Его совсем юный двенадцатилетний брат Жером (в России получивший нескладное для дворянина имя Еремей Карлович) предпочёл поступить в Пажеский корпус (где вопреки названию учат не только и даже не столько на пажей — теперь это, по сути, полноценное военное училище). Так что впереди этого несостоявшегося короля Вестфалии, очевидно, ждёт стандартная офицерская карьера, где всё будет зависеть лишь от его собственных способностей.
Немного времени спустя в Петербурге объявились и старший брат Бонапарта — Жозеф. Не хватавший с неба звёзд несостоявшийся король Испании оказался большим любителем и тонким знатоком виноделия, и вскоре уехал в Крым, где возглавил крупную винодельческую компанию.
Затем объявилась ещё одна сестра Бонапарта Элиза с супругом, итальянцем Баччиоко. Элиза, она же Елизавета Карловна Бачиокко, в известной мне истории весьма недурно управляла в Лукке и Пизе, снискав популярность итальянцев, и проявила неплохую деловую хватку. К тому же дама, как оказалось, имеет вкус и любит всё красивое. Возможно, когда-нибудь я поставлю её управлять Академией Художеств и Эрмитажем. Её муженёк Феликс Баччиоко, не блистая ни военными, ни административными талантами, был назначен управлять конным заводом.
И лишь Люсьен оставался во Франции, не желая бросать там военную службу. Впрочем, по описания родственников, этот братец, самый хитрый и способный после Николая Карловича, всегда отличался оригинальностью выступая некой «белой вороной» семьи Бонапартов.
Мадам Бонапарт оказалась вполне разумной особой, и не доставила нам никаких проблем. Мудрая корсиканка ни во что не лезет, ведёт жизнь домохозяйки, проживая во дворце на всём готовом, возится с внуком и внучками (похоже, моему наследнику будет с кем играть) пока их родители заняты службой и светской жизнью, помогает Александрин готовится к её первым родам, рассказывая о своём богатом опыте по этой части. Общение с ней действует на сестру успокаивающе.
Паулина Бонапарт оказалась, пожалуй, самой сложной для адаптации в императорскую фамилию особой. Очень уж вольного нрава оказалась девица! Наташа сразу встретила её в штыки, особенно заметив её заинтересованные взгляды в мой адрес. Пришлось поразмыслить. Да, барышня — не подарок, но при этом — совсем не дура, не лишена вкуса, имеет дипломатические способности и умеет нравиться людям. При этом у юной особы были самые тонкие и правильные черты лица и удивительные формы тела… В известной мне истории, в Риме, будучи чем-то вроде неформальной вице-королевы, была популярна у всех слоёв населения, несмотря на их нелюбовь к наполеоновской оккупации. Даже Папа Римский поддерживал с ней хорошие отношения, несмотря на всю сомнительность её моральных устоев. После некоторых колебаний я. посоветовавшись с Антоном Антоновичем, решил выдать эту кралю за посла — такого, которому раскидистые рога мешать не будут, а карьера — дороже всего. И потом отправить нашу красавицу с мужем в Европы, с шпионско-дипломатической миссией; супруг представляет мою особу в зарубежных столицах, а мадам тащит в свою постель высокопоставленных местных персон и между любовными играми выуживает из них секреты.
Сам Николай Карлович раскрывал всё новые и новые грани своих талантов, которые стали признавать уже решительно все: даже высший свет от холодного презрения к «корсиканским выскочкам» после провала заговора и блестящей победы в Персии перешёл к заискиваниям перед новоявленными царскими родственниками. Сам Николай Карлович лишь холодно посмеивается над этой вознёю — после Персидского триумфа он безоговорочно признан армией, а следом за нею, и широкими слоями общества. И теперь большинство, скрепя сердце, соглашаются, что царская сестра' корсиканскому коротышке' досталась по делу.
Я уже и не мог даже решиться, на какое именно направление его кинуть: он был нужен и полезен везде. Когда Дмитриев начал работу над Гражданским уложением Российской Империи, я на три месяца направил Бонапарта в законосовещательную комиссию, и он за это время смог сделать в ней больше, чем все остальные — за предшествующий год! Впрочем, чему удивляться — во Франции он создал целый «Кодекс Наполеона»!
Но всё же, главной его страстью оставалась воинская служба. Сестра Александрин рассказывала про эту сторону его жизни много всего интересного…
— Ах, он совершенно одержим военным делом. Ложась в постель по вечерам, берёт с собою кипы бумаг, дабы изучать командный состав. Изучает кадровые списки войск, вверенных его командованию, запоминает фамилии командиров, да так иной раз и засыпает над названиями корпусов и перечнем лиц, входящих в состав его собственного корпуса!
Ну что же, тогда понятно, почему он так популярен в армии. Обыкновенно он сохраняет в уголке своей памяти всю возможную информацию, и это чудесно служит ему в тех случаях, когда нужно было узнать солдата в лицо и доставить ему удовольствие при всех быть узнанным, выделенным и награждённым его генералом.
Впрочем, в постели он занимался не только зубрёжкой воинских списков, и талия Александрин через короткое время стала заметно полнеть и округляться…
А ещё Бонапарт обладал исключительным даром поставить себя на правильную ногу с военными любого чина. С рядовыми и унтер-офицерами он держался спокойного, добродушного тона, который их очаровывал, всем им говорил «ты» и напоминал о тех военных подвигах, которые они совершили вместе. — Русские солдаты не так чувствительны к славе и почестям, как в иных странах, но зато ценят доброе к себе отношение и сердечность. — пояснял он. В офицерах, особенно молодых, он старался распалить честолюбие и рвение к изучению военного дела, что почитал за основу всех воинских добродетелей. Со старшими офицерами Бонапарт любил устраивать интеллектуальные соревнования, пытаясь выяснить, чья точка зрения является единственно верной. Он очень любил военные маневры, командно-штабные игры на макете, и дискуссии по конкретным примерам военной стратегии и тактики. На этом примере заскучавший было без дела Суворов столь увлёкся такого рода дискуссией, что я с его подачи решил выпускать «Воинский журнал». В этом периодическом журнале для военных всех родов войск стали издаваться статьи наших действующих офицеров, рассуждавших об опыте предшествующих кампаний, новых методах борьбы, тактических приёмах, и обсуждавших насущные армейские проблемы. Наша страна велика, и военная мысль должна быть доведена вплоть до самых глухих гарнизонов!
Сим победим…
Глава 9
Увы, но, несмотря на все усилия, сведения о наших планах перекрыть Зунды дошли всё-таки до Лондона. Вероятнее всего, новая утечка произошла в Дании, где представления о секретности в эти галантные времена были столь же девственно — дикими, как и по всей остальной Европе. И одно только лишь подозрение на такую возможность вывело джентльменов из себя.
И вот Уильям Питт, премьер-министр Великобритании, стит в огромном холле Сент-Джеймсского дворца в ожидании аудиенции сразу двух монарших особ — Короля Георга III и его сына Георга. Принца Уэльского, и без пяти минут регента над своим полубезумным отцом.
За прошедший год Уильям Питт постарел, как за предыдущие 10. Тяжёлые испытания, что пришлось пережить в это время британской Короне, оставили на челе премьер-министра свои неизгладимые следы. Чего стоило одно лишь урегулирование в Ирландии, когда всем казалось, что французы вот-вот окончательно овладеют островом и создадут на нём свои военно-морские базы. Лишь исключительные дипломатические усилия Питта, сочетающиеся с таким же исключительным подкупом французского министра Талейрана (Питт и Талейран были знакомы во времён якобинской эмиграции последнего), помогли немного выправить ситуацию: Республика Коннахт преобразовалась в Королевство Ирландию с очень слабой, почти символической властью английского короля. Главное, чего удалось добиться премьер-министру, и на что, собственно, и были потрачены десятки тысяч фунтов, ушедших в бездонные карманы знаменитого французского интригана — это сохранение власти Британии над Ольстером, где нашли убежище ирландские оранжисты, и отказ мятежников от какой-либо поддержки иностранных держав — без иностранных войск и баз Ирландия не представляла собой значимой угрозы Лондону. Но теперь перед короной и нацией встали новые вызовы: гроза собирается на востоке…
— Простите меня достопочтенный сэр, — вдруг раздался прямо над ухом Питта немного гнусавый и манерный мужской голос.
Подняв голову, премьер-министр увидел молодого джентльмена, холёного и надменного, как герцог. Юноша, казавшийся моложе своего возраста, был одет в какой-то очень оригинальный развязно-элегантной манере, всё чаще встречающиеся теперь среди легкомысленных молодых людей, не желающих думать ни о чём, кроме своего туалета.
«Как это всё знакомо!» — с тоской подумал Уильям Питт. — «Все эти напомаженные расфранченные хлыщи, способные дни напролёт дебатировать о длине манжет ти совершенно не способные на всё остальное… Рим времён упадка! Натуральный Рим времён упадка!»
Тут молодой человек заметил стеснение своего собеседника и, ничуть этим не смутившись, продолжал:
— Да, я знаю, что по правилам приличия для светской беседы мы должны быть представлены друг другу. Но право же, все эти ожидания аудиенций так томительны, что хотя бы из обычного человеколюбия заставляют жертвовать приличиями. Тем более, что я вас знаю: вы — Уильям Питт, премьер-министр и глава парламентского большинства. Теперь когда вы избавленный от тягостной обязанности представляться самостоятельно, позвольте сделать это мне: я Джордж Брайан Браммел, эсквайр; занимаюсь игрой в крикет!
И юноша церемонно поклонился.
Уильям Питт, конечно уже понявший, кто стоит перед ним, нахмурился. Этот молодой джентльмен, недавно оказавшийся среди фаворитов принца Уэльского, имел крайне неоднозначную репутацию и прославился — но не удалью и не развратом, как все нормальные люди, нет! Бо Браммел совершенно покорил принца Уэльского своим вкусом к мужской одежде! кто бы мог подумать, что тщеславие наследника английского престола примет столь экстравагантную форму? И вот, Бо Браммел стал просто властителем дум принца; говорят, однажды тот прилюдно расплакался, заслужив нелестный отзыв этого юного хлыща относительно своего нового костюма. Куда катится мир…