казал? — слышалось в рядах польских улан, когда один адъютант подскакал к ним. Было приказано, отыскав брод, перейти на ту сторону. Польский уланский полковник, красивый молодой человек, раскрасневшись и путаясь в словах от волнения, спросил у адъютанта, позволено ли ему будет переплыть со своими уланами реку, не отыскивая брода. Он с очевидным страхом за отказ, как мальчик, который просит позволения сесть на лошадь, просил, чтобы ему позволили переплыть реку в глазах императора. Адъютант сказал, что, вероятно, император не будет недоволен этим излишним усердием. Как только адъютант сказал это, молодой офицер со счастливым лицом и сияющими глазами, подняв кверху саблю, прокричал: «Виват!» — и, скомандовав уланам следовать за собой, дал шпоры лошади и подскакал к реке. Злобно толкнув замявшуюся под ним лошадь, он смело бухнулся в воду, направляясь к быстрине течения. Сотни уланов поскакали за ним. Было холодно и жутко на середине и на быстрине течения. Первоначальный энтузиазм быстро сошёл на нет; уланы цеплялись друг за друга, сваливались с лошадей, лошади некоторые тонули, тонули и люди, остальные старались плыть кто на седле, кто держась за гриву. Те, кто только еще спускался в воду, кричали «виват», те же, что уже доплыли до половины, кричали от ужаса или молились, поминая через слово «матку боску ченстоховску». И всё же, поляки упорно старались плыть вперед, на ту сторону и, несмотря на то, что за полверсты была переправа, гордились тем, что они плывут и тонут в этой реке под взглядами человека, разговаривавшего о чём-то с начальником штаба и даже не смотревшего на то, что они делали. Когда вернувшийся адъютант, выбрав удобную минуту, позволил себе обратить внимание императора на преданность поляков к его особе, Жубер, разряженный как петух, в великолепном, широком трёхцветом шарфе на поясе, встал и, подозвав к себе генерала Сульта, стал ходить с ним взад и вперед по берегу, отдавая приказания и изредка недовольно взглядывая на тонувших улан, чьи вопли сбивали его с мысли. В конце концов, Жубер поехал далее по линии движения, торопя другие колонны на переправу. Человек сорок улан потонуло в реке, большинство прибилось назад к этому берегу. Полковник и несколько человек переплыли реку и с трудом вылезли на тот берег. Но как только они вылезли в тесно облепивших, стекающих ручьями мокрых мундирах, в которых теперь им предстояло провести весь нежаркий весенний день и идти в бой, как тотчас же вновь обнажили сабли и закричали: «Виват!», восторженно глядя на то место, где стоял Жубер, но где его уже не было, и в ту минуту почитали себя счастливыми.
Командующий Второй Армией генерал-поручик Бонапарт смотрел вниз, где в долине реки раскинулся небольшой городишко Камбург. Несколько десятков островерхих домов с кирпично-красными черепичными крышами, какой-то средневековый замок, паривший над весенней дымкой сине-зеленый медный шпиль кирхи — вот и весь городок. Однако, он занимал оба берега реки, и поэтому французы, переходившие сейчас Заале по мосту Камбурга, были малоуязвимы для ядер и картечи: их обстрелу мешали городские дома.
Русские и немецкие батарее и были устроены наверху, на гребне холма, у подножия которого и находился Камбург. Пехотные части из немецкого корпуса генерала Лестока устроились за гребнем холмов, чтобы не нести особых потерь от ответного огня французов.
Завязался бой. Корпус Лестока уверенно отражал атаки французов. То выстраиваясь в линию, то вставая в каре, он хладнокровно подпускал противника на самую близкую дистанцию, а затем расстреливал его беглым батальным огнём. Огонь французских батарей, сосредоточенных на другом берегу, был малодейственен: отразив очередную атаку французов, немцы снова уходили за холм, укрываясь от огня противника.
Жубер, к своему изумлению, понял, что оказался вовлеченным во все более ожесточающуюся битву, рассчитанную на измор, против все прибывающих русско-германских войск. Естественной его реакцией было немедленно ввести в дело новые и новые корпуса, протиснув их на плацдарм дабы удержать свое начальное превосходство и добиться победы, пока шансы окончательно не пропали. Как раз этого и желал генерал Бонапарт — постепенного перемалывания сил противника. И военный консул торопливо гнал свои войска через узкий мост у Камбурга, надеясь создать-таки численный перевес и преодолеть сопротивление немецких корпусов, одержав победу на левом берегу Заале.
Шёл третий час боя, а французы так и не сумели вырваться с плацдарма у Камбурга.
Генерал Бонапарт с удовлетворением наблюдал за тем, как сине-белая змея французских войск непрерывной лентой вливается через мост на левый берег Заале. Всё происходило именно так, как он того желал. Французская армия, ограниченная пропускной способностью узкого моста, слишком медленно накапливала силы и не могла сломить ограниченные силы немцев.
«Жубер, наверняка, твердит сейчас себе: 'ну вот еще чуть-чуть, еще немножечко,… переброшу еще одну полубригаду, еще одну батарею, и победа будет за мною!» разумеется, бедняга понятия не имел что именно в это самое время на помощь немцам спешит сразу несколько русских соединений русских: дивизия Остермана-Толстого и Каменского с юга, из Первой армии Кутузова, корпуса Милорадовича и Эссена — с севера, из армии Суворова. И, наконец, сюда же, оставив в Иене лишь небольшие заслоны, подтягиваются дивизии Буксгевдена и Тучкова…
Так… Похоже, уже добрая половина французской армии перешла на левый берег. Пора действовать!'
Именно этого и желал генерал Бонапарт. Заманить французов на левый берег, а затем в нужный момент разорвать их армию на две части — одна окажется с одной стороны реки, другая половина — с противоположной; и вскоре обе части Вестфальской армии окажутся обречены: одна половина будет разгромлена сегодня, другая — чуть погодя…
Тем временем всё новые дивизии французов переправлялись и оказывались на поле боя, формируя единую линию.Нарастало наивысшее напряжение фронтального боя — по мере того, как все больше пехотных дивизий, поддерживаемых дивизионной артиллерией, и кавалерийских сил вступало в дело, от редкого грохота пушек и щелканья мушкетного огня бой разгорелся до постоянного, неумолчного грохота залпов и взрывов. К часу дня, несмотря на ужасающий огонь немецких батарей, Жуберу удалось собрать на плацдарме силы двух корпусов — Сен-Сира и Перрена. Генерал Бонапарт, внимательно наблюдавший за полем боя, старавшийся почувствовать ход сражения, понять его «нерв», пришел к выводу, что наступило время усилить наши линии, и на поле боя появился направленный для подкрепления сил сражающихся второй немецкий корпус под началом генерала Йорка.
В начале второго Жубер решил самолично переместится на плацдарм. Одну из колонн — 18-ю полубригаду генерала Мену — остановили перед мостом, и консул, стремительно проскакав по выщербленному немецкими ядрами мосту, оказался на левом берегу Заале.
Его взору открылось ужасное зрелище.
Город был сильно поврежден обстрелом, тут и там пылали пожары. Узкие улицы были буквально завалены обрушившимися стенами — битым кирпичом, изломанными балками, кучами штукатурки и глины. Трупы солдат лежали столь часто, что в некоторых местах конь Жубера не находил, куда поставить копыто.
Плацдарм подвергался ужасающему обстрелу. Немецкие батареи были лишены многих видов
Шёл третий час боя, а французы так и не сумели вырваться с плацдарма у Камбурга.
Генерал Бонапарт с удовлетворением наблюдал за тем, как сине-белая змея французских войск непрерывной лентой вливается через мост на левый берег Заале. Всё происходило именно так, как он того желал. Французская армия, ограниченная пропускной способностью узкого моста, слишком медленно накапливала силы и не могла сломить ограниченные силы немцев.
«Жубер, наверняка, твердит сейчас себе: 'ну вот еще чуть-чуть, еще немножечко,… переброшу еще одну полубригаду, еще одну батарею, и победа будет за мною!» разумеется, бедняга понятия не имел что именно в это самое время на помощь немцам спешит сразу несколько русских соединений русских: дивизия Остермана-Толстого и Каменского с юга, из Первой армии Кутузова, корпуса Милорадовича и Эссена — с севера, из армии Суворова. И, наконец, сюда же, оставив в Иене лишь небольшие заслоны, подтягиваются дивизии Буксгевдена и Тучкова…
Так… Похоже, уже добрая половина французской армии перешла на левый берег. Пора действовать!'
Именно этого и желал генерал Бонапарт. Заманить французов на левый берег, а затем в нужный момент разорвать их армию на две части — одна окажется с одной стороны реки, другая половина — с противоположной; и вскоре обе части Вестфальской армии окажутся обречены: одна половина будет разгромлена сегодня, другая — чуть погодя…
Тем временем всё новые дивизии французов переправлялись и оказывались на поле боя, формируя единую линию.Нарастало наивысшее напряжение фронтального боя — по мере того, как все больше пехотных дивизий, поддерживаемых дивизионной артиллерией, и кавалерийских сил вступало в дело, от редкого грохота пушек и щелканья мушкетного огня бой разгорелся до постоянного, неумолчного грохота залпов и взрывов. К часу дня, несмотря на ужасающий огонь немецких батарей, Жуберу удалось собрать на плацдарме силы двух корпусов — Сен-Сира и Перрена. Генерал Бонапарт, внимательно наблюдавший за полем боя, старавшийся почувствовать ход сражения, понять его «нерв», пришел к выводу, что наступило время усилить наши линии, и на поле боя появился направленный для подкрепления сил сражающихся второй немецкий корпус под началом генерала Йорка.
В начале второго Жубер решил самолично переместится на плацдарм. Одну из колонн — 18-ю полубригаду генерала Мену — остановили перед мостом, и консул, стремительно проскакав по выщербленному немецкими ядрами мосту, оказался на левом берегу Заале.
Его взору открылось ужасное зрелище.
Город был сильно поврежден обстрелом, тут и там пылали пожары. Узкие улицы были буквально завалены обрушившимися стенами — битым кирпичом, изломанными балками, кучами штукатурки и глины. Трупы солдат лежали столь часто, что в некоторых местах конь Жубера не находил, куда поставить копыто.