— Конечно, Томас, сейчас это кажется невероятным; но когда Европа, наконец-то, устанет от этих безумных и разорительных войн, идеи такого рода приобретут необоримое очарование для измученных людей. Впрочем, это дело будущего — надеюсь, когда-нибудь мы ещё вернёмся к этому разговору. Давайте вернёмся к торговым вопросам. Вы знаете, что мы сейчас организуем Лигу свободной торговли, дабы защищать негоциантов от пиратов и каперов. Я знаю, что вы уже сталкивались с этой напастью. Отчего бы нам не объединить свои усилия, в частности, на Средиземноморье⁈
Джефферсон понимающе кивнул.
— Да, наша торговля испытывает серьёзные проблемы: нашим бизнесменам изрядно досаждают французские каперы, а пуще того — алжирские и триполитанские пираты. Полгода назад ваша эскадра на Средиземном море нанесла сильнейшее поражение алжирскому дею; вы вдохновили нас сопротивляться насилию, и наши флоты объединенными усилиями одержали убедительные победы над варварийцами!
«Да уж, объёдинёнными. Пахали двое — я и лошадь» подумалось мне. Но вслух я ответил совсем иное.
— Послушайте, может быть, я скажу что-то странное, но не могли бы вы изложить ваше мнение о перспективах наших взаимоотношений в виде памфлета? Я бы хотел, чтобы ваши идеи сохранились для следующих поколений. Томас охотно согласился.
Затем мы довольно быстро договорились о совместном патрулировании Средиземного моря — американцы обязались постоянно держать один фрегат и два брига с базированием на Мальту и применять их для борьбы с корсарами. Если по каким-то причинам эти суда будут отозваны, американцы обязались выплачивать четыре тысячи долларов в месяц в виде расходов на охрану американских купцов. Также мы договорились о возможности использовать флаги друг друга для провоза различных материалов и грузов в условиях блокады и каперской войны.
Когда аудиенция уже заканчивалась, я вдруг вспомнил, какой вопрос хотел ему задать.
— Мистер Джефферсон, скажите, а почему именно левантийская торговля столь важна для вас, что вы даже послали туда морских пехотинцев? Ведь вы так далеко от Средиземного моря? Неужели рядом с вами нет столь же выгодных рынков?
Джефферсон вдруг хитро прищурился, показав мне другую свою сторону — ловкого и пронырливого бизнесмена.
— Торговля в Леванте имеет высочайшее значение для коммерции нашей страны. Прибыльность её далеко превосходит всё, что можно получить иных местах!
Гм. Вот тебе и раз… Американцы, кажется, знают нечто такое, чего не знаю я. Торговлю с Турцией и Левантом мы изучили уже вдоль и поперёк; есть очень выгодные кейсы, но не более, чем в других частях мира.
— И чем же вы там занимаетесь? Что покупаете, что продаёте?
— Продаём мы там разные товары — и пушнину, и табак, и многое другое. А покупаем мы там, конечно же, опиум!
— Что, простите? — не поверил я свим ушам.
— Мы покупаем там опиум!
От такой новости у меня потемнело в глазах.
— Опиум? Гм… Но зачем он вам?
— Торговцы везут его в Китай и продают с исключительно высокой прибылью. Поверьте, это самый маржинальный бизнес после торговли рабами!
После дополнительных вопросов с моей стороны и любезных пояснений мистера Томаса картина стала совершенно ясна…
Я всегда думал, что опиум в Китай начали продавать англичане в 30-х годах 19 века. Но, как оказалось, этом славному делу много старше: контрабандой опиума начали зарабатывать ещё в XVII веке. Правда, масштабы были не те: бенгальского мака ещё не было, и товар приходилось покупать в Турции. Тем не менее, уже тогда это было страшно выгодное занятие. Американцы давно присматривались к торговле опиумом, и теперь пытались встроиться в него, а для этого им надо было решить проблему средиземноморских пиратов. Вот поэтому-то новорожденный американский флот и Корпус морской пехоты так активничают в Северной Африке!
Джефферсон раскланялся. Тут мне вдруг стало крайне грустно. За философскими разговорами о вечном мире и рациональном переустройстве мира скрываются грязные коммерческие интересы, а блестящие действия нашего флота на Средиземном море оказались направлены на защиту интересов наркоторговцев. И на черта всё это надо? А самое обидное, что наркоторговцы правы: пока китайцы не достигнут дна, они не поймут, как архаичны и бесперспективны их феодально-конфуцианские устои. Правда, я кое-что предпринял, чтобы изменить ситуацию; но вот получится ли из этого хоть что-то — вот это большой вопрос…
Сэр Чарльз О’Хара, губернатор крепости Гибралтар, напряжённо всматривался в тёмно-синюю гладь моря. Похоже, это всё-таки случилось: испанцы вновь, через двадцать лет после провала предыдущей попытки, начали осаду Гибралтара. Шесть линейных кораблей, среди которой выделялся флагман — гигантский, величественный 136-пушечный «Сантиссима Тринидад». В расстоянии пушечного выстрела от фортов Гибралтара суетились испанские канонерки. Очевидно, на сухопутной границе тоже что-то происходит…
Губернатор немедленно вызвал полковника Мура, командовавшего сухопутной обороной Гибралтара.
— Генри, что происходит на перешейке?
— Сэр, как я уже докладывал вам, испанцы уже несколько дней проявляют активность. Среди старых укреплений времён предыдущей осады появились испанские войска. Сегодня мы заметили, что они устраивают осадные батареи: очевидно, дело серьёзно!
О’Хара нахмурился. Похоже, дело серьёзно.
— Не давайте им вести работы: открывайте огонь! Я санкционирую применение оружия для обороны полуострова.
Оставшись один, О’Хара некоторое время сидел, вглядываясь в происходящие на море эволюции испанского флота. Как жаль, что Средиземноморская эскадра покинула Гибралтар! Будь тут эскадра лорда Сент-Винсента, доны и носа не смели бы здесь показать!
Впрочем, ничего страшного: в прошлый раз Скала прекрасно выдержала осаду. Точным огнём тогда удалось уничтожить запасы воды осаждающих войск; береговые орудия калёными ядрами подожгли французские плавучие батареи, взорвавшиеся на глазах всего гарнизона. О’Хара тогда был лейтенантом, и прекрасно помнил возгласы «Гип, гип, ура» с которыми солдаты Кентского полка встретили это событие. Теперь положение дел даже лучше, чем тогда, двадцать лет назад. Волею судеб в его распоряжении оказалось больше 7 000 солдат из дивизии Аберкромби, спешившей в Ирландию, но застрявшей в Гибралтаре. Теперь эти войска усиливают восьмитысячный гарнизон, делая крепость совершенно неприступной.
Разумеется, губернатор отдал все необходимые приказы, хотя войска гарнизона и сами прекрасно знали, что делать. Тем не менее, сэр Чарльз не собирался оставлять всё на самотёк. Натянув свой роскошный красный мундир, предательски трещавший подмышками и в плечах, он отправился проверить, всё ли в порядке на фольварках и бастионах, потратив на это весь день до обеда.
Увиденное вселило в него надежду на самый наилучший исход дела. Нигде не было ни паники, ни суеты; мощные батареи, среди которых были и подземные, устроенные в пещерах Скалы, неторопливо вели огонь по вертлявым испанским канонеркам, маневрировавшим на границе досягаемости пушечного выстрела.
— Попали! Одна готова! — вдруг воскликнул молодой офицер, когда губернатор находился на батарее Королевы Шарлотты.
— Кто попал?
— Полагаю, это флотские, сэр!
— Нет, — возразил ему Торнтон. — Похоже, это постарались парни с Королевского бастиона!
— Отменно! Пойду, прогуляюсь до них!
Вскоре, преодолев бесчисленное множество ступеней, на каждой из которых пришлось вспомнить о больном колене, он был на месте, Королевский бастион — мощнейшее укрепление, устроенное прямо у бухты, в нижней части Гибралтара. Его 32-х фунтовые орудия и 8-дюймовые мортиры держат под прицелом акваторию и линию мола, и представляют собой важнейшую часть укреплений Гибралтара. Пятнадцатифутовые стены из тёсаного камня своей спокойной мощью внушали уверенность в себе и надежду на победу. Канониры, не торопясь, вели перестрелку с лёгкими испанскими морскими силами.
«Определённо, доны за истёкшие 20 лет не стали лучше, — думал О’Хара, наблюдая за дружной и спорой работой артиллеристов, — а мы ничуть не хуже нас же самих, на 20 лет младше! У них нет шансов!»
Но тут его взгляд остановился на остове корабля «Виктори», погибшего совсем недавно, и настроение сразу же поменялось. Вспомнив тот день, О’Хара невольно поёжился. Взрывы чудовищной силы разметали горящие бомбы по всей акватории. Горели и корабли, и порт, и город; два обгорелых днища бывших линейных кораблей Королевского флота до сих пор стоят на приколе у северного мола. Да, три месяца назад доны выкинули славный фортель, взорвав четыре линейных корабля, набитых порохом и бочками с нефтью. Что они выкинуть сейчас?
Стряхнув воспоминания, губернатор отправился с проверкой в Большие Осадные туннели — гигантское подземное сооружение, устроенное во время предыдущей осады и позволявшее маневрировать силами без опасности потерь от вражеского обстрела. В этих галереях тоже были устроены батареи — орудия могли вести огонь, можно сказать, из-под земли!
Всюду, где только он появлялся, О’Хару встречали приветственные крики. Несмотря на свои чудачества и вельможный вид, сэр Чарльз был очень популярен среди гарнизона. Он не препятствовал деятельности многочисленных трактиров и борделей, число коих на Гибралтаре в его губернаторство достигло сотни, и был широко известен своими многочисленными местными любовницами. Солдаты, оглядываясь на долговязую фигуру губернатора, весело скалились:
— Смотрите, Старый Петух со Скалы вышел размяться!
Постепенно О` Хара дошёл до самого верха горы. Здесь по его приказанию уже второй год строили смотровую башню, из которой губернатор собирался наблюдать за Кадисом. Стройка шла очень медленно — ведь все материалы приходилось доставлять на высоту в полторы тысячи футов — и вызвала много пересудов в городе. Офицеры гарнизона за глаза называли постройку «безумие О’Хары». Конечно, насчёт Кадиса никто не верил, а для наблюдения за морем достаточно было дозорных на Скале. Но если король платит — можно выстроить самые причудливые сооружения.