Смотр войск завершился полным удовлетворением Жубера. Революция имеет солидную основу и большие шансы на успех.
21-го октября Жубер согласился. Но высказал два непременных условия. Первое — не допустить загорание гражданской войны, что означало отказ от применения силы, либо применять её в очень ограниченном формате. Второе — сразу после переворота провести выборы, подтверждающие легитимность новой власти. Сийес согласился с разумностью и даже необходимостью обоих условий; и после этого революция вступила в активную фазу.
Письмо Вильгельма фон Гумбольдта Александру фон Гумбольдту.
Возлюбленный брат мой!
Пока ветер и волны несут тебя к берегам блаженной Венесуэлы, твой брат без руля и ветрил несется по бурным водам большой германской политики. Как тебе, возможно, известно, русский император оказал мне честь, пригласив в учредительный комитет Общегерманского конгресса. Сегодня случилось первое заседание, и, надо сказать, я до сих пор не могу сдержать волнения. Воистину, мы присутствуем при историческом событии! Заседание открыл престарелый профессор Кант; после волнующей трубной музыки он произнёс яркую речь об открывающихся перед человечеством новых горизонтах. Затем выступал Шиллер, очень поэтично провозгласивший будущее новой Германии, свободной от внутренних границ, подозрительности и злобы, открытой для будущего и прогресса. Его речь имела громадный успех; вслед за ним выступал герр Штейн, очень подробно пояснивший планы преобразования страны. Император желает видеть всю Северную Германию объединенной в конфедеративный союз. Должны исчезнуть таможни и границы, появиться единый законодательный орган — Бундестаг, единая армия, Германский банк, дорожная система и единая почта.
Итак, о чем же говорили другие делегаты? Конечно, все восхваляли прогресс; однако, вместе с тем, во многих речах проявилась сильнейшая ненависть к дворянству, особенно яркая в тех ландграфствах и герцогствах, где до сих пор сильно крепостничество. «Вы держитесь за установления, даже в России признанные отжившими и нелепыми. Позор!» — вот как закончил свою речь барон фон Штейн, обращаясь к померанским дворянам, гневно прерывавшим его речь оскорбительными выкриками. Мысль эта находит все больше сочувствия среди делегатов, среди которых превалируют выходцы из третьего сословия. Просто поразительно, как они озлоблены против дворянства! И ведь вся эта ненависть оставалась подспудной, пока русский император не устроил этого всегерманского собрания; за одно это нам следовало бы вечно благодарить его.
Делегаты сменяли друг друга, и восторженные речи перемежались с растерянными и испуганными. Патриоты Германии открыто возмущались господством иностранцев, уже сотни лет хозяйничающих в нашей стране, и все, как один, говорили что это унижение так и будет продолжаться впредь, пока не произойдёт сплочения народа и создания одного немецкого государства. Им возражали, что ни Австрия, ни Франция этого не допустят, и как только эти державы закончат войну друг с другом, как тут же обернутся на нас. Возникшая тут же, на сейме, партия легитимистов говорила о недопустимости ущемления прав курфюрстов. Графы Турн-унд-Таксисы, кроме того, яростно протестовали против планов единой почты — ведь они имели наследованное звание обер-почмейстеров Священной Римской Империи — на что им со смехом отвечали, что в Римской империи никто не оспаривает их права возить письма.
Наконец на трибуну вновь вступил император Александр. Его появление вызвало целую бурю: одни восторженно свистели и подбрасывали к куполу здания шляпы, другие шумели, шаркали ногами и допускали непристойные выкрики в его адрес. Его Императорское величество, впрочем, оставался совершенно непоколебим; внимательно осмотрев зал, он достал из-за пазухи газету и, положив перед собой, демонстративно листал её до тех пор, пока шум в зале не успокоился.
Затем он произнёс пламенную речь, призывая по-новому взглянуть на застарелые проблемы Германии и всей Европы. Он полагает отправить войны во тьму веков, создав достойный механизм для разрешения международных споров и воспитав в европейцах неприятие военных конфликтов; границы государств (и прежде всего — Германии) устанавливать не силой, а прежде всего — плебисцитами, при том учитывая культурные и исторические особенности каждой приграничной области; восхвалял свободное перемещение товаров и идей, мирное сотрудничество наций на ниве прогресса.
В конце он объявил, что призывает к созданию Всемирного государства и приглашает новую Германию стать его соучредителем. Пока же в числе членов этой организации выступают только Россия, Дания и Швеция; притом Россия вносит в земельный фонд Всемирного государства территорию Гибралтара, Сингапура, один из Сандвичевых островов, и огромные пространства в Новой Голландии и Луизиане. Часть из этих земель будет применена для создания новых государств — в том числе Новой Германии и Нового Израиля; но основная часть этих гигантских территорий, а также важные для мирового судоходства точки останутся в ведении Всемирного государства. Он объявил также о конкурсе на изобретение нового, искусственного языка, простого и доступного для каждого, что будет применяться во Всемирном государстве; объявил о его веротерпимости и покровительстве наукам. Это будет поистине великий союз, призванный уравновешивать споры старых государств и хранить на всей земле нерушимый мир!
Слова императора были встречены овациями; вообще, в Германии страшно увлечены этими идеями, подчёркнутыми молодым государем, как говорят, у нашего кенигсбергского мыслителя, господина Канта. Кажется воистину удивительным, что эти смелые и глубокие идеи появились в столь сумрачной, холодной стране, какой является Россия; однако всё встает на свои места, стоит лишь вспомнить, что сам император Александр по крови скорее немец, чем русский.
В тот же день Конгресс принял решения создать Северо-Германский союз; в него вошли территории Гессан-Касселя, Ольденбурга, Вестфалии, Мекленбурга, Саксонии, Тюрингии, Бадена, Гессен-Дармштадта, и все прежние прусские владения; а президентом его избран Вильгельм, курфюрст Гессен-Кассельский. Прочие курфюрсты получат денежные компенсации своих доходов. Теперь в конгрессе началась дискуссия по конституционным принципам устройства будущего Союза, и, полагаю, это продлится очень долго. Так что, мой милый Александр, когда ты Божьим благоволением вернёшься невредимым из своего путешествия, то окажешься уже не подданным прусского короля, а гражданином Германского союзного государства!
Впрочем, для тебя есть еще более сногсшибательная новость. Как оказалось, император Александр откуда-то наслышан о тебе, причём в крайне лестном для тебя виде; настолько, что он приглашает тебя к себе на службу! Полгода назад он получил во владения обширнейшие пространства Новой Голландии, и желает теперь наискорейшим образом их исследовать; при этом тебе предлагаются более чем щедрые условия. Более того, тебе даже не придётся возвращаться в Европу; чтобы начать выполнение заданий императора, лишь следует, перебравшись из Маракаибо в Акапулько, добраться оттуда до Русской Калифорнии и явиться к тамошнему наместнику, графу Ростопчину. Тому уже направлены на твой счёт самые подробные указания; получив в Сан-Франциско все необходимые инструкции и ресурсы, ты будешь перевезен в Австралию.
Конечно же, ты, прочитав эти строки, тут же спросишь меня: «подскажи мне, брат, как же поступить?» На этот вопрос, Александр, ответить очень легко: учитывая громадные планы императора, уверен, что на его службе перед тобой откроется поприще для самой широкой деятельности. Не упускай такой шанс — ты можешь получить там путешествия, научную деятельность, все, о чем ты так мечтал, и даже более! Новая Голландия — гигантский континент, изобилующий настоящими чудесами животного мира и населенный крайне своеобразными дикарями, как говорят, крайне близкими к жизни первобытных племён. Такой шанс нельзя упустить; ты прославишь нашу фамилию и, несомненно, оставишь свой след в мировой науке.
Засим всё; я готов был бы еще уйму всякой всячины, но лист бумаги заканчивается. Каролина шлёт тебе поклоны; Аделаида и Теодор каждый день спрашивают о тебе, и мы вместе прокладываем на карте твой предполагаемый путь. Льщу себя надеждой, что однажды я покажу детям карту неведомого континента, создан ную трудами их дяди!
Всегда твой В. Г у м б о л ь д т. Цюрих, 4 октября 1800 года.
Глава 20
Конгресс шел своим чередом, то есть медленно и очень «по-немецки» Драгоценное время растрачивалось на разговоры о подробностях будущей конституции, на разные второстепенные мелочи: скажем, уйма сил была затрачена на вопрос о праве германских князей иметь дипломатическое представительство в иностранных государствах наряду с представительством Северогерманского союза. Вопрос вроде бы и важный, с формальной стороны, — ведь если какая-нибудь Вестфалия сможет вести собственные переговоры о войне и мире, скажем, с той же Францией, это обстоятельство, как ни крути, подрывает единство Северогерманского союза перед лицом иностранных держав. Но, с другой стороны, если политическое влияние этой самой Вестфалии ничтожно, то его дипломатические миссии за границей не в состоянии будут сделать решительно ничего; а вот если Вестфалия будет значимой величиной в Союзе, то в любом случае ее влияние на вопросы войны и мира, на политическое и финансовое руководство Союза, в том числе и на отношения с иностранными дворами окажется достаточно сильным. В этом случае даже отсутствие собственной дипломатической службы не станет препятствием к тому, чтобы какие-нибудь более или менее влиятельные частные лица — вплоть до профсоюза гинекологов или дантистов — не были использованы для политических переговоров с иностранными дворами. Яркий пример — развал СССР. Республики в его составе формально не могли иметь внешних сношений, но во время заключения Беловежских соглашений это совершенно не мешало Ельцину звонить в Вашингтон.