Зато когда в дверь тесной кельи постучали, а в образовавшуюся щель протиснулась голова одной из монахинь и сообщила, что к Ларии визитер, сердце опять сжалось. Жаль только, визитером оказался не Ринар – с разрешения старушки в келью проскользнула Низа.
Увидав меня, «белая шапка» сильно удивилась и прищурилась, проверяя наличие метки. А убедившись, что знак никуда не делся, удивилась еще сильней.
– Вы здесь? – выдохнула она. – Но как? Почему?
– Пытаюсь воспитывать короля, – призналась я с улыбкой.
– А ваша телепортация? – продолжила недоумевать Низа.
Вот в этой реплике, в отличие от первой, отчетливо прозвучали нотки фальши, и я тоже прищурилась. Потом припомнила нашу первую и единственную встречу и прищурилась сильней.
Да, Ринарион, будучи представителем светской власти, забыл о столь элементарной особенности, что храм есть убежище. Но Низа-то забыть не могла! Вот только…
– Почему вы не сказали, что стены храма от телепортации защищают?
По лицу «белой шапки» пробежала тень легкого, но несколько шкодливого испуга, однако тушеваться храмовница не собиралась. Ответила:
– Вы про это не спрашивали.
Я шумно втянула ноздрями воздух и вновь попыталась вспомнить ту встречу. А ведь матушка права… Ринар интересовался возможностью переместить меня обратно в мой мир и снять метку. А вот про запрет телепортации величество не заикнулся.
Но это была уже софистика! Низа прекрасно ситуацию понимала и могла подсказать! Тем не менее, равно как и сопровождавшие ее коллеги, предпочла промолчать. Ну не зараза ли?
– Леди Светлана, метка на вашей ауре – символ воли Богини-Матери, – видя мой скепсис, напомнила Низа. – Пойти против Богини? Да еще по собственной инициативе? Вы же понимаете, что я не могла.
Увы, но я действительно понимала. А еще я понимала, что, напомни «белая шапка» про храм, и все бы сложилось совсем иначе. Да, наши с Ринаром отношения не идеальны, но и не так уж плохи. И тот факт, что мы с величеством постоянно были вместе, сыграл в этом вопросе не последнюю роль.
Так что поводов ворчать на Низу все-таки не имелось, поэтому я выдохнула и беспечно махнула рукой. А храмовница просияла и обратилась уже к Ларии:
– Как себя чувствуешь?
– Чудесно! – прощебетала старушка. И слегка вытянув шею, дабы рассмотреть получше, спросила: – А что это у тебя?
Вот только теперь я заметила в руках Низы стопку скрепленных между собой листков. Но, в отличие от Ларии, никакого интереса к этим листкам не испытала.
– Легенда о возникновении Железных гор, – сказала «белая шапка». – Помнишь, ты просила?
Старушка, безусловно, помнила, а Низа…
– Я хотела принести сами свитки, но они буквально рассыпались в руках, и часть текста от старости поплыла. Поэтому я переписала.
– Ой, ну зачем… – начала было настоятельница.
– Мне несложно, – с улыбкой ответила Низа. После чего шагнула к высокому столику, который стоял между кроватью и оккупированным мною стулом, и, водрузив на него обсуждаемый документ, огляделась.
«Белая шапка» искала, куда бы присесть, но единственный стул был занят, поэтому Лария подтянула ноги и указала на край кровати.
Я попыталась проявить вежливость и встать, дабы освободить место и вообще келью покинуть. Но была остановлена…
– Нет-нет, – сказала Лария. – Сиди.
– Но…
– Все хорошо, – заверила старушка. – Ты не помешаешь.
Низа это мнение разделяла, о чем сообщила ее улыбка, и я, подумав, осталась. Подхватила чашку с недопитым чаем, сделала глоток и услышала:
– Ты хорошо выглядишь. – Реплика принадлежала Низе и адресовалась, разумеется, «больной».
– Это все Фивия, – пояснила настоятельница. – И ее тонизирующий настой.
«Белая шапка» неожиданно скривилась, чем невольно напомнила об отношении к Фивии Ринариона. И добавила, покачав головой:
– Лария-Лария…
Старушка картинно закатила глаза, а через секунду парировала:
– Матушка Фивия давно доказала свою преданность храму. Она работает не покладая рук и делает побольше многих. Ее прошлые взгляды – это юношеский максимализм. Низа, ты ведь знаешь, как молодые к жизни относятся! Им кажется, что жизнь будет длиться вечно и что все окружающие – дураки. Молодости свойственно бунтовать против устоев общества. Но это проходит.
Слова точно звучали не впервые, и «белую шапку» они не впечатлили. Только уходить в философию Низа не стала, ее ответный аргумент был проще и носил чисто прикладной характер:
– Если Фивия оставила прошлые взгляды, то почему она не принимает участие в таинствах, посвященных Богине? Почему, когда речь об обрядах, где в свидетелях сами боги, Фивия всегда остается в стороне?
– Мм… А вот до этого еще не дозрела, – чуть растеряв пыл, ответила старушка.
– Не дозрела? – переспросила Низа. – За столько лет?
В общем, взгляды на матушку Фивию у Низы и Ринара совпадали, однако улыбки этот момент не вызвал. Наоборот – я ощутила толику тревоги, правда проникнуться этой тревогой не успела. Просто отвлеклась…
Дело в том, что когда возвращала чашку на столик, зацепилась взглядом за надпись, украшавшую первый лист переписанного «белой шапкой» сочинения. Что-то в этой надписи показалось странным, и я слегка выпала из реальности.
Я сидела, смотрела и усиленно пыталась понять, что именно меня смущает. А потом догадалась – надпись была слишком аккуратной и какой-то очень округлой. Этакий даже не женский, а истинно девчачий почерк.
Уже не слыша, о чем говорят храмовницы, я потянулась и осторожно приподняла первый лист. Только надежда не оправдалась – сам текст был написан той же рукой, и от заголовка, который вполне мог сделать кто-то другой, не отличался.
Это вызвало новый прилив растерянности, и я решила уточнить.
– Матушка Низа, – некультурно перебив разговор, позвала я. А когда храмовница отвлеклась, продолжила: – Извините, а вы точно сами этот текст писали?
На лице «белой шапки» отразилось недоумение, и ответ прозвучал далеко не сразу.
– Да. А почему вы спрашиваете?
Я подхватила документ, пролистала… Потом озвучила:
– Ваш почерк. В письме, которое вы прислали Ринариону, он был совершенно другим. В письме он был размашистым, с острыми углами.
– В каком еще письме? – нахмурилась Низа.
– В том, в котором вы угрожали его величеству общим молебном и рассказывали о решении Большого собора.
– Чего-чего? – шокированно выпалила «шапка».
А я замолчала. Бросила новый взгляд на переписанную легенду и непонимающе уставилась на замерших храмовниц.
– Так, еще раз… – выдержав паузу, выдохнула Низа. – Какое такое письмо?
– С угрозами, – повторила я. – С сообщением, что вы созвали Большой собор, на котором постановили, что возвращать меня в родной мир нельзя. И где говорилось, что в случае если Ринарион на этот шаг пойдет, то вы организуете общий молебен, призванный убедить Богиню запретить мой переход. Но это в случае, если у проведенного матушкой Ларией обряда все-таки найдется «зеркало».
Я замолчала, а Низа и Лария вытаращились еще сильней. И хотя ситуация была уже ясна, «белая шапка» сказала:
– Я такого не писала, и Большой собор с весны не собирался. В том же, что касается угроз королю, подобное вообще невозможно. Самоубийц среди нас нет. Не считая разве что матушки Ларии. – Храмовница иронично ухмыльнулась.
Келью заполнила тишина, и хотя ситуация опять-таки была ясна, я спросила:
– Выходит, Ринариону подсунули фальшивку?
– Подождите, – ответила Низа.
– А чего тут ждать? – Жутко хотелось вскочить и пробежаться по комнате, но тесная келья к пробежкам не располагала. – Получается, Ринара дезинформировали, а он…
– Леди Светлана! – перебила Низа. И добавила уже мягче: – Подождите.
Я действительно замолчала, а на губах собеседницы вспыхнула внезапная и не слишком логичная улыбка. Лария тоже отчего-то повеселела и даже хихикнула пару раз.
– Леди Светлана, я являюсь секретарем Большого и Малого соборов, – вновь заговорила матушка Низа. – И именно я уведомляю его величество о тех решениях, которые представителями нашего духовенства принимаются. Отчеты пишу не часто, но они, как правило, весьма конфиденциальны. Эти отчеты передаются лично королю, и поверьте, уж что-что, а мой почерк его величество знает.
Я… нет, не поверила. Просто видела количество бумаг, которые через монарха проходят, и запомнить почерк какой-то, пусть даже важной храмовницы? Нет, теоретически это, конечно, возможно, но…
– К тому же на всех официальных документах храма и на бумагах, которые ссылаются на собор, всегда ставится большая красная печать, – продолжила Низа. – На документе, который видели вы, такая печать была?
– Нет, – выдохнула я.
И поняла: Ринар действительно знал, что письмо – фальшивка. Ведь даже если закрыть глаза на очень примечательный «девчачий» почерк Низы, то забыть про печать, которая удостоверяет подлинность и правомочность храмовых документов, невозможно. Особенно, когда в документе написано про бунт!
Вот только…
– Откуда же эта фальшивка взялась? И почему Ринар преподнес ее как подлинник?
Мои вопросы потонули… нет, не в смехе, но в улыбках. Причем улыбки эти были до того радостными, что стало неуютно. И хотя на грани сознания замаячила одна догадка, я эту догадку придушила. Предпочла немного абстрагироваться.
– Откуда фальшивка взялась… – хитро протянула Лария.
– Откуда взялась фальшивка, которую Ринарион преподнес как подлинник?! – торжественно перефразировала Низа.
Возникло иррациональное желание взвыть и спрятаться куда-нибудь под коврик, но вместо этого пришлось сказать:
– Я видела почерк Ринара, тот документ писал не он.
– А почерки Бириса и Сарса ты знаешь? – встряла… излишне живая после летаргического сна старушка.
Сердце сжалось в непонятной судороге, в душе вспыхнуло какое-то странное, неясное чувство. А еще вспомнилось, как эти трое шушукались накануне, и канцеляриты, которыми прямо-таки пестрело письмо. Такие слова не слишком с образом храмовницы вязались, зато с образом королевских помощников – вполне.