Это высокотемпературное зажигательное вещество было одним их тех средств, рецепт которого я искал особенно долго и старательно. Изготовить его вроде бы несложно — нужен оксид железа (окалина) и алюминиевая пудра. Сущие пустяки в 21 веке: а здесь, увы, недостижимая синяя птица — ведь способ получения алюминия пока еще не найден… хотя мы очень стараемся!
Одно время мне казалось, что рецепт термита никогда мне не дастся; но помог счастливый случай. Я приказал Василию Михайловичу Севергину наудачу поэкспериментировать с окалиной, смешивая её с разными веществами. И, невероятная удача: оказалось, что смесь оксида железа со шпинауцэром, сиречь с цинком, при возгорании даёт просто невероятную температуру пламени. Даже небольшие таблетки термита способны прожигать толстостенное железо насквозь! И это отлично!
Мы тут же наладили производство термита, используя его для местного нагрева больших металлических деталей, чтобы быстро проделать отверстие или соединить детали кузнечной сваркой. Ещё с помощью этой смеси начались эксперименты по получению такого тугоплавкого металла, как вольфрам.
А кроме того, термит вскоре нашёл и военное применение…
Но самыми перспективными транспортными средствами, разумеется, были пароходы. По Волге уже плавало полтора десятка паровых судов; в каждом порту появились буксиры и тендеры, причём кое-где уже винтовые. На очереди стояли большие коммерческие и военные паровые суда, универсальные паромы «река-море» с выдвижным килем, и чувствовалось, что их время — уже не за горами!
Глава 8
Поскольку моим гениальным предвидением месье Бонапарт был принят в 1788 году на русскую службу, наполеоновское нашествие нам больше не грозило. Трудно было вообразить, чтобы во Франции теперь нашёлся хоть кто-то, обладавший хотя бы небольшой долей талантов и веры в себя, присущих Николаю Карловичу, чтобы дойти хотя бы до Смоленска. Однако беда пришла с другой стороны… Как оказалось, ничто, — ни суровые зимы, ни моё уникальное послезнание, ни сам Господь Бог не смогли уберечь нас от не менее страшной напасти: вторжения Бонапартов! Не удивляйся, читатель — я имею в виду родственников грозного корсиканца.
Они до поры до времени оставались на Корсике, а в 1793 году переехали в Марсель. Отец семейства — Карло Бонапарте — умер уже более 10 лет назад. Поначалу семья влачила в Марселе жалкое существование в качестве беженцев с Корсики, на которой старшие Бонапарты, — Люсьен и Жозеф, — имели неосторожность поссориться с вождём корсиканских националистов Паскуалем Паоли. Затем семья смогла перебраться в Париж. Братья Николая Карловича успешно делали карьеру во Франции: Люсьен — в республиканской армии, Жозеф — на гражданской службе Директории, и всё огромное семейство Бонапартов какое-то время напряжённо выжидало, пытаясь предугадать, кто из братьев более преуспеет — «французское крыло» в лице Жозефа и Люсьена, или же «посланец солнечной Корсики в сибирских снегах». Поначалу дела у Жозефа и Люсьена шли, пожалуй, даже получше, чем у его брата в далёкой заснеженной России, и семейство оставалось в Париже, считая франки до выдачи жалования и мечтая о лучших временах. И лишь когда стало известно о браке Николая Карловича и Александрин, все сомнения развеялись; и вскоре семейство высадило первый десант на Балтийском побережье, ускоренным маршем двинувшийся на Петербург.
Как водится с бабушкиных времён, в честь возвращения героев Каспийской армии была дана целая серия балов, маскарадов и приёмов, причём не только «императорских», во дворце, но и частных, устроенных самыми богатыми вельможами — Голицыными, Нарышкиными, Трубецкими, и протчая, и протчая. Конечно, мы, стараясь по возможности экономить народные средства (я собирался в течение ближайших 5 лет отказаться от какого-либо государственного содержания, перейдя на жизнь исключительно за собственный счёт), всегда стремились придать этим торжествам больше элегантности, чем пышности, выкручиваясь за счёт разных оригинальных идей. Игра в вист на пригоршни бриллиантов, процветавшая ещё 3 года назад, ушла в прошлое безвозвратно; зато теперь приглашённые удивлялись рождественским ёлкам, диковинным блюдам типа пиццы и роллов, электрическому освещению, разноцветному и яркому, оригинальным фейерверкам и паровому подъемнику, позволявшему без малейших усилий въезжать на ледяные горки вместе с санками.
И вот на одном из балов в Зимнем дворце Николай Карлович вдруг прибыл во дворец с группой неизвестных мне людей. Не без некоторого удивления мы с Наташей наблюдали, как он пересекает широкую, как поле боя, залу, направляясь в мою сторону в сопровождении кудрявого гиганта в военном мундире и нескольких разновозрастных дам. А когда они приблизились, удивление наше переросло в беспокойство!
Сам Бонапарт шёл под руку с пожилой дамой с южным увядшим лицом, одетой в скромное платье серой парчи в «старомодном» духе 18-го века. «Это, видимо, мамаша подъехала» — тут же подумалось мне. Другие дамы были много моложе и красивее, но, как ни странно, много большее внимание обращал на себя сопровождавший их молодой господин. Тут, знаете ли, было на что посмотреть!
Прежде всего, это был натуральный Гулливер, возвышавшийся надо всеми на целую голову, а надо многими — и на две. Грива иссиня-черных вьющихся волос каскадом спадала на плечи, совершенно скрывая украшенный золотым шитьём воротник тёмно-синего кавалерийского мундира. Лицо офицера, немного надменное, немного глупое, окаймлённое такими же курчавыми бакенбардами, украшенное орлиным носом, чувственными губами и пронзительными серо-голубыми глазами. «Уж не Мюрат ли это?» — подумалось мне, и вскоре оказалось, что я не ошибся — это действительно оказался Иоахим Мюрат.
С ним под руку семенила невысокая юная красавица с выразительным «бонапартовским» профилем. Остальных я разглядеть не успел — Бонапарты оказались уже совсем близко и склонились — кто в глубоком поклоне, кто в реверансе.
— Разрешите представить вам, Ваше Величество, — волнуясь, начал Николай Карлович, — мою мать, мадам Бонапарт!
— Мария Летиция! — с достоинством произнесла матрона, вновь приседая в реверансе. Я внимательно оглядел её, невольно отмечая несомненное фамильное сходство с «нашим корсиканским талантом». Несомненно, мадам Бонапарт прежде была очень красивой, да и теперь ещё оставалась весьма привлекательной для женщины её возраста; лицо ее показалось мне одновременно милым и величественным, а фигура сохранила много лучшие формы, чем можно было ожидать после 13-ти родов.
Я сказал какие-то милостивые слова типа «Вы вырастили прекрасного сына, сударыня, а теперь, очевидно, я смогу оценить и добродетель ваших дочерей». Мадам горделиво заулыбалась, бросая взгляды то на сына, то на высоченного зятя; понятно, она чувствовала себя «не в своей тарелке», представляясь при чужеземном дворе в совершенно незнакомой стране!
Тут настало время четы Мюратов: мне представили самого Иоахима и его супругу, прелестную Каролину. Сестра Бонапарта была очень похожа на мать. Ее лицо ослепительной белизны, венок из цветов, украшавший ее прекрасные белокурые волосы, элегантное нежно-розовое платье тончайшего шёлка, которое исключительно ей шло, — все это придавало ее облику что-то молодое, романтическое и почти детское; и это составляло самый резкий контраст с военным мундиром и подчёркнутой маскулинностью её супруга.
— А это — багровея, произнёс Николай Карлович — мадемуазель Бонапарт!
И перед нами с Наташей склонилась в реверансе совершенно очаровательная юная особа.
— Мари-Полетт! — томно пролепетало воздушное создание, красиво отставляя в сторону веер.
Я сначала даже не понял, что с нею не так. Проклятая близорукость мучала меня ещё в предыдущей жизни, и вот, настигла и в этой! Но, подняв лорнет, я обомлел. Да у неё вся грудь видна!
Вообще конечно «голые платья» уже год как вошли в моду; но дамы, по крайней мере, при дворе, блюли благопристойность и прикрывали то, чему следует быть прикрытым. А у Паулины Бонапарат решительно всё было выставлено напоказ, беззастенчиво просвечивая сквозь тончайший бледно-салатовый муслин. И, правду говоря, было бы просто преступно скрывать такие сокровища — даже я, повидавший в 21 веке немало произведений искусства лучших пластических хирургов, немало был впечатлён увиденным. Но, всё же, благопристойность — превыше всего!
Наташа посмотрела на Паулину с некоторым брезгливым презрением, как на безнадёжно падшее создание. Мой взгляд невольно скользнул по её стройному стану ниже пояса; но там всё оказалось вполне прикрыто. Хорошо хоть так; а то пришлось бы приказать вывести барышню вон, создав скандалезную ситуацию!
В этот день сёстры Бонапарта, представленные Санкт-Петербургскому свету, впервые танцевали во дворце. Впоследствии госпожа Мюрат выказала себя весьма неглупой, хоть и не отличающейся какими-то выдающимися достоинствами особой. Ей предоставили достоинство статс-дамы, и некоторое время они с Наташей даже дружили. Единственным её недостатком моя супруга считала обнаружившуюся в Каролине неуравновешенность характера, выражавшуюся в частых, внешне беспричинных слезах.
Паулина же Бонапарт оказалась той ещё оторвой! Будучи старше Каролины и лучше владея собой, она никогда не теряла самообладания ине плакала, зато бывала резка, груба и обращалась со всеми кто был ниже её по положению с подчеркнутым высокомерием. Но самое главное и удивительное, что при строгом католическом воспитании своей матери эта дама отличалась целомудрием мартовской кошки, побывав, наверное, в постелях всех самых красивых и рослых конногвардейцев. При этом в любимой сестре Николая Карловича прекрасно сочеталось несочетаемое: ангельская внешность и невероятная безнравственность. Бывают такие весёлые особы, что никак не способны удержать себя в рамках: лишь только завидев особу мужского полу, неважно какой внешности и возраста, тут же пускают в ход все средства обольщения, не задумываясь о последствиях.
С семьёй Бонапартов приехали также его младшие братья — Луи и Жером. Луи исполнилось семнадцать лет; это был старательный и добросовестный юноша, мечтательный и странный. По моим настоятельным рекомендациям он был принят только что открытый Северо-Западный университет в Стрельне, и, судя по средним баллам и отзывам профессоров, учится вполне успешно. В известной мне истории он неплохо показал себя в качестве короля Голландии; во всяком случае, он был популярен у подданных, а это кое о чём говорит. Надеюсь, однажды из него выйдет толковый инженер.