йское население Гибралтара оказалось на «ничейной полосе» между позициями осаждающих и осаждённых, уныло бредущими под весенним дождём навстречу испанской родине.
Операция увенчалась полным успехом. Гибралтар был спасён, к тому же губернатор сбросил с баланса две с половиной тысячи бесполезных едоков, увеличив снабжение гарнизона. Ещё одним весомым бонусом для солдат стало изгнание гибралтарских евреев, которым и солдаты, и матросы успели изрядно задолжать — как и во многих иных городах мира, в Гибралтаре иудеи исполняли роль ростовщиков. К тому же гарнизону досталось немало добротных вещей, которые жители, спешно покидавшие свои дома, не смогли или не успели забрать с собою. Поэтому вечером среди англичан царило веселье: три батальона переселялись из тёмных и сырых галерей в добротные каменные дома обывателей, раскрывали двери подвалов, полных вина, пускали на дрова чьи-то комоды и стулья, заодно подсчитывая, сколько денег они теперь сэкономят, избавившись от жадных кредиторов. Конечно, имели место некоторые отступления от воинской дисциплины, особенно там, где в подвалах кроме вина обнаруживали и агуардьенте**, но «старый петух со Скалы», понимая нужды измученных осадой мужчин, смотрел на это сквозь пальцы. Пожалуй, лишь в одном гарнизон однозначно проиграл — вместе с испанцами пропала и большая часть проституток, которых и так сильно не хватало.
— Могли бы сделать для девочек исключение — бурчали любители развлечений такого рода, — уж совершенно понятно, что сеньориты ни по что не пошли бы на Северное укрепление резать наших артиллеристов навахами!
Но сделать уже ничего было нельзя. Не скажешь же испанцам «верните наших шлюх обратно»!
— Извините, ребята, но, как говорят лягушатники, à la guerre comme à la guerre! — отвечал О’Хара, если кто-то из солдат осмеливался спросить его на этот предмет. — Ваша безопасность для меня важнее всего. Потом мне же спасибо скажете, хотя бы за то, что ваши шиллинги остались целее, а носы не ввалились внутрь!
Конечно, было странно выслушивать нравоучения от такого распутного старого сатира, как сэр Чарльз; но затем пронеслась весть, что в числе изгнанных из города были и четыре испаноязычные любовницы О’Хары, которым «старый петух» не сделал никаких поблажек, и ропот умолк. Злые языки, конечно, шептались, что губернатор просто воспользовался случаем избавиться от надоевших ему и дорого стоивших пассий; ведь в городе осталось еще три женщины, — две испанки и еврейка — пользующиеся его благосклонностью. Но кто будет слушать такую гнусную клевету?
— Ещё раз утверждаю, Дон Кутуззо, ваш двор не исполнил принятых на себя обязательств!
Годой, «Князь Мира», был недоволен. Его лицо перезрелого вечно пьяного херувима побагровело и буквально тряслось от гнева. А всё потому, что Гибралтар всё ещё оставался у англичан, и несмотря на все усилия и затраты, гарнизон его совершенно не показывал признаков слабости.
— Со всем почтением к Вашему Высочеству, — льстиво улыбнулся Михаил Илларионович, — хочу напомнить, что при обсуждение планов осады я особенно указывал на необходимость активных действий испанского флота. Блиндированные батареи — без сомнений, смертоносное оружие; но их одних было недостаточно для достижения общего успеха. Блокада должна подкрепляться активными действиями канонерок и Армады, перехватывающей английские транспорты уже вдали от Гибралтара! Никто не может гарантировать, что в иные дни его бухту не накроет туман, и под его покровом англичане не проникнут в гавань. В отсутствие видимости наши батареи не могут вести прицельную стрельбу!
— Это понятно — нетерпеливо ответил Годой, — Ну как же получилось так, что две батареи попросту затонули?
— Увы, Ваше Высочество! Они оказались недостаточно надёжно поставлены на якорь. Зимние шторма сорвали их и разбили о прибрежные камни.
— И что вы полагаете с этим делать?
Михаил Илларионович туманно закатил долу единственный глаз.
— Я снёсся со своим правительством и получил на этот счет некоторые указания! Мы могли бы поставить вам ещё шесть плавучих батарей усиленного типа, тридцать шесть канонерских лодок и двести тысяч бомб, показавших себя самым разрушительным оружием. однако это потребует некоторых дополнительных жертв со стороны вашего двора…
— Что именно? — быстро спросил Годой, любуясь цветом прекрасной мадеры в хрустальном бокале, поднесённом им к пламени свечи.
— Общаясь некоторое время с высокопоставленными грандами вашего двора — вкрадчиво начал Кутузов — я не мог не обратить внимание на постоянные жалобы, касающиеся финансового положения вашей великой империи. Мы с вами государственные люди, и прекрасно понимаем, что деньги есть главный нерв, главное топливо любой войны, и от бесперебойного снабжения армии и флота финансовыми средствами зависит очень многое…
— Если вы заново толкуете о сделке по вывозу серебра из Новой Испании, то в этом нет нужды! — твёрдо ответил Годой. — Наш двор вполне удовлетворён опытом нашего сотрудничества в этой сфере. Мы совершенно согласны на доставку нашего серебра на прежних условиях!
— Прекрасно! Но я имел в виду не это. Вашей империи имеется прекрасная провинция Луизиана. Обильная всяческими произведениями природы, она страдает от недонаселённости, отчего приносит вашей великой империи одни убытки, доходящие, как я слышал, до двух с половиной миллионов талеров в год. Мы бы хотели принять эту колонию в аренду на условиях, аналогичных калифорнийским.
Водой поставил бокал на стол и задумчиво начал перебирать роскошные жемчужные чётки.
— Это будет трудно обосновать кортесам… — наконец произнес он. — Такая сделка сразу же вслед за Калифорнией может вызвать недовольство!
— Но мы говорим всего лишь в аренде на определённое время! Вы сэкономите огромные средства на содержание этой убыточной колонии, получите средства для ведения войны, а по окончании срока аренды вернёте её себе в цветущем состоянии!
Князь Мира, поморщившись, продолжал перебирать жемчужины. Заметно было, что процесс этот для него — скорее успокаивающе-медитативный, чем религиозный. Так фавориту проще думалось…
— Вернуть в цветущем состоянии через 35 лет? Извините, дон Кутуззо, но это будет через 35 лет! Ни вы, ни я этого уже не увидим. А вот то, как ваши люди овладевают принадлежащими нам землями — о, это увидит и узнает распоследний захудалой идальго где-нибудь в Эстремадуре! Такой же это будет повод им всем вновь перемыть мне кости!
— Возврат Гибралтара тоже увидят все, и восславят мудрость Вашего Высочества!
— Но вы уверены, что нам удастся добиться падения этой неприступной крепости?
— Определённо! Вы видели, что наше оружие очень эффективно. Я абсолютно уверен в успехе! Если не голод, то жажда должны сломить их!
— И вы можете мне гарантировать, что должный результат будет достигнут? — прямо спросил Мануэль Годой, оставив наконец в покое свои чётки.
— Могу! — твёрдо пообещал Кутузов. — Единственным затруднением может быть, что для облегчения принятия господом англичанам правильного решения сдать крепость нам следует предложить им до окончания войны и ожидания решений мирного конгресса передать её некоей нейтральной стороне… Ну, например, России.
— Всё-то у вас должно быть передано России! И Калифорния, и Луизиана, и даже сам Гибралтар! — со смехом воскликнул Годой.
Фаворит так развеселился, размахивая руками в восторге от собственной шутки, что случайно выронил драгоценные чётки. Описав жемчужно-белую дугу в воздухе слабо освещённой залы, они с тихим костяным стуком исчезли где-то под диваном, на что, впрочем, никто не обратил ровным счётом никакого внимания.
— О да, Ваше Высочество! Едва начав собирать несметные богатства, очень трудно остановиться! — улыбнулся Кутузов.
— Главное чтобы при дележе этих «несметных богатств» мы всегда находили взаимопонимание между собой! — со смехом ответил ему Князь Мира, и высокие переговаривающиеся стороны, придя к полному удовлетворению, подняли бокалы с превосходной малагасийской мадерой.
А через пару часов, убираясь в комнате, Диего Помпоне, старый слуга Годоя, нашёл эту связку жемчуга и припрятал себе, дабы купить приданое для засидевшейся в девках дочери. В общем, день был удачен для всех… кроме гарнизона Гибралтара.
* Гуири — презрительная кличка англичан.
** агуардьенте — испанский самогон.
Глава 14
Приближался заключительный день первой в мире международной научной конференции. Василий Севергин произнёс доклад о получении металлов путём электролиза расплава; английский химик Уильям Хайд Волластон — о порошковой металлургии. Приезд в Пеллу этого господина оказался особенно ценным: Волластон был пионером порошковой металлургии, совершившим уже множество опытов и нашедшим способ получения химически чистой «ковкой платины». Секрет получения этого материала меня особенно интересовал: из платины можно было изготавливать очень качественную посуду для химических опытов, великолепный хирургический инструмент; платина применима как катализатор химических реакций, ну и, разумеется, в ювелирном деле! А у нас на Урале обнаружены весьма значительные её запасы, да и поставки из Колумбии, где платину рассматривают как отходы выплавки серебра, вполне себе перспективны. Однако Волластон категорически отказывался делиться найденными им секретами.
— Если вам нужна «ковкая платина» приносите мне её руду, и я изготовлю вам её в нужном количестве! — вот и всё, что удалось от него добиться. Все наши объяснения о том, что такой подход — это просто «каменный век», что возить платину в Лондон и обратно крайне неудобно и опасно, что наши химики всё равно откроют все его секреты, просто — несколько позже, бессильно разбивались о стену непреодолимого английского упрямства.
Выступал последний день конференции сегодня должны были выступить медики. Главным докладчиком выступил доктор Самойлович, уже несколько лет возглавлявший Главный Морской госпиталь, а недавно вставший во главе и Воронцовского госпиталя. Прежде всего, он озвучил цифры принятых больных и рожениц, количество операций, процент выживших и выздоровевших. После оглашения каждой позиции поднимался гул голосов; настолько невероятным оказалось услышанное.