«И головой осла» — подумал про себя недолюбливавший Ланна начальник штаба, удовлетворённо кивая. На самом деле, он уже спланировал движение таким образом, что именно у этого пункта должна была оказаться левая французская колонна сразу по выходе из городка Графенталь.
Действительно, дойдя до Графенталя 21-го марта, уже утром 22-го Ланн направил свой корпус на Заальфельд. Он прибыл туда за один переход, очень ранним утром 23-го числа. Французские офицеры Вестфальской армии, еще не видевшие неприятеля, с любопытством вглядывались в открывшиеся перед ними дали. Лесистые откосы, окаймляющие Заале, в этом месте удаляются от ее русла, оставив на берегу болотистую равнину, посреди которой и возвышается небольшой городок Заальфельд. Именно там, по данным кавалеристов, находились передовые аванпосты смешанного русско-немецкого корпуса.
Подойдя к периметру высот, с которых начинается спуск к Заальфельду, Ланн заметил перед городом силы русских. Разведка — гусары полка генерала Нивьера — доложила, что в городке стоит корпус генерала Остермана-Толстого примерно в 7 тысяч пехотинцев и 2 тысячи всадников.
— Отлично! Русские занимают совершенно непригодную для боя позицию! Их левый фланг, состоящий из пехоты, опирался на город и реку, а правый фланг, состоящий из кавалерии, простирался на равнине. Прямо над ним нависали высоты, откуда французская артиллерия могла обстреливать его картечью, а позади него протекал заболоченный ручей Шварц, который довольно трудно перейти. Таким образом, отступление принца было обеспечено весьма дурно.
Генерал Ланн немедленно собрал военный совет. У него не было еще под рукой ни корпуса Ожеро, маршировавшего следом, ни даже целиком его собственного корпуса. Все его силы сводились сейчас к дивизии Сюше, 21-й гренадёрской полубригаде генерала Альбера и двум полкам легкой кавалерии, 9-му и 10-му гусарским. Тем не менее, помня о приказе непременно захватить мост, надеясь на опыт и революционный пыл своих солдат, он тотчас начал атаку. Прежде всего, Ланн расположил свою артиллерию на высотах, доминирующих над позициями Остермана, и принялся интенсивно их обстреливать.
Затем он бросил на свой левый фланг часть дивизии Сюше, с приказом сбить русских с занимаемых ими позиций, оттеснить от моста, прижать к реке и уничтожить. В то же время оба гусарских полка бросились в безоглядную атаку: 9-й гусарский должен был снести и рассеять казачьи разъезды, в то время как 10-й призван был ворваться в город, пробиться к мосту и овладеть им, не дав русским сапёрам возможности поджечь его.
Генерал Нивьер оказался на высоте. Он атаковал казаков со всей стремительностью, свойственный лёгкой кавалерии. Обернувшись у гусарам, он показал им саблю, взятую обратным хватом, призывая не рубить, а колоть врага — колотые раны были более смертоносны — и, бросив коня в галоп, возглавил атаку 9-го полка.
Казаки не приняли боя: завидев плотную массу французской кавалерии, они тотчас бросились наутёк. В погоне за ними французы вскоре оказались на улицах городка, а затем — и на мосту. Деревянный настил гулко загрохотал под копытами гусарских коней; задача была выполнена!
Ланн, понимания всю значимость этого пункта, тотчас направил туда полубригаду гренадеров Альбера, приказав ему захватить Заальсфельд, и удержать мост любой ценой. Тем временем, русские стрелки, укрывавшиеся в постройках и ригах вдоль берега, открыли по французским гренадёрам смертоносной точности огонь с тылу. Тогда Ланн приказал основной массе своей пехоты спуститься на равнину и оттеснить неприятельскую пехоту, сбросив ее в реку.
Генерал Нивьер, увидев, что к захваченному его гусарами мосту идут гренадёры Альбера, а основные силы дивизии Сюше напирают на русских стрелков, вновь преисполнился свойственной ему отваги.
— К нам идут на помощь гренадёры! Похоже, компания нами выиграна, ребята — мы взяли ключевой пункт! — воскликнул генерал, обращаясь к своим людям.
— Да здравствует Республика! Да здравствует генерал Нивьер! — раздались вокруг нестройные, но полные энтузиазма крики гусар.
— Но мы еще можем умножить нашу славу! Посмотрите — вот нам, на другом берегу, стоят русские пушки. Они могут помешать переправе нашей пехоты. Атакуем их! Строимся на другом берегу и — марш-марш!
Под градом русской картечи проведя по мосту оба своих полка, Нивьер повёл их прямо на батареи. Второй эскадрон 10-го полка, с места перейдя в карьер, первым бросился в атаку, и…
Затем начался сущий кошмар. Кони, будто бы натыкаясь на непредвиденную преграду, спотыкались и падали, гусары на полном скаку вылетали из седла. Дикое ржание калечащихся коней перемежалось криками людей и свистом картечи; Оказалось, что противоположный берег весь окутан заграждениями из прочной колючей проволоки. Невидимая издали, она оказалась непреодолима для кавалерии: при попытке перерубить ее ударами сабель проволока пружинила, но оставалась невредимой. Откуда не возьмись появились русские стрелки; они начали расстреливать гусар, а затем даже пошли в штыковую атаку, сбрасывая французских гренадёров в реку.
Генерал Альбер, видя, что гусары Нивьера оказались в сложном положении, бросился поторапливать своих гренадёров, дабы быстрее перейти простреливаемый картечью мост.
Но тут случилось непредвиденное.
Когда большая часть полубригады уже была на другом берегу, на мосту блеснуло пламя и раздался страшный грохот. В небо взметнулись доски и обрывки цепей; когда дым над рекой рассеялся, оказалось, что большая часть моста взорвана, а остатки охвачены пламенем!
Два гусарских полка и полубригада Альбера оказались отрезаны на другом берегу Заале, там. где господствовали русские! Тотчас же окресные холмы орасыветились вспышками орудийных залпов: доселе невидимые батареи на склонах холмов начали обстрел окружённых французов.
Тем временем пехота Ланна начала теснить русскую пехоту, оставшуюся на правом берегу. Однако русские, вопреки обыкновению, не вступили в рукопашный бой: отстреливаясь, они подбегали к реке, доставали укрытые у берега лодки и переплывали на тот берег. Оказалось, что гусары неправильно определили количество противостоящих им русских стрелков: на самом деле их едва ли насчитывалось более, чем пара батальонов. Командовавший стрелками генерал Остерман-Толстой энергично и умело сражался за берег, пользуясь всеми особенностями местности: рассеянными тут и там рощами, лужами, разлившимися в результате последних дождливых дней. Он то прятал, то показывал своих солдат, то рассредоточивал их для стрельбы, то выставлял ощетинившуюся штыками массу. Доблестные стрелки, несмотря на численное меньшинство, упорно сопротивлялись, а затем организованно отступили на другой берег.
В результате французские пехотные полубригады дивизии Сюше уткнулись в крутой берег реки и остановились, то время как русская артиллерия, поставленная на возвышенностях за рекой Заале, прямо перед фронтом французов, вовсю истребляла их, осыпая картечью.
Даже если бы Ланн и не имел какого-либо военного опыта, которого у него было, право, не занимать, даже тогда он бы понял, что в сложившемся положении не смог бы принять никакого верного решения. Река была непреодолима; мост взорван, все лодки русские стрелки, переправляясь, угнали на другую сторону. Его люди вели перестрелку через реку, но несли при этом страшные потери от огня русских орудий. Находясь на позициях, устроенных на высоких холмах за рекой, и до поры остававшихся невидимыми, русские вели шквальный огонь картечью, полностью исключая возможность починить взорванную переправу. Попытка устроить собственную батарею не удалась: ещё на подходе русские обстреляли ее какой-то особенной, дальнобойной картечью, убив большую часть лошадей. Теперь генерал Ланн мог лишь бессильно наблюдать, как русские уничтожают на том берегу гусар двух его полков и полубригаду генерала Альбера.
Ланн был в бешенстве: он готов был сам броситься в реку и плыть на другой берег. Адъютанты пытались насильно увезти его от реки, но всё было тщетно. Наконец, в два часа пополудни картечная пуля поразила генерала в бедро.
К вечеру сопротивление на левом берегу прекратилось. Французы отвели войска от правого берега, Сюше принял командование корпусом.
А генерал Ланн, надежда французской армии, один из лучших ее умов, умер на рассвете от гангрены крови.
В тот же день, ещё не зная о результатах сражения у Заальсфельда, Военный консул принимал доклад генерала Лепаджери, посыльного командующего Баварской армией.Сведения от Моро были неутешительны: Баварская армия всё ещё пыталась проломить заслоны Кутузова в горах Тюрингского леса.
— Генерал Моро всё ещё возится в Тюрингском лесу? Это мило! Он там что вообще делает? Ловит белок?
Адъютант генерала нахмурился. Заносчивость военного консула была широко известна, но всё же Лепаджери не ожидал такого неуважительного отношения к своему командиру.
— Передайте командующему Баварской армией, что я намерен обойти войска Кутузова с юга. Ему же надлежит, оставив, скалистых проходах тюрингских гор крепкие заслоны против возможного фронтального нападения русской армии, двигаться на север. Там ему надлежит взять Кассель. Затем повернуть на восток, с тем чтобы окружить. Кутузова с северо- запада. Мы окружим его, с юга и востока.
Генерал Лепаджери пытался возражать:
— Консул, но если мы пойдём на Кассель, то потеряем много времени. Это очень долгий и размашистый обходной маневр, который большей части наших корпусов придётся провести в отсутствие дорог. Намного разумнее приложить еще усилия и проломить оборону русских. На двух из четырёх направлений мы уже почти прошли горы….
— Я не намерен это обсуждать, генерал. Вы молодцы. Передайте генералу Моро моё удовольствие. Но обстоятельства изменились: мы обходим левый фланг врага, и я хочу, чтобы вы обошли его правый фланг!
Лепаджери ничего не оставалось, кроме как раскланяться.
Оставшись один, Жубер задумался. То, что Моро так и не смог продвинуться, конечно, сильно затягивало кампанию. Однако, с другой стороны, это были хорошие новости: раз Кутузов до сих пор не отступил из Тюрингского леса. Значит, в нём он и будет окружён! Кроме того, полководческие таланты Военного Консула будут выгодно оттенены нераспорядительностью прославленного, когда-то, генерала…