Впрочем, и наше положение на тот момент тоже нельзя было назвать безоблачным. Армия находилась в процессе перевооружения; численность её сравнительно с екатерининскими временами не возросла, а даже несколько снизилась. Вообще, я не хотел воевать ни с пруссаками, ни с кем-либо другим, надеясь, что в нужно е время использую против Пруссии польские войска. Таковые, однако, по состоянию на середину 1799 года составляли всего тридцать шесть тысяч штыков. Увы, этого было катастрофически мало для войны с Пруссией, располагавшей двухсоттысячной армией. Конечно, можно было рассчитывать на возвращение поляков из Висленского легиона, состоявшего на французской службе, и, разумеется, сколько-то их встанет под знамёна Костюшко уже на месте — в Великой и Малой Польше. Однако на существенные пополнения рассчитывать не приходилось. А следовательно, нужно было подпереть поляков русским контингентом.
И, в результате, к 36 тысячам польских войск была добавлена 81 тысяча испытанных наших войск, уже не раз сражавшихся под началом Суворова. Поляки базировались под Уманью, силы Российской армии концентрировались в районе Белосток-Гродно. Поляками командовал Костюшко, Суворов должен был принять под командование русскую армию.
Тадеуш Костюшко смог наладить связи с варшавскими патриотами. Те обещали вооружённое выступление, но я на этот счёт имел некоторые сомнения. Поляки часто обещают больше, чем делают.
Так или иначе, но прежде всего надо было составить план компании. И оказалось, что если на бумаге Пруссия располагала мощными 200-тысячными силами, то на деле ситуация была иной.
Прежде всего, более 50-ти тысяч было выделено на войну с Данией, и теперь они мёрзли где-то в Гольштейне, осаждая датские крепости и гарнизоны. Теоретически при неблагоприятном развитии событий пруссаки могли бы перебросить эти войска в Польшу, но если к тому времени их Восточная армия будет разгромлена, толку от этого уже будет мало.
Ещё 60 тысяч было разбросано по гарнизонам и крепостям. Прежде всего, пруссаки не доверяли Франции, и вынуждены были держать значительные силы на линии реки Эльбы. Кроме того, такие мощные крепости как Кольберг, Кёнигсберг, Торн, Данциг, Бреслау, требовали гарнизонов. Поэтому прусская «полевая армия», способная совершать манёвры и искать сражения с решительными целями, была сравнительно невелика, даже с союзными контингентами не превышая 90 тысяч.
Исходя из этих цифр мы и обсуждали план предстоящей компании.
Первым делом был всесторонне рассмотрен проект предложенный начальником штаба Каспийской армии полковником Толем.
— Сия диспозиция предусмотрено на случай действительного начала восстания в Варшаве и отвлечения туда основной массы прусских войск. Пользуюсь малолюдством противников иных местах мы должны войти в пределы Восточной Пруссии и скорейшим образом овладеть Кёнигсбергом. По достижении всех задач вам следует обратиться против Варшавы и сокрушить основные силы пруссаков, ослабленных к тому времени боями с польскими инсургентами — пояснял Карл Фёдорович.
— Понятно. Ваш план в целом ясен. Есть ли у кого-то ещё соображения? — спросил я.
Все к тому времени уже знали мою манеру никогда не обсуждать никакое предложение сразу, не выслушав предварительно других идей.
— Вы что скажете Александр Васильевич? — обратился я к тестю.
Суворов, рассматривая карту, скептически приподнял бровь.
— Я полагаю, что первым делом надобно искать прусскую армию и разгромить её в бою, где бы она к тому времени не обреталась — в Восточной Пруссии, Померании, Силезии или в Польше. А где она в действительности будет — бог весть! Потому составить диспозицию, конечно же, можно, но после первого залпа она сделается вполне бесполезна!
Барклай-де-Толли предложил составить три корпуса, один разместив на Немане, другой — на Буге, а третий поместить в районе Бреста. По его плану, действовать предполагалось оборонительно, опираясь на наличные крепости.
Багратион предложил атаковать, держа направление через Варшаву прямо на Берлин. Каменский хотел первым делом брать Данциг, Михельсон предлагал действовать оборонительно. Я сидел и скучал — всё это было не то.
Наконец слово взял Николай Карлович Бонапарт.
— Господа! Театр предстоящих боевых действий характеризуется обширными пространствами, пересечёнными достаточно полноводными реками — Неман, Нарев, Висла, Буг, Одер, а также несколькими очень сильными крепостями, подконтрольными противнику. Ввязываться в их осаду — совершенно безнадёжное дело, означающее потери времени и сил с ничтожными тактическими результатами. О чём говорят нам эти исходные условия? Конечно, о том, что эти обширные и во всех направлениях вполне проходимые территории предполагают ведение высокоманевренных действий. Крепости противника надо игнорировать — они совершенно не влияют на физиогномию театра борьбы. Победу одержит тот, кто сможет обмануть и опередить противника, заставить его растянуть свои силы по этой огромной равнине, а самому собрать силы в кулак и нанести стремительный и сокрушающий удар.
Вторым важным обстоятельством является грядущее восстание поляков, локализованное прежде всего районом Варшавы. Оно непременно привлечёт силы крупные прусской армии, и из этого следует исходить. По политическим причинам мы не можем позволить его подавить — ведь это союзные нам силы, с которыми следует установить доверительные отношения. Это вторая причина, по которой мы не можем тратить время на осаду Кенигсберга или что-то подобное — пока мы осаждаем крепости, наших союзников разобьют. Между тем Польша может доставить нам и продовольствие, и рекрутов, и было бы крайне неосмотрительно терять её, пожертвовав Варшавой ради Кенигсберга или Данцига.
Поэтому я предлагаю следующий план. Основные силы нашей армии мы размещаем на Немане, демонстрируя намерение атаковать Кенигсберг; вспомогательный корпус будет размещён против Варшавы, но содержаться будет вдали от границы, чтобы противник не смог его обнаружить. В этом вспомогательном корпусе будут содержаться и основные магазины снабжения. Очевидно, прусские военачальники выставят против наших войск пропорциональные силы в Восточной Пруссии, в районе Кенигсберга. Когда вспыхнет восстание в Польше, мы скрытно перебросим нашу главную армию от границ Восточной Пруссии на Варшаву, в то же время всячески демонстрируя, что армия остается на месте. Выйдя к Варшаве и соединившись с инсургентами, мы атакуем и разобьём силы пруссаков, высланные против восставших. Разделавшись с армией, мы сможем не торопясь овладеть основными государственными центрами Прусского королевства, полностью сокрушив её государственность. А прусские крепости нам совершенно не помешают — их все можно беспрепятственно обойти.
Послушав это, я возликовал. Ну наконец-то внятный анализ!
— Давайте это обсудим. Как вы предполагаете скрыть наш марш на юг, от Немана к Висле?
Бонапарт охотно пояснил.
— Мы много раз это изображали на Большом макете стенде во время командно-штабных экзерциций в Таврическом дворце. Прежде всего, для достижения скрытности и внезапности необходимо выслать вперёд мощную кавалерийскую завесу. Казаки наилучшим образом подходят для этой задачи. За завесой нам следует выдвинуть вперёд мощный кавалерийский авангард, снабжённый конной артиллерией и собственным обозом, который полностью укроет основные силы армии от наблюдения со стороны неприятельских разъездов. При этом, разумеется, на Немане надо будет оставить часть сил, могущих изобразить из себя большие силы армии. Движение от Немана к Висле необходимо производить в высоком темпе, заранее устроив в надлежащих местах хлебные и фуражные магазины. Прибыв на место, в район Варшавы, следует как можно быстрее разбить вражескую армию, отряженную для действий в Польше….
— Отчего же вы непременно ищете боя? — с назидательными нотками в голосе произнес Каменский. — Все знают, что высшее мастерство военачальника состоит в то, чтобы победить неприятеля, не вступая в генеральное сражение!
Да, это действительно было так. Весь 18-й век полководцы старались воевать, как можно менее соприкасаясь с вражескими силами! Считалось, что искусному стратегу для победы достаточно создать угрозу вражеским путям снабжения и военным складам. Из-за этого генеральные сражения происходили редко, а война превращалась в бесконечные маневры, марши, контрмарши и осады крепостей, затягиваясь сверх меры.
Николай Карлович, услышав это, даже не нашёлся сразу, что ответить.
— Михаил Федотович, смысл маневра, предложенного Николаем Карловичем, заключается в том, чтобы создать перевес наших сил на одном из направлений. Будет чрезвычайной, непростительной глупостью, если мы не воспользуемся его плодами и, имея кратное превосходство сил, не атакуем неприятеля! Тогда и затевать ничего не стоит — это будет просто бесполезное туда-сюда-хождение, расход сапог и наживание мозолей людям.
Каменский, получив такую отповедь, сморщился и замолчал. Кажется, я высказался слишком резко! Таким макаром легко отбить способность подчинённых рассуждать, превратив их в постоянно поддакивающих царедворцев… Но и Николая Карловича тоже не стоит давать в обиду.
Несмотря на громкие победы в Персии и одобрительное мнение Суворова, Наполеон всё ещё сталкивался с недоброжелательством и завистью. Пересуды о слишком стремительной карьере безвестного корсиканца, всему обязанного слепой удаче и слабости его противников, преследовали его путь, отравляя атмосферу совещаний. Сам Николай Карлович, за время похода на Тегеран заслуживший уважение офицеров Каспийской армии, уже начинал верить в себя, но двойной языковой барьер иногда мешал ему отстоять свою точку зрения.
— Какие ещё будут соображения или возражения по плану генерал-поручика Бонапарта? — обвёл я взглядом присутствующих.
— Позвольте мне! — подал голос Дерфельден. Вилим Христофорович в кампанию 1797 года заслужил чин генерал-майора и, несмотря на отсутствие военного образования, был на хорошем счету у Суворова и пользовался славой толкового командира.