Всю великопольскую территорию и Мазовию немедленно охватило национальное восстание. Малая Польша, находившаяся под властью австрияков, тоже заволновалась; однако здесь наши агенты всячески сдерживали мятежников с тем, чтобы не спровоцировать преждевременного конфликта с Веной. Прусские гарнизоны, маршевые колонны, запасные батальоны и рекрутские депо окружались восставшими и полностью вырезались; всюду формировались отряды конфедератов, быстро бравшиеся под контроль офицерами, специально высланными Тадеушем Костюшко вперёд. На огромных пространствах воцарился настоящий хаос; русский конный авангард, высланный для помощи восставшим, чаще пресекал эксцессы в виде поголовного уничтожения пленных, чем оказывал им действительную военную поддержку.
Руководил и координировал силы восставших генерал Домбровский, приехавший для этого из Франции. Этот небесталанный боевой командир сумел собрать из восставших более 30 тысяч штыков, пополнивших обескровленную армию Костюшко. Огромное количество прусских солдат в этой местности составляли этнические поляки, которые, заслышав о поражении пруссаков и вторжении русских войск, массово дезертировали из прусской армии, переходя к восставшим. Кончилось с тем что таких солдат сформировали отдельные батальоны, сохранивший свою прусскую униформу, и лишь надевшие двухцветные польские кокарды.
В результате, несмотря на то что пруссаки для того чтобы предупредите возможные волнения оставили на территории Польши 10 000 полевого войска, его фактическая боеспособность оказалась равна нулю.
После вступления русских и армии Костюшко в Варшаву тот издал воззвание, призывая поддержать русскую армию в борьбе с пруссаками. По всей освобождённой территории были созданы провинциальные комиссии, которые взяли на себя управление административным аппаратом, обеспечивая порядок и предотвращая социально-экономические беспорядки. Стали формироваться польские вооружённые силы в Познани, Калише и Конине. 10 октября произошли столкновения с прусскими войсками под Остшешувом и Кемно, а 13 октября восстание переместилось в район Серадза.
В это время Домбровский уже проводил мобилизацию в кантональной системе, призывая к оружию одного человека из десяти хуторов. 23 октября была объявлена всеобщая мобилизация. С самого начала как повстанческие отряды, так и войска, состоявшие из рекрутов, назначенных Домбровским, систематически очищали Великую Польшу от прусских войск. Действия распространились и на соседние районы, и в ноябре повстанцы захватили крепость и монастырь Ясная Гора. Спою Возле этого монастыря Конный отряд Людвига Прусского был разбит, а сам он погиб, получив удар в живот от польского косинёра. Ужасная гибель этого принца произвела в Пруссии самая гнетущее впечатление.
Между тем русские войска под командованием генерала Бонапарта стремительно продвигались вглубь Польши. Никто из полководцев не умел так пользоваться плодами победы, как он: неумолимо преследуя остатки прусских войск, он в недельный срок прошёл от Варшавы до Познани. В Берлине началась паника. Войска герцога Брауншвейгского были срочно отозваны для защиты столицы; Берлинский кабинет надеялся, что прусские крепости смогут на какое-то время сдержать наступление русских войск. С Саксонией был заключен союз, по условиям которого она прислала в прусскую армию 20 000 человек, а с Гессеном велись переговоры, так как курфюрст не хотел высказываться слишком рано. Армию под командованием генерала Рюхеля, осаждавшую Киль, также отозвали, и теперь она ускоренным маршем двигалась к Берлину. Под влиянием крика, поднятого партией Гогенлоэ, и уже пережитых неудач начало распространяться и крепнуть мнение, что армию ведут к гибели. Известие о занятии Варшавы, а затем — и Познани, где у немцев имелись значительные военные склады (магазины), еще более увеличило общее недоверие и растерянность. Повсюду говорили об измене, причем неуклюжее воображение не знающих обстановки офицеров и необученных солдат, как это обычно бывает, начало создавать самые необыкновенные предположения. В эти дни наша армия действительно обнаруживала признаки состояния горячки, и общая сумма ее моральных сил была значительно ослаблена, хотя отдельные лица сохранили ясность мысли и бодрость. Итак, армия была на 20 000 человек слабее, чем она могла бы быть, без доверия к своим начальникам, уже наполовину побежденная мыслью о непобедимости противника.
Однако генерал Бонапарт не повёлся на такую уловку. Блокируя прусские гарнизоны с силами польских повстанцев сам неумолимо продвигался вперёд и 6 ноября подошёл к Эльбе. Здесь его ждали прусские войска под командованием фельдмаршала Меллендорфа.
Меллендорф, несмотря на почтенный семидесятилетний возраст, не подорвавший, впрочем, впрочем, его жизненных сил, почтенный и импозантный, внешне казался настоящим военным. Но по существу он ни на волос не был меньшим царедворцем, чем тот же герцог Брауншвейгский, и при этом бесконечно уступал последнему в широте ума, глубине познаний и жизненного опыта. Во время Семилетней войны он в чине штаб-офицера гвардии служил с большим отличием, основывавшемся, вероятно, главным образом, на личной храбрости и твердой решимости; но последовавший затем 31 год периода мирного времени, полное отсутствие систематического образования и умственной деятельности мало-помалу превратили его военные дарования в фикцию, и он опустился до роли просто хорошего статиста на традиционных военных празднествах в Потсдаме и Берлине.
Задачей фельдмаршала было не допустить переправы русских войск через Эльбу. С этой целью он желаю быть сильным в каждом пункте одновременно, раскидал свои войска на самом широком фронте, охраняя мосты и предмостные укрепления. Генерал Бонапарт, узнав о диспозиции фельдмаршала Меллендорфа, только усмехнулся, и 10 ноября навёл три понтонных моста в районе городишки Лёбус, между Франкфуртом-на-Одере и Кюстрином.
Крепость Кюстрин тотчас же была блокирована польскими повстанцами; а Бонапарт, развернув свои колонны широким фронтом на юг, окружил основные силы Меллендорфа под Франкфуртом. Разрозненные силы фельдмаршала были разгромлены по частям; особенно отличились тут конные корпуса Депрерадовича, Платова и Остермана. Вскоре Меллендорф, запертый во Франкфурте, капитулировал; с ним сдались 23 000 солдат и офицеров. Победителем досталось более 80 полевых орудий, множество знамён и огромные запасы провианта.
14 ноября русская армия вступила в Потсдам; на следующий день русский командующий получил ключи от Берлина и вступил в крепость Шпандау, взяв в ней просто грандиозные трофеи.
В Париже дела прусского кабинета также велись крайне скверно. Оказалось, что маркиз Луккезини, представлявший Берлин перед Директорией, скрывал многие важные подробности взаимоотношений двух стран. Между тем внезапно и очень сильно ухудшилось отношения Пруссии с Францией. Директория вдруг захотела забрать её рейнские владения — так называемую Франконию, и, не объявляя войны, ввела туда два армейских корпуса. Луккезини пришлось отозвать, но было поздно: фактически Франция, под предлогом союзнических отношений между Пруссией и Англией, развязала военные действия, оккупируя Франконию и подбираясь к Ганноверу.
Однако Берлинский двор не сдавался. С Саксонией с трудом заключили трактат, по которому она двинула на соединение с прусской армией 18 000 человек, то есть, примерно, половину своей армии. Трактат был окончательно оформлен так поздно, что саксонские войска были причиной задержки выдвижения собственно прусских сил, направленных против французов. Курфюрст Гессенский крутился и изворачивался совершенно в стиле прусской политики. Он хотел дождаться победы прусского оружия, чтобы затем высказаться, а в случае если бы этой победы не последовало, он в силу священных прав нейтралитета чувствовал бы себя так твердо, как скала среди бушующего моря. Иные союзники Пруссии, — Мекленбург, Ангальту, Шварцбург, князья Липпе — видя, как идут дела, великодушно решили оставаться нейтральными, глубоко наплевав на судьбу Берлина. Один только герцог Веймарский прислал егерский батальон, разумеется, ничего не решивший.
Таким образом, из знаменитой, всегда готовой к бою 200-тысячной прусской армии в самом решительном бою, какой ей когда-либо приходилось вести, оказалась на месте и в готовности только половина, а армия, которую Пруссия собрала против французов в Тюрингии, имела в своем составе вместо 50-тысячного союзного корпуса всего только 18 000 саксонцев.
Но всё же, главной причиной прусской катастрофы оказались неверные решения самих берлинских теоретиков. Без их ошибок, допущенных и самим кабинетом и военным ведомством, можно было, используя имевшиеся налицо вооруженные силы, удерживая крепости и переправы, свести дело в ничью; но достаточных войск для этого уже не было. Лучшие силы прусской армии — 80 000 штыков и сабель под командованием герцога Брауншвейгского — вернулись из Вильно к стенам Кенигсберга; еще 50 000 под командованием генерала Рюхеля находились в Шлезвиг-Гольштейне, действуя против датчан. Таким образом, прусская армия была разорвана на две части, находившиеся на противоположных сторонах страны; и это в то время, как враг подходил к Берлину! Столь чудовищную ошибку пог допустить лишь один человек в мире; и я знал, что генерал Пфуль* меня не подведёт!
Волна победы донесла Русскую армию не только до Вислы и Одера, а даже до Эльбы и Рейна, где сила победы до известной степени выдохлась, движение приостановилось и где было встречено первое новое сопротивление со стороны ладмилиции.
15 октября пал Бреслау перед войсками Костюшко, 25 октября пал Глогау перед казаками Платова; затем 29 октября был занят форт Плассенбург под Кульмбахом взятый войсками Домбровского, 1 ноября пал Хамельн, 19 ноября — Ченстохов перед отрядом поляков и русской конницы, осаждённый Кюстрин сдался 20 ноября, капитулировав перед силами Юзефа Понятовского.
Затем, 25 ноября пал Штеттин, а 2 декабря пал перед Шпандау перед Бонапартом; а ранее, ещё 23 октября, войсками Багратиона был занят Кенигсберг.