Адмирал вновь поднял подзорную трубу. Голландцы шли решительно, подгоняемые быстро свежевшим норд-вестом. Похоже, они разгадали блеф, и ложными сигналами их теперь уже не обмануть. Куда они плывут? К устью Темзы? К Чатему, сжечь строящиеся там суда, как они уже проделывали это сто пятьдесят лет назад? Или их флот несёт первый эшелон франко-голландской армии вторжения?
— Как вы думаете, Уильям, что они задумали? — спросил Дункан у капитана «Санс-Парейль», ревниво наблюдавшего за суетой команды.
— Пока невозможно ничего сказать, кроме того, что они снялись с якорей и строят походный ордер — ответил кэптен Брауэлл. — Какие будут распоряжения?
Этого вопроса Адам Дункан страшился — впервые в жизни он не хотел принимать никакого решения. Так ужасала его ответственность за последствия…
— Что делать…. Прежде всего, прикажите поднять сигнал для «Рассела» — пусть убираются прочь! — распорядился адмирал, понимая, что при таком направлении ветра и состоянии такелажа второй линейный корабль никак не успеет к ним на помощь.
— А мы, сэр? — с напряжением в голосе спросил кэптен.
Сэр Дункан провёл отсутствующим взглядом по спокойному утреннему морю, скользнув взглядом к линии горизонта. Где-то там за кормой возвышались белые скалы Дувра, невидимые из-за расстояния, и всё равно такие близкие.
Адаму Дункану вечно не везло. Успешная служба во время войн сменялась долгими годами бездеятельности, когда смелого и опытного командора безжалостно отправляли на берег, безо всякого внимания к нуждам его семьи — жены и троих детей, каждого из которых надо было одевать, кормить и по возможности дать образование, приличествующее джентльмену. Потом началась война, и его вместо славной Средиземноморской эскадры или флота Канала засунули в третьесортную эскадру Северного моря. Потом этот мятеж… а теперь ему не повезло в последний раз — голландцы вышли в море. Ему надоело получать удары судьбы — пусть для разнообразия последняя неудача случиться по его собственной воле. Ну что же, да будет так!
— Мы остаёмся, Уильям. Подготовьтесь к бою!
На шканцах повисла тягостная тишина, прерываемая привычным скрипом такелажа и криками чёртовых чаек.
Кэптен Брауэлл определённо не хотел умирать. Видимо, считал, что он слишком молод для этого, хотя, если разобраться, никто не может считаться достаточно стар для холщового мешка с ядром в ногах.
— Сэр, их четырнадцать против нашего единственного корабля. Сэр, это безумие, сэр!
— Я знаю, Уильям! — произнёс адмирал. — Я знаю, но что поделать, если все разумные люди нас покинули? Одни решили что самое время теперь поговорить о повышении жалование — видимо, сочли что во разгар войны это чрезвычайно умно. Другие, из Адмиралтейства, отказываются его повышать — я предполагаю такой исход, судя по тому, что мятежников по сию пору так и не удалось призвать к порядку. Вот и остались на вашу долю одни безумцы, Уильям!
— Сэр, если мы отступим, сэр, то при таком соотношении сил никто даже не посмеет…
— Как знать, Уильям, как знать. После такого фиаско понадобится козёл отпущения, а я не хочу быть таковым. Моим детям ещё предстоит делать карьеру во флоте — каково им придётся, если меня признают трусом?
— Но сэр, мы погибнем, не задержав голландцев даже на четверть часа, сэр!
— Как знать, может быть, нам повезёт и кто-то из нас останется в живых? Четверть часа славного боя и пара лет во французском плену — это много лучше, чем расстрел на шканцах! ***
Ужас в глазах Брауэлла постепенно сменялся отчаянием, а затем мрачной решимостью. Трудно сказать, что он думал о решении адмирала, но воспротивиться ему он не посмел.
— Не желаете ли позавтракать, сэр? — наконец ответил он. — У нас ещё есть тот славный бекон, что на прошлой неделе привёз маркитантский тендер. Полагаю, де Винтер любезно предоставить нам время для последней трапезы!
— Не откажусь, Уильям. Нет ничего плохого, если мы пойдем на дно с полными желудками, не так ли?
— Дерилл, — подозвал кэптен своего первого помощника, — адмирал желает завтракать. Проследите, чтобы камбуз потушили сразу после того, как нам приготовят яичницу и бекон. Пройдёмте в каюту, сэр Адам!
Пока голландский флот неумолимо приближался, офицеры отдали долг стряпне корабельного кока, мистера Рида.
— Как вы прикажете действовать нам в предстоящем бою? — задал самый животрепещущий вопрос первый помощник.
— Мы атакуем флагман Винтера, сойдёмся с ним вплотную, перепутаем такелаж. Если получится, возьмём его на абордаж. В любом случае, голландцы потратят пару часов, чтобы от нас отделаться. Мне понадобится от вашей команды вся решительность и всё искусство управления парусами, на какое они только способны!
— Мы не подведём вас, сэр! — со слезами на глазах произнёс Брауэлл.
Тут заскрипела входная дверь, и в каюту ворвался мичман Сайерс.
— Что там, Чарли? — отчески обратился к нему расчувствовавшийся кэптен.
— Голландцы уже близко! — выпалил юноша, которому впервые предстояло идти в бой.
«Как бы эта первая твоя битва не стала последней, парень» — печально подумал адмирал. Вслух же он бодро произнёс:
— Господа! К нам во всей своей тяжкой силе приближается суровый Винтер. Так встретим его жарким огнём! Все закончили с завтраком? Теперь пройдёмте на палубу!
Стараясь выглядеть бодро, Дункан поднялся на шканцы. Голландские корабли шли прекрасными ровными колоннами примерно в трёх милях севернее их корабля. И судя по всему, выйти им наперерез Санс-Парейль уже не сможет — голландцы вышли на-ветер. И, судя по курсу, они даже не собирались тратить время на атаку одинокого английского корабля!
— Послушайте, Уильям, — спросил адмирал, отрываясь на секунду от окуляра подзорной трубы, — не кажется ли вам, что мы упустили прекрасную возможность умереть с честью?
— Увы, сэр! При сохранении вражеским ордером прежнего курса мы определённо расходимся без огневого контакта, сэр! — подтвердил кэптен.
По вымпелам найдя глазами флагман, адмирал внимательно осмотрел в трубу его квартердек. Где-то там прогуливается по палубе голландский адмирал, долговязый Ян Виллем Де Винтер. Что же, он имеет все основания, чтобы сегодня быть довольным собою! Блокада прорвана, и теперь голландцы — хозяева Северного моря, по крайней мере, пока английские моряки не спустят свои красные флаги…
— Выстрел! — прокричал кто-то рядом.
Адмирал быстро взглянул на голландскую колонну помимо подзорной трубы. От вражеского флагмана действительно отделился клуб порохового дыма, быстро развеиваемый свежим ветром. Через несколько секунд до палубы Санс-Парейль донёсся отдалённый грохот выстрела.
— Они приспустили флаг, сэр! — экспансивно воскликнул кэптен Брауэлл. — Они спускают верхний парус, сэр! — на этот раз в голосе Уильяма прозвучало подлинное изумление.
— Они что, хотят сдаться? — поражённо произнёс помощник капитана.
— Нет, сэр — спокойно ответил адмирал Дункан, успевший уже понять, что происходит. — Они не хотят нам сдаваться. Они нам салютуют!
После победы в третьей англо-голландской войне англичане потребовали от голландцев, чтобы при встрече в море голландский корабль первым приветствовал английское судно, спускал вымпел, давал залп из пушек, и спускал верхний парус. Теперь голландцы этим навязанным им когда-то унизительным способом издевательски приветствовали одинокий британский флагман. И сэр Адам мог бы поклясться, что сейчас Де Винтер под хохот своих моряков ещё и нижайше раскланивается в сторону Санс-Парейль, сняв с плешивой головы роскошную шляпу.
Ответом с английского корабля стала ругань и свист. Впрочем, утверждать, что никто из команды не испытал в душе облегчения от мысли, что враг, многократно превосходящий их силами, просто проходит мимо, не пытаясь атаковать, означало бы сильно погрешить против истины.
Долгих два часа команда временного флагмана Дункана бессильно наблюдала, как мимо них проходят многочисленные военные и транспортные корабли; затем Санс-Парейль взял курс в устье Темзы.
Сутки спустя перед командою показались сначала высокие грязно-белые берега Эссекса, и встали в Ярмуте. Здесь, отправив в Лондон срочное сообщение, пополнив запасы провизии и воды, и через два дня снявшись с якоря, ещё через сутки они входили в устье Темзы. Но уже на подходе к Нору стало понятно, что на стоянке что-то не так. Над широкой акваторией стлался густой сизый дым. У адмирала Дункана от предчувствия беды защемило сердце.
— Уильям, — обратился он к кэптену Брауэллу, — моё зрение уже не то, что прежде… Попробуйте рассмотреть, что там за дымы впереди?
— Позвольте мне, сэр! Я заберусь на марс, и попробую всё разглядеть — вызвался юный мичман Уилсон.
— Отлично, Генри! С вашими молодыми глазами вы дадите нам сто очков форы… Но не уроните подзорную трубу, она стоила мне пять фунтов!
Молодой джентльмен пулей взлетел по вантам на широкую марсовую площадку.
— Похоже, я вижу пламя, сэр! — воскликнул мичман, едва забравшись на грот и приладив свой оптический инструмент. — В эстуарии что-то горит, сэр! Да, точно… Это корабль, сэр!
— Чёрт побери! — в бешенстве выкрикнул Брауэлл. — Голландцы атаковали нашу стоянку, пока мятежники торговались с Адмиралтейством!
Сэр Адам промолчал: он всё понял уже давно.
С приближением к Темзе картина произошедшего раскрывалась всё больше. Первым они увидели корабль 3-го класса «Ландкастер», выбросившийся на берег возле Тилбери. Затем последовала череда из трёх обгорелых остовов, которые невозможно было различить; далее — сильно повреждённый, потерявший все мачты «Пауэрфул». Во влажном воздухе стоял запах гари; тут и там в дыму проглядывали огни пожаров, которые никто уже не пытался тушить.
Вдруг в дымовой завесе показался одинокий куттер, бороздивший акваторию в поисках спасавшихся на плававших по волнам тут и там обломках моряков.
— Подайте сигнал, пусть подойдут к нам! — распорядился адмирал, пока остальные с ужасом оглядывали открывавшуюся всё более картину чудовищных разрушений.