, и потому что любил наряжать ее так, что она сверкала как бриллианты, которыми он осыпал ее. Ян знал, что для нее он был чем-то вроде любящего благодетеля и мудрого учителя, но в последнем она ошибалась, потому что он тоже многому от нее научился. На собственном примере она научила его быть терпеливым со слугами и расслабляться, с ней он узнал, что после любви смех — одно из величайших удовольствий на свете, он даже научился проявлять терпимость к слабостям и недостаткам многих представителей светского общества.
В этом Элизабет настолько преуспела, что за считанные недели их стали считать самой приятной парой и приглашали на все благотворительные и светские мероприятия. На Брук-стрит в огромном количестве приходили приглашения, и они вместе, смеясь, придумывали причины отказа от большинства из них, так как Яну нужно было время для работы, а Элизабет могла найти себе более интересные занятия, чем посещение званых вечеров.
Яну отвертеться от приглашений было легче: все знали, что он вечно занят.
Элизабет же решила эту проблему, поддавшись уговорам наиболее влиятельных представителей светского общества, среди которых была и вдовствующая герцогиня Хостонская, и согласившись принять участие в благотворительном проекте по строительству больницы на окраине города, необходимость в которой давно назрела. К несчастью, комитет по сбору средств в пользу больницы, в который вступила Элизабет, большей частью увязал в обсуждении каких-то пустяковых проблем и очень редко принимал какое-нибудь решение. Элизабет бесконечно устала от этих бестолковых заседаний и наконец попросила Яна поприсутствовать как — нибудь на одном из них и поделиться своим опытом.
— И пожалуйста, — смеясь, предупредила она, получив его согласие, — обещай мне, что как бы тебе ни надоело слушать нудные пререкания по поводу каждой незначительной траты — я это обязательно будет — ты ни в коем случае не заявишь, что мог бы построить шесть больниц за то время, что они обсуждают этот пустяк.
— Ты думаешь, я мог бы? — с улыбкой спросил Ян.
— Уверена на сто процентов! — Она вздохнула. — Мне кажется, что даже собрав деньги со всей Европы, они все равно тряслись бы над каждым шиллингом, словно вытащили его из собственного ридикюля, и в результате попадут в долговую тюрьму.
— Ну, если даже тебя, с твоей страстью к экономии, они довели до такого состояния — должно быть, это та еще компания, — покачал головою Ян. Элизабет расхохоталась, но когда они приблизились к дверям гостиной, где члены комитета пили чай из бесценного сервиза севрского фарфора, она повернулась к мужу и быстро сказала:
— И не вздумай похвалить голубую шляпку леди Уилтшир.
— А почему?
— Потому что это ее волосы.
— Да мне бы и в голову не пришло говорить про ее шляпку, — смеясь, запротестовал Ян.
— Можно подумать, я тебя не знаю! — прошептала Элизабет, пытаясь нахмурить разлетующиеся в смехе брови. — Вдовствующая герцогиня рассказала мне, как вчера вечером ты похвалил пушистую собачку, которую держала на коленях леди Ширли.
— Леди, я следовал вашим же инструкциям и пытался быть милым с этой старой эксцентричной каргой. Почему я не должен был хвалить ее собачку?
— Да потому, что это ее новая меховая муфта, — очень редкая вещь, которой она страшно гордится. Ян и не подумал раскаиваться.
— Да на свете не бывает собак с таким паршивым мехом, Элизабет. Она всех вас обманывает, — пряча усмешку, серьезно добавил он.
Элизабет проглотила смех и умоляюще посмотрела на мужа:
— Обещай мне, что будешь с ними очень милым и очень терпеливым.
— Обещаю, — серьезно сказал Ян, но когда она взялась за ручку двери и открыла ее, близко наклонился к ее уху и прошептал: — А ты знаешь, что верблюд
— единственное животное, которое было создано не Богом, а комитетом?
Если члены комитета и удивились, когда известный своей холодностью и неприступностью маркиз Кенсингтонский вошел в гостиную с блаженной улыбкой мальчика из церковного хора, то они буквально раскрыли рты от изумления, увидев его жену, шедшую рядом с ним, закрыв руками смеющееся лицо, по которому стекали слезы.
Тревога Элизабет, что Ян намеренно или невольно оскорбит членов комитета, вскоре сменилась восхищением и изумлением. Ее муж в течение получаса сумел всех очаровать своей прелестной ленивой улыбкой и галантными комплиментами, хотя все эти полчаса они обсуждали, почем продавать шоколадки, пожертвованные Ганцером, — по пять или по шесть фунтов за коробку. Несмотря на его внешнюю любезность, Элизабет с беспокойством ждала, что сейчас он скажет, что купит эти чертовы шоколадки по десять фунтов за штуку, лишь бы они наконец оставили их в покое и перешли к следующему вопросу, в том, что именно эта фраза вертелась у него на языке, она не сомневалась.
Однако ее беспокойство оказалось напрасным: Ян продолжал выказывать к обсуждению живейший интерес. Четыре раза комитет обращался к нему за советом, четыре раза он с улыбкой вносил дельные предложения, и четыре раза они не принимали их в расчет. Все четыре раза Ян никак не проявил своего недовольства и даже не показал, что он вообще заметил этот факт.
Дав себе слово щедро вознаградить мужа за такое ангельское терпение,