Верный своей привычке делать ставку на молодых и амбициозных чиновников, в поисках нового посла в Лондон я остановился на кандидатуре Петра Толстого — ещё довольно молодого, но подающего большие надежды дипломата. Разумеется, от него не стоило ждать эскапад, подобных тем, что прославили в Лондоне мадам Жеребцову; однако к серьёзной, методичной работе новый посланник в Англию был вполне готов. Вообще представители этого рода известны были дипломатическими талантами — скажем, при Петре Первом ближайший его сподвижник, Пётр Алексеевич Толстой, добился возврата в Россию царевича Алексея. Так что от Петра Алексеевича я ожидал компетентности и исполнительности на столь важном посту, каковым являлось руководство дипломатической службой в Лондоне.
Поэтому он стал одним из первых, кого я вызвал на инструктаж. Граф находился в это время в Потсдаме, и буквально через два дняуже предстал передо мною.
— Пётр Александрович, вам предстоит весьма ответственное дело. Вы знаете, что война с Францией уже практически решена; но англичанам следует представить всё совершенно иначе, и эта непростая миссия возлагается на вас. Вам следует дать понять в Лондоне, что я сломлен потерей и ударился в мистицизм, всей душой обратившись к религии. Поясните лорду Аддингтону, что в случившимся я увидел Фатум, перст Божий, и совершенно не склонен развязывать войну. Однако, если Англия согласиться финансировать нашу компанию, я смогу обещать выставить от союза Российской империи и германских земель ста пятидесяти, а может быть, даже двухсоттысячное войско. Этого будет достаточно, чтобы сломить силы Консулата и войти в Париж.
Граф дисциплинированно склонил голову.
— Наша цель — продолжал я — заключается в том, чтобы выбить из англичан как можно больше субсидий. Желаемая сумма — пятьсот тысяч фунтов за каждую тысячу выставленных нами штыков. Вы можете согласиться и на четыреста, но никак не менее! Если англичане желают решить свои континентальные проблемы — им придется раскошелиться.
Пётр Александрович уважительно покачал головой.
— При этом обратите внимание, что принадлежность этих солдат не должна быть определена как однозначно русские. Это важное условие!
— Что вы имеете в виду, Ваше Величество? — не понял тот.
— Я собираюсь набрать большую часть сил в немецких землях. Так вот: для английского правительства не должно иметь значение, русские это или немецкие штыки. Если они выставлены против Франции — значит, они должны быть оплачены. Другими словами, Лондону следует субсидировать не только чисто русские силы, но и союзников, которых мы привлечём в этот конфликт. Тут вам придётся проявить всю свою дипломатическую ловкость! Дополнительные инструкции вы получите позже — я составлю их и вышлю дипломатической почтой.
Граф откланялся.
— И передайте Воронцову — крикнул я находившемуся в дверях дипломату — что ему пора уже вернуться!
Нужно было оценить и положение дел в России. Страна переживала серьезные политические перемены. Ещё в прошлом году прошли выборы в Верховную Думу и в Сенат, и теперь должно было быть сформировано новое правительство. Согласно действующей Конституции, Верховная Дума должна была представить мне 3 кандидатуры на пост Канцлера. Но, поскольку сам я находился в Германии, и в этой предвоенной ситуации не мог тратить время на поездку в Петербург, пришлось вызвать их сюда.
Наибольшее число голосов на пост канцлера в Думе получила кандидатура Виктора Кочубея, занимавшего пост Генерал-прокурора Сената. Второе место оказалось у адмирала Мордвинова, бывшего до того председателем Верховной Думы. И наконец, третье место занял министр путей сообщения, Карл Фёдорович Модерах.
Все три кандидата казались весьма достойны канцлерской должности. Но Модерах, на мой взгляд, должен был оставаться на прежнем посту, ведь коммуникации в предстоящей войны были бы, пожалуй, важнейшим вопросом нашей победы. Поэтому я серьезно рассматривал только первые две кандидатуры, сочтя, однако, за благо вызвать в Эрфурт всех троих.
Как известно, война требует трёх вещей: денег, денег, и ещё раз денег. Конфликт с Францией не обещал быть лёгким, Поэтому в преддверии войны решил тщательно взвесить и оценить свои наличные силы. И прежде всего — в области военного производства и финансов. Поэтому, кроме вышеуказанных лиц, я вызвал к себе из Петербурга еще и министра промышленности Барклая-де-Толли, а также министра финансов — графа Александра Строганова.
Кроме того, мне совершенно необходимо было увидеть руководителя Экспедиции общественной безопасности — сведения его о происходящем во Франции имели первостатейное значение. Антон Антонович Скалон остался в Швейцарии, подготовить агентуру для работы под французской оккупацией. Слухи о вторжении в эту альпийскую республику подтвердились: корпус Массены уже вступил в кантоны Фрибур и Во.
Впрочем, даже по общедоступным данным было понятно, что Франция — противник очень и очень серьёзный. Опытнейшая, крепкая армия, обладающая к тому же огромными мобилизационными ресурсами. Вспоминая историю своего мира, я мог лишь поражаться мощи французской армии: после 20 лет почти непрерывной войны император Наполеон сумел собрать аж 600000 солдат для похода на Россию, продолжая при этом вести войну в Испании; после катастрофы 12 года, окончившейся почти полной гибелью Великой армии, собрал новую армию сопоставимых размеров, гонявшую союзников по Европе весь 1813 год! Затем эта новая армия опять же была почти полностью уничтожена в бою под Лейпцигом; и тут Наполеон вновь собрал армию, участвовавшую в кампании 1814 года!
Нет, французы — это определенно не пруссаки! Население под 40 миллионов, мощный промышленный потенциал, целая плеяда опытных военачальников, прекрасный, закалённый в боях офицерский корпус, отличный государственный аппарат, действующая на массы республиканская идеология — всё это очень-очень серьёзно! В прошлом году они в очередной раз победили Австрийскую империю, отбросив войска фельдмаршала Вурмзера из Ломбардии и взяв крепости Алессандрия и Верона. Именно поэтому войска генерала Моро оккупировали теперь Баварию, откуда и можно было ждать первого удара.
Что же, полагаю, Антон Антонович предоставит мне всю полноту информации, по крайней мере политическую и финансовую составляющую этого конфликта. А вот в области французской стратегии и тактики он, увы не силён. А между тем, знать своего врага — важнейшая из добродетелей любого полководца!
Мысль моя ртутным шариком забегала в голове, пытаясь найти решение.
Лазар Карно! Человек, создавший французскую армию, сделавший ее такой, какова она сейчас! Надо срочно вызвать его для совещания!
И последним на сегодняшний день распоряжением я вызвал бывшего французского военного министра в Эрфурт.
В конце концов, если он хочет получить хороший пост в международной организации — пусть постарается, чтобы она появилась на свет!
Глава 2
Следующие пару недель я чувствовал себя самым натуральным лицемером и завзятым интриганом. На все вопросы о грядущей войне с Францией я отвечал категорическим «нет», хотя прекрасно знал, что она неизбежна. То же говорили и мои дипломаты: так, посол в Северо-Германском союзе, Колычёв, получил самые строгие инструкции ни под каким видом не признавать возможности войны с Францией.
— Отвечайте всем, что император сражён своей потерей, но совершенно не собирается развязывать войну. Случившееся (я старательно обходил вопрос о том, что «случившееся» — это смерть моей жены) считается результатом трагической случайности. Это фатум, рок; никто в этом не виноват!
Всё дело в том, что я хотел подороже продать немцам союз с Российской империей.
Еще летом прошлого года я получил известие о том, что среди немцев зреет идея провозгласить меня своим императором. Поначалу меня эта новость даже огорчила: дело в том, что я-то надеялся контролировать немце через парламентские структуры Бундестага, и приложил огромные усилия для того чтобы заполучить в нём сильные позиции. Однако случилось всё совершено по-другому.
Общаюсь на конгрессе с представителями самых разных слоёв немецкого общества, я с некоторым удивлением понял что республиканские идеи не находят у немцев практически никакого отклика! Немцы — не французы; и, если последние охотно сплотились под своим триколором против «тиранов», управляющих большей частью Европы, то немцы видели свое будущее исключительно под властью какой-либо династии.
— Души добрых немцев успокоятся лишь тогда, когда они увидят свою страну под управлением монарха, которому смогут доверять, и который будет править ими с рассудительною строгостию! — напрямик высказался барон фон Штейн, обер-президент Северо-Германского союза, когда я пригласил его для подробного разговора. И затем этот длинноносый сукин сын без обиняков предложил мне корону Северо-Германской империи!
— Ваше Императорское Величество! Я уже все обсудил с высшими военными чинами. Бундеспрезидент Вильгельм не пользуется среди них популярностью; все считают его торгашом, недостойным высшего поста. Сейчас же, когда Франция показала зубы, немцам, как никогда прежде, надобен подходящий правитель: молодой, дерзкий, как буря, удачливый в военных делах и в то же время мечтательно-романтичный, способный увлечь наших юношей прекрасными проектами европейского будущего без войн, картинами всеобщего процветания и счастья! Кому, как не вам, Ваше Величество, возглавить нашу страну!
— Ну что же, я должен подумать, — произнёс я, пораженный таким напором. — Предложение чрезвычайно лестное, но следует учесть все последствия!
Что же…. Тот факт, что такая возможность существует, конечно же, радовал. Такого рода кульбиты вполне себе реальны для этого времени: чего стоит одна только история появления династии Бернадоттов в Швеции. Понятно, было бы глупо упускать такой шанс! Но привычка рассматривать любой вопрос с разных сторон и под разными углами зрения подсказывала мне, что не следует спешить.