Фельдмаршал Калькрейт при этих словах очень выразительно кивнул.
— Далее, необходимо устроить встречи с офицерами этих полков. Спервоначалу надобно разговаривать с ними по одному, с участием хорошего знакомого этого офицера и высокопоставленного, прославленного в боях генерала — таковых у вас найдётся немало. Друг офицера в непринужденной обстановке объяснит ему суть наших планов, а высокопоставленный генерал одним присутствием своим придаст словам должные значение и вес. Притом надобно всячески выпячивать выгоды предложения: раскрывать бедственное положение Отечества, угрожаемого нашествием безбожных французов, намекать на личные выгоды, превозносить в самых превосходных выражениях добродетели императора Александра, не страшась никаких преувеличений. Встречу желательно сопровождать возлияниями горячительных напитков, дабы развязать воображение и язык кандидата. В пример следует привести успехи англичан, воспоследовавшие сразу, как только они пригласили на трон представителя Оранской династии. Стоит напомнить, что русский царь по крови и образованию своему — совсем не варвар, что и бабка, и мать его были суть немецкие принцессы, а воспитатель — гражданин Швейцарии. Как только офицер согласится, надобно, чтобы он дал характеристики другим офицерам своего полка, указав, кто будет склонен принять предложение участвовать в деле, а кого будет сложно уговорить.
— Президент Вильгельм совершенно непопулярен в войсках — заметил Блюхер. — Очень сомнительно, что хоть кто-нибудь выступит в его защиту!
— Прекрасно, просто прекрасно! — расцвел Пётр Алексеевич. — Однако, предположим, что таковые офицеры найдутся. В таком случае, надобно сначала завербовать как можно больше «уступчивых» офицеров полка, и за день до выступления пригласить «упрямца» на встречу, где будут присутствовать сразу множество наших сторонников. Наверное, хором они уговорят строптивца; если же нет, его придется препроводить на гауптвахту с тем чтобы выпустить уже после переворота. Я сам буду участвовать в переговорах, а кроме того, со мною приехало два десятка русских офицеров немецкого происхождения, участвовавших в нашем тайном обществе, и способных подсказать, как вести разговоры с колеблющимися.
— Итак, господа, — подвёл итоги фельдмаршал Калькрейт, — я отправляю серию приказов о передислокации наших полков и дивизий. Ненадёжные части будут удалены на фронт боевых действий, а самые верные из участвующих в деле — наоборот, подтянуты в Эрфурт.
— Да, генерал, — вдруг вновь вмешался в разговор полковник Йорк — но что же сам президент Вильгельм? Вдруг он пожелает сопротивляться антиконституционному перевороту? Далеко не все полки нашей армии охвачены этим патриотическим порывом — многие просто не смогут осознать дух событий, и покорно поплетутся на спасение бездарной клики этого торгаша-гешефтмахера!
— Господин Штейн берет это на себя! — слегка улыбнувшись, произнёс Блюхер. Длинноносый обер-президент тотчас же встал и слегка поклонился присутствующим. Со стороны это выглядело, как будто гигантский, наряженный в вицмундир тукан долбанул воздух массивным клювом.
Совещание было закончено. Генерал Блюхер устало потёр глаза, подошёл к окну и долго вглядывался в горизонт, туда, где заходящее солнце окрашивало небо во все оттенки тревожного лихорадочного багрянца.
Одиннадцать дней спустя.
Батальон 10-гопехотного полка выстроился перед зданием ратуши Эрфурта, временным пристанищем правительства Северо-Германского Союза. Полковник Йорк, генерал Блюхер и обер-президент Штейн в сопровождении еще нескольких вооружённых офицеров быстрым шагом взошли на второй этаж и буквально ворвались в зал заседаний.
— Что это, господа? Откуда тут вооруженные люди Это мятеж? Обер-президент Штейн, я требую объяснений!
— Господа! — обратился барон Штейн к побледневшим членам правительства. — Ситуация требует решительных и быстрых действий! Если теперь ничего не предпринять, Германия потеряет свободу и навсегда попадёт в руки французов. Поэтому мы требуем немедленного провозглашения империи во главе с императором Александром!
Первый статс-секретарь фон Краузе, бледный как мел, приподнялся с кресла, с видом, будто он не верит своим ушам.
— Простите, обер-президент, но как же вы можете участвовать в этом? Вы, кого избрал своим напарником сам президент Вильгельм?
— Президент Вильгельм вчера подал прошение об отставке. Вот оно! — Штейн высоко поднял над головой измятую бумагу и потряс ею, наслаждаясь изумлением членов правительства.
За два дня до выступления.
Президент Северо-Германского Союза Вильгельм находился в прескверном настроении. Всё пошло куда-то не туда! В свое время, принимая на себя роль правителя нового Союза, он рассчитывал на превосходные деловые перспективы, открывающие объединение северной части страны. Он заранее предвкушал все комбинации, которые можно было бы реализовать в новых условиях: тут и гешефт на военных поставках, и откаты за строительство шоссе, мостов и общественных зданий, и почта, и таможенные сборы, и торговля… Увы, большая часть этих планов оказалась несостоятельной: за военными подрядами зорко следили русские инспектора, назначенные для того лишь, чтобы ни один лишний талер не пошел куда-либо иначе чем на выплату гигантской контрибуции; торговлю и почту подмяли под себя русские компании. А тут еще эта война, в возникновении которой все почему-то обвиняют именно бундеспрезидента! Да, это правда — Вильгельм страстно желал, дабы французы поскорее покинули Франкфурт. Ведь там зарыты его сокровища! Но даже ради этой сладкой для него цели он ни за что не стал бы оскорблять французского военного консула! Что именно случилось в Париже — достоверно неизвестно, но так или иначе, Жубер сделал вид, что оскорблён, и Совет Старейшин Французской республики торжественно объявил войну. И вот — всё рухнуло: Баварская армия Моро пришла в движение, и по всей Германии воцарилась паника. Теперь уже не до Франкфурта — сохранить бы Берлин!
Визит обер-президента застал его врасплох. Барон Штейн ворвался к нему без доклада, что последнее время превратилось у него в разновидность дурной привычки.
— Вы слышали, ваше превосходительство? — отчаянно жестикулируя, воскликнул долгоносый заместитель, потрясая небрежно смятой пачкой свежих газет. — Французы ввели в Вестфалию новую армию под началом самого консула Жубера! Теперь против нас действуют почти сто шестьдесят тысяч французов!
Вильгельм в ужасе прикрыл глаза. Боже, за что всё это?
Барон тотчас присел рядом, доверительно положил руку ему на колено.
— Вы видите, что обстановка накалилась. Зачем вам все это, курфюрст? Вы всегда были больше деловой человек, грюндер, чем политик — так оставайтесь же им, придерживайтесь того рода занятий, что наиболее вам по душе! К чему вам все эти войны и неприятности?
Вильгельм печально покачал головой.
— Да, герр Штейн, вы совершено правы. Я с радостью бы занимался тем же, что и прежде. Как жаль, что, это более невозможно!
— Но отчего же?
— Увы, после существенных потерь, причинённых французским вторжением, у меня совершенно нет средств на проведение деловых операций. Я практически разорён!
— Ну, тут я вас успокою. Вспомните те средства, что ваш неисправный банкир, Мейер Ротшильд, закопал у себя в саду во Франкфурте!
— К глубочайшему моему сожалению, банкир не торопится их вернуть, и мне, признаться, нечего ему предъявить — этот негодяй отговаривается тем, что мой Франкфурт по сию пору находится в руках французов!
— Ну, это ни в коей мере не беда! — рассмеялся барон. — Император Александр благородно выкупил этот долг у вашего банкира, приняв его на себя. Он готов выплатить вам всю сумму, составляющую пятнадцать миллионов талеров, периодическими платежами в течение пяти лет. Также вы можете принять участие в крайне выгодных предприятиях императора — скажем, в планируемом к возведению в Берлине комплексе магазинов «Русский дом» и в грандиозной общеевропейской почтовой компании, обещающей самые твёрдые и надёжные прибыли.
Вильгельм, услышав столь утешительные для него вести, настолько расчувствовался, что даже пустил слезу. Пятнадцать миллионов! Боже, благодарю тебя!
— Конечно, — продолжал барон Штейн, — вам придётся подать в отставку с поста бундеспрезидента. Ведь этот пост совершенно несовместим с какой-либо негоциацией! Кроме того, чувство благодарности в отношении вашего благодетеля — императора Александра — требует некоторых ответных шагов…
— Что вы имеете в виду? — благодушно спросил Вильгельм Кассельский
— Есть очень значительная группа господ… не скрою, все или почти все они имеют связи в масонской среде… так вот, среди этих господ последнее время циркулирует мнение, что во имя укрепления нашей государственности нам необходимо установить монархическую систему власти.
— Вы? Вы, герр Штейн, говорите теперь про монархию? — пораженный Вильгельм даже привстал с кресел. — Но не вы ли на Конгрессе столь пылко воспевали добродетели республики?
— Да, я республиканец до мозга костей! — гордо ответил барон. — Но надобно смотреть правде в глаза — наши добрые немцы, увы, не понимают преимуществ свободы, добродетельности республиканского строя, и не желают умирать за столь эфемерное понятие, как «Германия»! Слишком долго они жили под властью князей, привыкли к ней настолько глубоко, что этого не вытравить никакими Конгрессами и речами. И теперь, когда враг стоит на пороге нашего дома, им нужен король, властитель, вождь, тот, кто поведет их за собой, высоко воздев к небесам знамя нашей нации! Увы, ни вы, ни я не сможем побудить их проливать свою кровь, жертвовать своими сынами, отправляя их на поля сражений, под ненасытные жёрла французских орудий! Нет. Им надобен тот, что воспламенит сердца, вдохнёт надежду в души и, при необходимости, приведёт сотни эскадронов казаков, диких калмыков и башкир, сотни полков самой дисциплинированной, железной пехоты, скроет поля Европы в дыму