Другими словами, Баррас изъявил готовность возглавить предприятие, и иного он не принимал. Такой посыл совсем не понравился пылкому Жуберу. Он обещал подумать, посоветоваться и дать ответ через несколько дней.
В тот же вечер Жубера посетил Сийес, сгоравший от нетерпения узнать результаты переговоров. Молодой генерал ждал его в самом мрачном расположении духа. Пригласив гостя в кабинет и закрыв плотно дверь, Жубер сказал, что все пропало. Баррас отказался. Точнее говоря, не отказался, но выдвинул такие условия, на которые он, Жубер, решительно не пойдет, что лучше ему поехать в Италию или в Германию воевать с австрийцами, чем сидеть в Париже в подчинении Барраса.
— Ничего страшного — отчески успокоил его аббат. — С Баррасом мы сделаем так: с ним нужно тянуть время! Ну а чтобы оградить себя от всякого рода неожиданностей с его стороны, мы попросим Фуше присмотреть за ним, а заодно и за Гойе с Муленом*. Когда же он опомнится и поймет, что его водят за нос, будет поздно. В должное время мы ему предъявим ультиматум, который он должен будет принять!
— Я всегда знал, что вы — хитрая лиса, — просиял Жубер. — Пусть будет по-вашему!
На следующее утро Сийес поехал с визитом к Дюко и без обиняков заявил младшему партнеру, что им, Сийесу и Роже-Дюко, в ближайшее время придётся участвовать в государственном перевороте.
— Друзья свободы нам предлагают, при удачном стечении обстоятельств, вторую и третью позицию в правительстве. При неудачном, соответственно, третью и четвертую. (Неудачное стечение обстоятельств означает вхождение в правительство Барраса). Мы должны сделать все, разумеется, при условии, если Вы согласны участвовать в предприятии.
Дюко, не колеблясь, согласился, а Сийес продолжил:
— Мы должны сделать все, чтобы этого не случилось. Тогда возглавлять правительство будут три человека — Жубер, я и вы. Если мы с вами будем выступать единым фронтом, в этом я нисколько не сомневаюсь, то фактически мы будем управлять страной. Правда есть ещё хитрый лис Талейран, но с ним всегда можно договориться. Он хоть и пройдоха, но человек разумный и свою выгоду понимает!
Дюко согласился и с этим.
Итак, жребий был брошен.
Следующий день, 23-го октября, ознаменовался для заговорщиков важным происшествием. Как повелось, в начале месяца брюмера Совет старейшин и Совет 500 переизбирали своих председателей и инспекторов. Совет 500 избрал 220 голосами за из 306 присутствующих председателем Люсьена Бонапарта, — брата Наполеона. Это избрание стало неожиданностью для самого председателя: идея избрания Люсьена принадлежала Сийесу, хорошо знающим, насколько важна роль председателя в предстоящем перевороте. Имея добрые отношения со многими депутатами в совете, Сийес посоветовал некоторым из них выдвинуть кандидатуру Люсьена на выборы. Дальше при голосовании сказалась раздутая газетами популярность юноши, и… всё получилось.
Как и планировалось, 24-го октября произошла встреча главных заговорщиков. Присутствовали Сийес, Жубер, Роже-Дюко и министр полиции Фуше. Сийес с общего согласия взял слово, начав излагать своё видение вопроса.
— Во-первых, — начал он, — высшее руководство страны должно представлять собой триумвират…
— Нужно допускать возможность присоединение Барраса, — вставил Жубер. — У вас есть какие-то соображения на сей счёт?
— Да, конечно, — несколько смутившись, Сийес оставил тему состава правительства и перешел к плану захвата власти:
— Первое, что нужно сделать, это получить одновременную отставку всех членов Директории. Тем самым мы вызовем конституционный кризис. После этого, ввиду опасности левого заговора, организацию которого разумно было бы поручить вашему подопечному, — Сийес выразительно посмотрел на Фуше; тот кивнул, соглашаясь.
— В силу угрозы заговора якобинцев — продолжал аббат, — в Совете 500 следует поставить на голосование вопрос о новом правительстве при руководящей роли генерала Жубера, как единственного человека, способного справиться не только с внешней, но и с внутренней опасностью. Потом необходимо провести изменения следующих статей конституции, — тут Сийес назвал номера статей, внимательно посмотрел на соратников и с чувством добавил: — Вообще говоря, эту наспех сработанную конституцию давно пора полностью менять!
Жубер чувствовал потребность что-то сказать:
— Вы правы. Конституция никуда не годится!
Некоторое время говорили о недостатках основного закона. Сийес с удовольствием поддерживал этот разговор: у него давно был готов конституционный проект, очень хитро перетягивавший реальные рычаги власти с остальных консулов на него самого. И в этой беседе он добился своего: в заключении дискуссии Жубер, обращаясь к Сийесу, сказал:
— Мы бы все попросили вас сразу после победы возглавить работу по созданию новой конституции!
Сийес был польщен и рад и как не пытался, не смог скрыть радость. Он считал себя лучшим юристом Франции, кому как не ему заниматься этой работой! Уж он обернёт их всех вокруг пальца!
Затем заговорили о Баррасе и о том, как компаньонам следует вести себя по отношению к нему. С Сийесом все согласились в том, что Баррас в самом деле последнее время несносен, а его притязания безосновательны. И заговорщики решили сделать всё, чтобы от него избавиться
На другой день, 25-го октября, Жубер принял у себя ответный визит. В этот раз было внесено два существенных предложения: первое от Жубера — ввиду опасности левого переворота добиться в Совете 500-т назначения их сторонника, генерала Лефевра, командиром парижского гарнизона. Второе предложение поступило от Сийеса: во избежание ненужных эксцессов со стороны толпы всегда готовой к беспорядкам парижской черни перенести решающие заседания Совета 500-т из Парижа в пригород. Три статьи конституции (102, 103 и 104) давали право Совету старейшин сделать это. Сийес предложил Сен-Клу.
Оба предложения были единодушно приняты. Также, Сийес предложил назвать новое правительство «консульством», а правящую тройку именовать консулами. В имени этом Сийеса чудилась некая ментальная связь с Римом и римским законодательством. Жубер и Роже-Дюко согласились: по большому счету им было все равно, как называться — хоть Консульством, хоть Большим Диваном. В заключение Жубер сказал, что когда всё закончится необходимо провести плебисцит, дабы обеспечить легитимность правительства. Все тут же вспомнили, что даже русский император Александр с одобрением отзывался о плебисците и даже решил определить с его помощью будущую русско-польскую границу; а это значит, что хотя бы со стороны России не последует возражений против переворота, узаконенного выражением народной воли.
Все предложения были приняты, и план заговора приобрел очертания, пока ещё слабо заметные для постороннего глаза, но вполне вещественные. В последующие дни заговорщики провели еще ряд встреч, на которых уточнялись второстепенные детали; но на людях Сийес и Жубер, в точности с принятой схемой поведения, показывали крайнее друг к другу нерасположение. Вскоре Сийес получил от банкиров первые деньги, и смог подкупить парижские газеты, тут же бросившиеся до небес восхвалять генерала Жубера и совершенно забывшие про Моро. Популярность молодого и «опального» полководца стремительно росла: однажды его узнали в театре, и публика тотчас же прервала представление возгласами «Viva Joubert!» Чтобы не сорвать спектакль окончательно, генерал даже вынужден был покинуть театр после первого действия.
Хотя намного важнее для него был другой спектакль, — тот, что должен был состояться на политической сцене…
* — Гойе и Мулен — «младшие» директора французской Директории.
Глава 21
Итак, мы с Кантом выпустили брошюру «Всемирное Государство», где изложили основные идеи будущего Союза Наций. Мои дипломаты, конечно же, хватались за головы, закатывали глаза и говорили, что это всё невозможно, невообразимо, и даже глупо: зачем всё это надо, и надо ли?
Но для меня такого вопроса не существовало.
Всё очень просто. Завоевать весь мир невозможно, даже с моими знаниями и самыми лучшими полководцами и солдатами. Увы, но это так. У нас тупо не хватит для этого солдат. Да и зачем? Чтобы потом постоянно гасить восстания то тут, то там? Ну вот, опустим, мы заберём сейчас Восточную Пруссию с Кёнигсбергом себе; возможно даже, выселим оттуда всё немецкое население — часть уедет в Америку, часть — в одно из германских государств. Но пройдёт 50 или 100 лет, и немцы, объединившись в одну страну — а это обязательно случится, если от них так и будут откусывать то тут, то там по кусочку — устроят войну и если даже не вернут эти земли, то нанесут нам такой ущерб, размер которого несопоставим с ценностью этой самой Восточной Пруссии. Что там есть? Янтарь и незамерзающий порт? Пройдёт несколько десятилетий, и появятся ледоколы, способные круглогодично проводить суда в акватории Балтийского моря; а янтарь — по нынешним временам — невеликая ценность.
Нет. Мне не нужна Восточная Пруссия. Мне нужен весь мир, вот в чём дело. Все эти, завоевания, расширение территории — всё это было бы глупейшей ошибкой. Люди очень не любят, когда их убивают, и рано или поздно объединяются против того, кто несёт им угрозу. Но совсем другое дело — то, что называли в моём мире «софт пауэр». Сейчас надо закрепить свою страну на важнейших точках, — военных, географических, финансовых, но прежде всего — политических. А сделать это можно, создав авторитетную международную структуру, и закрепить в ней ведущую роль России. Таким образом можно обеспечить нашей стране огромный вес в будущем, а кроме того, создать устойчивый и стабильный миропорядок, основанный на международном праве. Тот дремучий лес с волками, что составляет сейчас международная политика, надо превратить в солнечную лужайку с играющими на ней плюшевыми зайками и одним-единственным цепным псом.
А цепь его будет в наших руках.
В общем, дело выглядело перспективным, но всех нюансов его я не мог раскрыть даже собственным доверенным служащим. Так или иначе, дело это потихоньку шло своим чередом: несмотря на огромную занятость германскими делами, я уже начал формировать исполнительные органы Союза Наций, приглашая на собеседование талантливых, но по каким-либо причинам невостребованных на собственной Родине лиц. Одним из первых волонтёров стал принц Шарль де Линь; а сегодня я решил встретиться с неким Лазаром Карно.