я самый ловкий и изворотливый ум…
Улыбаясь самым любезнейшим образом, русский вельможа картинно всплеснул руками.
— Сэр Чарльз, ваша любезность предугадывает самые смелые мои пожелания! Чрезвычайно рад познакомиться с вами; счастлив видеть вас живым и здоровым. Ведь вы здоровы, не так ли? Не чувствуете недомогания?
— Благодарю! — произнёс губернатор, несколько растерянный таким напором любезностей и неожиданным беспокойством о его здоровье доселе незнакомой ему персоны.
— Вот и прекрасно! Очевидно, вы ещё не обновляли запасы воды в вашем доме? Не заливали воду из общественных цистерн?
Нет, насколько О’Хара был осведомлен о хозяйственном состоянии его дома, воду последнего ливня ему пока не завозили. В его резиденции имелась отдельная цистерна, к тому же неделю назад ему доставили два бочонка приличной воды (и несколько — портера) с борта прорвавшегося в гавань брига.
— Вы проделали этот путь из Петербурга, чтобы осведомиться о состоянии моих водных запасов? Уверяю вас, они обильны объёмами и превосходны по качеству! — холодно ответил сэр Чарльз, не нашедший причины для подобного рода расспросов и в итоге решивший, что русский просто устроил какое-то недостойное фиглярство.
— Нет, что вы! — совершенно не оскорбившись, отвечал Михаил Илларионович. — Из Петербурга я ехал представлять при мадридском дворе интересы моего императора, а здесь я нахожусь исключительно из моего глубочайшего расположения к вам и сочувствия вашей нелёгкой борьбе!
И гость улыбнулся, став ещё сильнее похож на дружелюбного, любезного, изрядно говорящего по-французски дикого вепря.
— Я всё же не понимаю вас, мистер Кутузофф! Возможно, вы соблаговолите выражаться яснее? — губернатор начал терять терпение. — Сообщите уже цель вашего визита, или перестаньте тратить моё время — оно мне крайне дорого.
— О, нет ничего проще! Буквально несколько мгновений, и я вам всё разъясню! Давайте её сюда, господа! — последнюю фразу незваный гость произнес, обернувшись к экипажу шхуны, и адресуя её, очевидно, одному из офицеров на борту, поскольку произнесена она была также на французском. На маленьком кораблике началось движение, и вскоре два матроса, тяжело шагая по сходням, понесли на берег завёрнутый в материю округлый предмет.
— Человеколюбие — вот истинная причина моего появления здесь! — пафосно произнёс гость. — Если я могу предотвратить трагедию, сохранить чьи-то жизни, избавить людей от мучительной смерти — я не то что из Петербурга — я с Борнео готов лететь на всех парусах! Так вот…. давайте, разворачивайте!
Матросы раскрыли кусок парусины и вывалили содержимое на каменные плиты мола.
— Гм, это что у вас тут? — изумлённо спросил Чарльз О’Хара, невольно отступая назад, в то время как его офицеры, бледнея, положили ладони на эфесы шпаг. — Чертовски похоже на бомбу!
— Вы совершенно правы! — радостно подтвердил мистер Кутузофф, всем видом своим давая понять, как он доволен догадливости губернатора. — Действительно, это испанская бомба, разрезанная на две части. Уверяю вас, она совершенно безопасна — мы проделали с ней 8 миль по морю, и всё это время она вела себя самым наилучшим образом. Будьте так любезны, сэр, подойдите ближе: я хочу вам кое-что пояснить!
Это мгновение сэр Чарльз колебался, но русский источал такую любезность, уверенность и дружелюбие, совершенно спокойно чувствуя себя рядом со смертоносным снарядом, что не подойти к нему в глазах офицеров гарнизона оказалось бы страшной трусостью.
— Подходите и вы, господа — вам это тоже будет крайне интересно! — радушно пригласил русский и капитана Торнтона с майором Хэмилтоном. Те покосились на губернатора — такая развязность гостя, распоряжавшегося офицерами Его Величества в присутствии их командующего, могла бы сойти за невежливость. Но в голосе и жестах русского было столько дружелюбия и простоты, что сомнения господ офицеров отпали, и они приблизились к Кутузову, оставаясь, впрочем, настороже.
Перед сапогами русского посланника на куске мокрой парусины лежал странный предмет. Не с первого раза, но англичане всё-таки распознали в нём бомбу, распиленную строго пополам, прямо по брандтрубке.
— Да, господа! Я вижу, вы уже поняли, что это. Сей образец испанской бомбы, впервые применённой вчера, во время ливня, в наглядной макетной демонстрации. Как любит говорить мой император Александр Павлович, «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». И невозможно с ним не согласиться, глядя на это, без преувеличения могу сказать, произведение смертоносного искусства!
Действительно бомба выглядела несколько необычно. Снаружи неё, как полагается, была чугунная оболочка; но вот внутри имелось ещё две сферы, концентрическими кругами охватывающих одна другую. Внутренняя, несомненно, представляла из себя мелкозернистый взрывчатый порох; а вот внешняя, лежащая между чугуном и порохом, представляла собой очень мелкий металлический порошок зеленоватого оттенка.
— Интересное устройство, не правда ли? Чего только люди не навыдумывают, дабы ловчее убивать себе подобных! — со странной интонацией произнес русский, и в голосе его прозвучали нотки сочувствия. — Извольте видеть: эта обычная с виду бомба таит в себе очень гадкий сюрприз — кроме пороха, она содержит в себе очень мелко истолчённый мышьяк. Да-да, вот этот вот порошок — настоящая отрава! Вам известны признаки отравления? Очень сильные боли в животе, металлический привкус во рту, всяческие испражнения из организма. Отравленный, корчась от невыносимой боли, катается по земле, извергая содержимое давно пустого желудка, и умирает затем в страшных муках!
— Как интересно… И что же — вы решили накормить нас мышьяком? — с иронией спросил майор Хэмилтон.
Мистер Кутузофф тонко и со значением улыбнулся, да так, что в этот момент сходство его с кабаном стало полным и всеобъемлющим.
— Возможно во время вчерашнего ливня вы заметили испанский обстрел, производившейся с северных укреплений и с новых плавучих батарей? Вероятно, многие даже обратили внимание на странное действие испанских снарядов, взрывавшихся прямо в воздухе… Так вот, уверяю вас, что это не случайно. Обстрел производился именно такими бомбами!
На несколько секунд повисла напряжённая тишина, прерываемая лишь плеском волн Альхессирского залива о грубые камни мола.
— Во время взрывов — самым добродушным тоном продолжал русский, — порошок мышьяка смешивался с дождевой водой и поступал в ваши водонаборные цистерны. Увы, но вся ваша вода теперь отравлена! — извиняющимся тоном закончил он свой рассказ нанося тем самым сoup de grâce* последним надеждам английского гарнизона на спасение.
Потрясённые англичане молчали. Затем майор Мэтьюсон взорвался негодованием.
— Это чудовищно, то что вы говорите! Как вы можете быть на стороне этих мерзавцев? Это немыслимо, невозможно! Как вы можете⁈
— Джентльмены — грустно отвечал им русский посланник — сейчас, когда положение дел для вас полностью прояснилось, в видах человеколюбия предлагаю вам в первую голову немедленно и категорически запретить гарнизону употреблять какую-либо воду! Прошу вас, сэр Чарльз, отдать для этого необходимые распоряжения; а затем мы продолжим наш разговор!
Несколько секунд понадобилось О’Харе, чтобы осознать, что русский совершенно прав.
— Господа — обернулся он к своим офицерам, — немедленно возвращайтесь к своим командам, оповестите всех по сложившимся чрезвычайном положении. Торопитесь: время не ждёт! Каждую минуту кто-то, возможно, получает смертельную дозу отравы!
Офицеры, отдав честь, бегом бросились исполнять приказания, проклиная дорогою эти бесконечные лестницы и подлое коварство испанцев.
— Теперь, сэр Чарльз, когда мы остались одни, пришло время поговорить серьёзно — разом сгоняя улыбку с лица, произнёс русский, присаживаясь на массивный каменный кнехт. — Прежде всего, возьмите вот это…
Русский достал откуда-то из плаща небольшую жестяную флягу и протянул её О’Харе.
— Что это? — тусклым голосом спросил сэр Чарльз, в глазах которого стояли ужасные видения грядущей катастрофы.
— Молоко.
— Молоко?
— Именно так, сэр! Выпейте сами, и то же средство посоветуйте близким вам людям. Если мышьяк у вас в желудке и ещё не впитался в кровь, то молоко поможет вам выжить.
Голос русского не оставлял сомнений в серьёзности положения, и О’Хара торопливо приник к горлышку бутылки. Действительно, это было обычное козье молоко, уже начинавшее чуть-чуть кислить.
— Сэр Чарльз, — продолжил Кутузофф, с сочувствием глядя на губернатора, — мне, право, неловко об этом говорить с вами, но мы оба понимаем — ваше положение безнадёжно. Каждый раз, когда над Гибралтаром будет идти дождь, испанцы будут расстреливать вас этими отравленными бомбами. Я умоляю вас — примите правильное решение!
«Капитуляция» — колоколом «Биг Бен» прозвучало в мозгу губернатора. «Мне конец. Я второй раз сдаю врагу важнейшие для Империи позиции. Конец всему. Моей карьере, честному имени, репутации, Гибралтару. Всему! А ведь я ни в чём не виноват! Эта неудача не была моей виной — ни под Йорктауном, ни сейчас. Просто враг оказался слишком коварен и силён!»
Кутузофф молчал, по выражению лица губернатора наблюдая за происходящей в нём внутренней борьбой.
— Мистер О’Хара, я прекрасно понимаю ваши затруднения — наконец произнес он. — Вы затратили столько сил, организовав блестящую оборону, о которой, несомненно, со временем сложат баллады, напоминающие английский армии и флоту об их величии. Да сдача противнику важной крепости — это всегда болезненный акт. Однако, я полагаю, что мог бы предложить вам выход, спасающий вашу репутацию и честь…
— Что вы имеете в виду? — безразличным тоном спросил О’Хара, убирая остатки молока в потайной карман плаща, где обычно у него обреталась плоская фляжка с бренди.
— По воле случая — самым любезным образом пояснил Кутузов — рядом с южными берегами Испании сейчас крейсирует русская Средиземноморская эскадра. На борту её находится два полка солдат морской пехоты. Наш флот может эвакуировать гарнизон Гибралтара, на ваш выбор, в Португалию или на Мальту, а наши солдаты займут укрепления Скалы и будут контролировать их до завершения грядущих мирных переговоров между Испанией и Англией, которыми и будет определена государственная принадлежность полуострова. Поверьте, это будет наилучший выход из сложившегося положения!