— Да, вы совершенно правильно поняли меня. Нам необходима сеть складских мест по всей территории Европы и связи в деловой среде, которые позволят нам быстро и безо всяких затруднений реализовывать крупные партии товара.
Разговорившись, юноша вышел из -за стола и заходил по кабинету. Герр Мейер слегка улыбнулся; горячность молодого человека понравилась ему, хотя некоторые рассуждения его казались наивны.
— Наши планы грандиозны! — продолжал меж тем Строганов. — Мы уже теперь организуем почтовую сеть на совершенно новых принципах, открывающих услуги почты для широкого круга лиц. Нигде и никогда почтовые отправления не будут столь быстры и дёшевы, как у нас. Сейчас это происходит в России, но и Европа не останется неохваченной этой системой. Вторым этапом будет продажа товаров через каталоги по образцам. Представляете — любой европеец сможет по почте выписать решительно всё, вплоть до слона махараджи! Ну и, наконец, третье — розничная торговля. В крупнейших городах появятся огромные магазины, продающие решительно всё — от спичек — кстати, вы пользуетесь спичками? Попробуйте, очень удобно! — и до колясок и сборных домов.
— «Сборных домов»? Что это? — удивился герр Мейер.
— О, это отличная штука. Изделие такого рода позволяет возвести коттедж в течение нескольких дней. Но я сказал это для примера; основные товары будут вполне традиционны — ткани, галантерея, изделия для интерьеров…
— Я понял! — прервал объяснения Мейер. — Ваш замысел прекрасен; но всё это потребует изрядных средств, а поскольку все торговые связи в Европе уже налажены, для того чтобы привлечь к себе покупателей, вам придётся делать на свои товары изрядные скидки! Боюсь, что не смогу вам помочь в этом предприятии!
— Возможно. Но представьте себе ситуацию, при которой наша компания — кстати, она называется «Русский дом» — вдруг окажется единственным поставщиком некоторых видов товаров… например, чая.
Тут гер Мейер надолго задумался, оставив молодого человека разглагольствовать дальше. Последние слова Строганова глубоко крепка запали в его сознание.
— … а ещё есть планы на устройство телеграфа, — слова молодого человека, наконец, вывели Мейера из задумчивости — Вы ведь, конечно же, слышали про «оптический телеграф»?
— Разумеется. Во Франции он давно в ходу! — подтвердил герр Мейер.
— Конечно, эта штука крайне несовершенна. А вот если бы применить другой, электрический телеграф — вот это совсем другое дело! От не зависит ни от погоды, ни от времени суток, и способен передавать сообщения в десятки раз быстрее и в сотни раз надёжнее, чем оптический.
— Это те самые электрические новинки из Охты, про которые давно уже ходят самые невероятные слухи? — сразу заинтересовался приезжий господин.
— Из Пеллы. Русское Императорское Научно-исследовательское заведение «Пелла». Да, там делают теперь крайне занимательный штуки, и тот, кто сумеет получить патент на продажу их в европейских странах, станет неприлично, бешено богат… Там придумано уже много всего — электрическое освещение, и самые различные приспособления и механизмы!
— Это тот самый бешеный свет, что в Рождество устроили во дворце русского императора?
— Именно!
Они ещё поболтали о разных новинках науки и техники, причём герр Мейер выказал завидную осведомлённость о последних достижениях и русских ученых, и французов, творивших теперь в Петербурге. Оказалось, герр Строганофф лично знаком с многими из них! Наконец, они расстались добрыми друзьями, и герр Мейер оказался на улице, где его уже ждала карета.
— Вы сняли гостиницу? — первым делом спросил он.
— Разумеется! Пансион рядом с портом, очень приличный. — отвечал ему Амшель. — Тамошние постояльцы — в основном офицеры флота. Ну, как всё прошло?
Герр Мейер ответил не сразу, поудобнее устраиваясь в экипаже и одновременно обдумывая слова.
— Амшель, Натан, — наконец ответил он, — только что я узнал нечто, что способны перевернуть вложение дел на европейских рынках и полностью изменить нашу жизнь! Похоже на то, что русский царь решил монополизировать рынок чая.
Амшель, услышав это, негромко присвистнул; Натан недоверчиво посмотрел на отца.
— Эта акция потребует связей в самых высших сферах правительства богдыхана, и, вдобавок, немыслимых средств; не представляю, как император Александр намерен её провести. Но в случае успеха прибыли обещают быть головокружительными! Нам надо подготовиться к такой ситуации: выясните, где и у кого сейчас имеются не распроданные запасы чая; чьи корабли с грузом чая сейчас находятся в море или должны скоро выйти из портов Китая. Надо провести предварительные переговоры о покупке этих партий. Если мы сделаем это незадолго до того, как царь установит свои монопольные цены, мы сможем выиграть огромные средства. И не будь я Мейер Амшель Ротшильд, если мы на этом не разбогатеем!
Глава 13
Некоторое время будучи в прошлой своей жизни педагогом, я, оказавшись в России конца XVIII века, много раздумывал над развитием тут образования. Первоначальные мысли мои сводились к немедленному, или, хотя бы быстрому насаждению всеобщей, ну или хотя бы к широкой грамотности. К счастью, идеям этим сбыться оказалось не суждено: говорю «к счастью», потому что ничего хорошего их этого не получилось бы. Я только сильнее дискредитировал бы себя среди дворян, да и, пожалуй, всех прочих слоёв общества. Никто в России тогда не задавался мыслью о важности обучения: для крестьян, занятых тупо выживанием, образование казалось ненужной блажью; купцы также были тотально неграмотны, и совершенно не имели на сей предмет никаких предубеждений: зачем составлять договор о семи листах в трёх экземплярах, если все вокруг верят честному купеческому слову? Одна надежда была на дворянство: казалось бы, этот класс, как самый обеспеченный и просвещённый, должен бы был относиться к обучению своих потомков с известными пиететом. Но нет, всё было сложнее. Да, дворяне, конечно, своим сыновьям (да и дочерям тоже) хотя бы некоторые познания старались дать. Но есть нюанс; даже, пожалуй, куча нюансов!
Во-первых, родители учат своих юных потомков совсем не тому, что надо для военной или гражданской службы, успешной карьеры или, упаси бог, общественному благу. Нет, их обучают тому, чтобы быть «как все», дабы отпрыск мог легче «войти в свет». Для этого нужен французский, и желательно — в совершенстве; приобщение к основам античной культуры (мифология, история в занимательных примерах, вот это вот всё), чтобы в светском разговоре можно было удачно блеснуть аллюзией на трактаты Фукидида или вирши Вергилия. Ну и остальное — музыка, танцы, литература, верховая езда — дабы стать достойным членом общества и не сломать себе шею во время охоты. Вот и все требования к образованию.
Во-вторых, недостаточное образование родителей не позволяло им выбрать достойный курс для детей. Скажем, все пансионы, коих тогда в Петербурге открылось под три дюжины, а в Москве считалось до двадцати, были хуже даже, чем народные школы, от которых отличались только тем, что в них преподавались иностранные языки. Учители из сих школ ходили в пансионы давать там уроки, которые всегда спешили пораньше кончить; немногие брали на себя труд действительно дать знания по своим предметам; другие же рассеянно выслушивали заданное и вытверженное учениками, которые, конечно же, тотчас все забывали.
В общем, выпускники этих пансионов знали правила хорошего тона и французский, но не имели никаких полезных знаний и были решительно ни на что не годны!
Пожалуй, единственным приличным заведением был пансион университетский, от есть открытый при Московском университете. Там иной раз преподавали профессора, а слушатели, имея целью затем поступить в университет, старались внимать им надлежащим образом.
Впрочем, государственные учебные заведения тоже были малополезны. Скажем, в Пажеском корпусе учили фехтованию, танцам и верховой езде; выпускники его должны были стать галантными придворными, а вовсе не деловыми людьми. Конечно, есть специфические образовательные учреждения, типа Морского кадетского корпуса, или Артиллерийской школы, где преподают точные науки и учат управляться со сложными, по местным меркам, механизмами. Но и там выпускают «полуфабрикаты», требующие повышения квалификации во время службы юнгой или подофицером, и, по сути, мог бы запросто изучить все нужные сведения на практике. Вон, скажем, Багратион: образования никакого, все свои полководческие способности приобрёл во время службы. И ничего, вышел в люди!
Вот и получалось, что образование русскому человеку не сильно-то и нужно. А как это изменить — я не представляю. А ещё это дорого. Очень дорого!
С высшим образованием тоже было неладно. Во всей России был один только университет, Московский, и не вошло еще во всеобщий обычай посылать молодых дворян доканчивать в нем учение. Существовал еще Санкт-петербургский Университет при Академии Наук, но это было учебное заведение Шрёдингера: формально существуя, фактически он выпускал по 3–4 студента в год, что, впрочем, никого не беспокоило. Родители предпочитали домашнее воспитание, тем более что при вступлении в службу от сыновей их не требовалось большой учености. И даже существующие университеты почти бесполезны: там не дают образования, а лишь «прослушивают лекции». Ни экзаменов, ни семинаров, ни докладов, ни лабораторных работ — ничего!
Ну и встал вопрос — что со всем этим образовательным нигилизмом делать?
Конечно, мы предприняли некоторые меры. Скажем, сделали льготы по срокам военной службы, уменьшив для грамотных срок «солдатчины» на два года. С подачи Сперанского сделали для выпускников университетов льготы по поступлению на государственной службу и по её прохождению. Но я желал немного другого — чтобы не правительство кнутом и пряником загоняло людей в учёбу, а сами мои подданные осознали важность и нужность знаний. А вот это, я вам скажу, задача ещё та! И, когда такие люди, пусть в единичных экземплярах, вдруг возникали, я радовался просто неимоверно. Сегодня один из таких людей появился в моём кабинете.