Переломным оказался период с 13:30 до 14:00. Часть датских кораблей получила сильные повреждения, на некоторых закончились порох и ядра. Затонул 70-пушечный «Ниборг», горели «Хольштейн», «Даннеборг», «Зееланд». «Индфьодсреттен» поднял было белый флаг, но его прикрыл «Трекронер», и после смены капитана корабль продолжил стрельбу. Часть датских плавучих батарей и прамов, имевших более скромное вооружение, нежели блокшипы и линкоры, была захвачена людьми Коллингвуда. Все они находились в плачевном состоянии.
Но и английской эскадре досталось. И если датчане могли пополнить припасы и возобновить бой, то Коллингвуду этого было сделать просто негде. Два его корабля горели, ещё два получили попадания ниже ватерлинии и теперь опасно кренились на борт. Опасность гибели встала перед английскими моряками в полный рост!
— Простите, сэр, — осторожно произнёс лейтенант Дриммел, — но, совсем уважением, хочу обратить ваше внимание, что, если мы собираемся исполнить приказ адмирала и отступить, то сейчас для этого самое время! Датчане заняты пополнением боеприпасов, а мы укрыты плотной пеленой порохового дыма!
Внимательно оглядев линию датских укреплений, контр-адмирал сделал вывод, что его подчинённый прав; и он дал сигнал об отступлении. «Агамемнон», «Беллона» и «Рассел» остались стоять на мели. «Монарх» из-за резко увеличившейся осадки не смог совершить маневр и был оставлен экипажем. «Айсис» затонул. А трубка давно потухла…
— Да, чёрт побери, — наконец процедил Коллингвуд, — вы абсолютно правы. Я не могу погубить всех этих парней, что так славно сейчас сражаются, защищая честь флота. Поставить сигнал!
Итак, потеряв пять кораблей, англичане вынуждены были отступить от Копенгагена.
На состоявшемся тотчас после боя военном совете амирал Хайд Паркер решал, как ему поступить дальше.
— Мы не можем сейчас покинуть Балтику — объявил он подчинённым. — Прежде всего, корабли Коллингвуда находятся в очень плохом состоянии и требуют ремонта. Во-вторых, неблагоприятный ветер не позволяет нам пройти Зунды в обратном направлении. И в третьих (но не по значимости) — мы не можем вернуться проигравшими! Это совершенно недопустимо! Нам нужно хоть где-нибудь обозначить успех!
— Что вы предлагаете? Идти на Кронштадт? — с иронией спросил контр-адмирал.
— Полагаю, нет. Это опасно — в восточной части Балтики в это время года до сих пор сохраняются большие участки плавучего льда. К тому же мы встретим там те же затруднения, что у Копенгагена — из-за мелководья не все наши корабли смогут атаковать его, а линейные корабли с небольшой осадкой понесли сильные потери. Нет, Кронштадт от нас никуда не убежит. Я предлагаю обратить внимание на шведские владения!
— Но ветер для похода на Ландскрону или Вазу также неблагоприятен как и для выхода из Зундов!
— Да, вы правы, Катберт. Но есть же и Шведская Померания. Я полагаю полезным атаковать Штральзунд! Это слабое место шведов: они давно уже дрожат от мысли, что пруссаки или датчане отнимут её у них. Атака на Штральзунд произведёт в Стокгольме должное впечатление!
«Не добившись успеха под Копенгагеном, вряд ли стоит надеяться на что-то в Стокгольме» — подумал Коллингвуд, имея в виду политические последствия их неудачной атаки.
— Там нет шведских военных судов, — возразил он адмиралу. — Да, мы потопим несколько купцов, обстреляем город. Но что нам это даст? такой эскадрой, как наша, идти на Штральзунд — это как бить кузнечным молотом муху!
— Ваши корабли пока пройдут необходимый ремонт! — распорядился Паркер. — Отправляйтесь в Данциг, там вы найдёте гостеприимство прусских властей и изобилие материалов для починки кораблей. А мы подвергнем обстрелу шведские владения в Померании. Если шведский король не совсем идиот, он поймёт наш намёк!
Глава 10
Несколько месяцев назад началось мощное вторжение французов в Италию. Ранее основные их силы действовали в Германии, на Рейне, где в результате серии компаний войска Моро и Клебера нанесли чувствительные поражения силам Австрийского дома. Венский двор был вынужден просить мира, и после долгих переговоров в Раштадте мир был заключён: по итогу французы получили левый берег Рейна, чего они так долго добивались.
Тем не менее, Директория, похоже, не собиралась останавливаться. Следующей целью стала Папская область и Неаполитанское королевство. Эти небольшие страны уже давно усиленно вооружались на английские субсидии, с очевидным намерением в удобный момент вступить в войну против Франции.
Поначалу Римский двор соблюдал строгий нейтралитет, но, подпав потом под влияние кардиналов Буска и Альбани, стал набирать армию и открыто бросил вызов вызов Франции, призвав в главнокомандующие генерала Провера — французского роялистского эмигранта.
Эти приготовления не скрылись от Директории, всюду имевших своих шпионов. Решив по совету Талейрана нанеси превентивный удар, а заодно утвердиться и в Северной Италии и приблизиться к вожделенному Египту, французы собрали восьмидесяти тысячную армию и обрушили её на Апеннины.
До сих пор французам не удавалось достичь тут успеха. Итальянская армия всегда была пасынком и снабжалась хуже остальных. Не везло ей и с командующими — её возглавляли то престарелый Шерер, то бестолковый Келлерман. А самое главное — все горные перевалы находились в руках пьемонтцев, и преодолеть их лобовой атакой было невозможно.
И вот сюда прибыл молодой генерал Бартелеми Жубер. Несмотря на разочарование от прерванного Ирландского похода, заставившее Жубера подать в отставку, он вновь встал под знамёна Директории, едва услышав о грядущей Итальянской компании. Наведя первым делом порядок в тыловом обеспечении армии (в процессе которого армейская гильотина, увы, не осталась неиспользованной)он разработал план вторжения в Италию. На последовавшем тотчас же военном совете было найдено решение проблемы горных проходов: Жубер решил пройти в Ломбардию узкой прибрежной полосой, через владения Генуэзской республики. Такие идеи существовали и до него, но ранее предприятие это было сочтено невозможным, поскольку на узкой прибрежной дороге вся армия оказалась бы под обстрелом английской Средиземноморской эскадры. Но теперь англичане покинули Средиземное море, и путь был чист. Разумеется, при вторжении через территорию нейтрального государства нужно было либо объявить войну самой Генуе, либо устроить в ней революцию и перетянуть из нейтрального лагеря в стан своих союзников. Чистоплюй Жубер не решился на первый вариант, а второй поначалу не сработал: слишком уж сильны были позиции у лигурийской аристократии. Хотя у французов были в Генуе свои агенты влияния, собиравшиеся в клубе «Моранди», где готовилось вооружённое выступление против правящих олигархов, аристократы сумели их переиграть. Они смогли привлечь на свою сторону городскую чернь, портовых рабочих, особенно из цеха угольщиков. С этой целью использовали религию: исповедальни, амвоны, проповеди на улицах и перекрестках, чудеса, святое причастие и даже сорокачасовые молебствия, чтобы умолить бога «отвратить от республики угрожающую ей бурю». И когда сторонники демократии попытались выступить с оружием в руках, аристократы выставили против них двадцатитысячную толпу со священниками во главе.
Сторонники Франции были разбиты, нобили торжествовали. Но тут случилось очень удачное для французов происшествие…
В порту Генуи оказались по соседству английский фрегат «Кастор» и французский полакр «Ситуайен». Такое бывает иногда в нейтральных гаванях, где смертельные враги оказываются пришвартованы на одну бочку; в этом случае никаких враждебных действий не допускается, ведь оба противника находятся в акватории третьего государства. Но в этот раз английский капитан повёл себя не по-джентльменски. Тайком зарядив орудия того борта, который был обращён на полакр, он вдруг произвёл ужасающий залп в упор, а затем взял «Ситуайен» на абордаж. Разразился первостатейный скандал; поскольку это недружественной действие произошло на территории Генуи, французы объявили Лигурийской республике войну и вторглись на её территорию.
Едва французы вступили во владения республики, как их разбитые сторонники зашевелились, ожидая действенной помощи своего могущественного соседа. Вскоре игра была сделана: в Геную вступили французские драгуны, поддержавшие местных «якобинцев», и вскоре здесь установилось демократическое профранцузское правительство.
Тоскана, увидев перед своими воротами огромную французскую армию, тотчас же поспешила заключить с Директорией договор. Королевство Сардиния, Модена и Парма последовали её примеру. Флоренция и Лукка заявили о нейтралитете. Теперь перед войсками Жубера встала Папская область. На этой, насквозь клерикализированной территории, французам не приходилось надеяться на местных сторонников: их попросту не было в Папском государстве.
Сами же правители Папской области, не имея надёжной армии, сделали ставку на то, в чём они всегда были сильны: на промывку мозгов. В городахцентральной Италии началась натуральная религиозная истерия; была провозглашена священная война против «якобинских безбожников, слуг диавола и Антихриста», и набат не переставал гудеть целые три дня. Низшие классы местного населения — крестьянство и те, кого в Италии называли «лаццарони* — был доведен до исступления и неистовства. Сорокачасовые молебствия, общенародные процессии на площадях городов и селений, грамоты об отпущении грехов, даже рукотворные 'чудеса» — все было пущено в ход. Повсюду были иконы мучеников, которые кровоточили, и плачущие статуи мадонн. Все предвещало пожар, готовый испепелить эту чудесную провинцию. Один из стопов папского правительства, кардинал Буска, обещал французскому посланнику партизанскую войну: «Мы сделаем Вандею из Романьи, из Лигурийских горных твердынь, из Италии».
Тем временем силы французов сильно уменьшились в размерах: из восьмидесяти тысяч первоначального войска пришлось выделить значительные силы на оккупацию Северной Италии. Сорокатысячная французская армия под общим командованием генералов Жубера и Лагарпа (швейцарца, родного брата моего воспитателя) подошла к Кастель-Болоньезе; перед ней по правому берегу Сенио стояла на позиции армия папы, обороняя мостовую переправу. Это войско состояло из 6000–7000 солдат и крестьян, собранных по тревоге, и под влиянием фанатичных проповедников добровольно пришедших защищать Святой престол. У папистов было восемь пушек, державших переправу под прицелом; лобовой штурм обещал кровопролитие.