С одной стороны, я, наверно, не имею морального права говорить об этом, с другой – почему-то про это никто не говорит, или говорит, но не услышан.
В общем: если бы я был диаволом, я бы самозабвенно трудился блогером в Интернете, вместе со всем пишущим коллективом преисподней, на каком-нибудь не епархиальном православном ресурсе. По уровню ненависти к окружающему вообще и в частности, по уровню вреда, наносимого вере Христовой, равных таким ресурсам нет. Уже на данный момент для большинства гражданских посетителей Интернета слово «православный» является синонимом слова «злой».
Нет форума, в котором бы некий «делегат» православного ресурса кого-то не проклял и не оскорбил. И причем лезут-то «делегаты» чаще в темы сомнительные, заведомо для православных христиан не подходящие. На сайтах любителей садоводов или филателистов их не встретишь. Грязь предпочитают, твари сварливые.
Безграмотные, психически нестабильные, агрессивные. Черти, да и только. Ведь как я раньше считал: православный христианин – явление доброе, всем своим существом людям родное. Скромное, до последней секунды уверенное в возможности спасения человека. В идеале – улыбчивое. Так нет же! Треш один, Dummi Burger нервно курит.
Что меня так завело!? Простенько: веду передачу в эфире Русской службы новостей, звонит взрослый человек, называет себя православным, ни к селу ни к городу декларирует цитату из Святого Евангелия и тут же радостно напоминает о справедливой, по его мнению, гибели Романа Трахтенберга. Роман не был ангелом, но жизнь священна. Да и откуда кому-либо знать о последних мгновениях жизни Романа!? Ведь, как я понимаю, именно за эти мгновения кое-кто был и канонизирован. Я тут же вспомнил, как присутствовал на отпевании Лены Майоровой, которая по ужасной глупости, на почве алкогольного отравления и многолетней депрессии, облилась маслом, подожгла себя и умерла от ожогов. Никогда не забуду счастливых глаз подбежавшей ко мне другой, недавно воцерковленной, актрисы и ее восторженного шепота: «А наш батюшка сказал, что за нее нельзя в церкви молиться, потому что она самоубийца».
И вспомнил, как один молодой и «тотально канонический» диакон совал мне в лицо желтую газетенку, в которой покойный Святейший Патриарх Алексий якобы участвовал в каком-то буддистском ритуале, чем попирал все догматические нормы. Я недалекому диакону тогда посоветовал провокационной газетенкой подтереться и больше интересоваться не тем, что другой плохого сделал, а что он сам хорошего сотворил. Много чего вспомнил, еще больше разозлился, то бишь обрел «подобающий любому православному блогеру» образ злобного гоблина и начал писать эту статью. Чуть было меня не сбило с толку выступление по радио отца Андрея Кураева, но тут же адский импульс подпитала реплика, пролаянная в эфире таким же как я гоблином, невесть в чем несогласного с известным православным публицистом. Злоба черной жижей булькала в моем сердце всю дорогу до самого дома, где я на свою беду включил компьютер и тут же наткнулся на статью сановитого еретика недоумка Диомида, обвиняющего здравствующего патриарха Кирилла в прямом сговоре с Антихристом по вопросу ИНН.
Боже, подумалось мне: как же мы выглядим в глазах обычных людей!? Слова доброго от нас не дождешься, спиной поворачиваться к нам опасно, а уж о присоединении по доброй воле к сатанинскому торжеству под православным лейблом и речи быть не может. И тут меня озарило: Так это не наши, наши так не могут, наши хорошие, я с нашими Богу молюсь, чтобы всем лучше было, а это духи злобы поднебесной, приличными телами овладевшие для подрывной работы. Эта мысль меня успокоила, и я вспомнил знакомого старца, человека истинно святой жизни, который на мой вопрос, много ли демонов по миру бродит, ответил: не суются они практически. Сами справляемся.
P.S. Так что, любезный читатель, если вам встретится в Сети заметка, после которой захочется руки помыть, не верьте, что ее написал православный, даже если он так подписался. Не наш это. Казачок засланный. После заметок, которые наши пишут, мир обнять хочется. Перекрестите экран монитора и скажите: «Изыди, сатана! Аминь».
Соборность(проповедь)
Во имя Отца и Сына и Святого Духа!
Людям, не следующим базовым требованиям канонической дисциплины христианина по бесчисленному количеству причин, весомость которых оценивать прилично лишь Господу, стоит уделить самое деликатное внимание, страшась притом отторгнуть их нежные души от шанса познания Истины грубостью личных доводов.
Однако с учетом неоднозначности общественного мнения относительно собственной фигуры дерзну предположить, что последнее чувство, которое я могу вызвать как пастырь – это страх. Что вынуждает меня по закону совести и пользуясь ситуацией внести определенную ясность в те или иные церковные определения, все чаще и чаще, к месту и нет, применяемые в партикулярной речи.
Вот, например: «соборность» никоим образом не подразумевает толпу хмурого, бородатого электората, обуянного неприятием чего-либо. Соборность суть согласие в отношении чего-либо всеми верующими людьми и, что самое главное, понимание необходимости подчинить, любви Христовой ради, частное мнение общественному. Относительно неоднозначности последнего в отношении меня я упоминал выше. Соборность – почти платоновский мир, где общее соединено с единичным, а космическое – с человеческим.
Благотворное влияние принципа соборности на человека очевидно и звучит в унисон с большинством пунктов Уголовного и Гражданских процессуальных кодексов, негативное следует отнести к проявлениям психической неуравновешенности и дурного воспитания. Как то: «соборно» принято соблюдать воздержание во время постов как малую, но единственно доступную нам жертву Богу в мирной жизни. «Соборно» решено не вкушать без надобности крови, из опасения утратить по здоровью дар возвышенного суждения.
«Соборно» утверждена полезность исповеди как метода продемонстрировать Небу свою способность к объективной самооценке, что тоже нас выгодно отличает от приматов.
А погоня с обличительными речами за нарушителями означенных правил не входит в компетенцию внимающего духу соборности. Причина тому упоительно проста – нарушающий установленные «соборным разумом» принципы сам, автоматически, выпадает из сферы духовного протектората Церкви и лишается благодатного дара соборного соучастия.
Проявление дара отчетливо выражено в произношении диаконом Великой ектинии (прошения). «Миром Господу помолимся», – возглашает он, и мы видим себя в окружении единомышленников, молящихся в студеных скитах Крайнего Севера, выжженных солнцем монастырях Африки, оцепленных городским шумом храмах европейских городов. Мы, не знающие друг друга в лицо, участвуем в жизни друг друга, вторя возносимой к Тверди Небесной просьбе о милости.
«О благорастворении воздухов, о изобилии плодов земных и временех мирных Господу помолимся», – продолжает озвучивать наше обращение диакон.
Да, мы зависим от погоды, мы сеем хлеб, к определенному возрасту для большинства из нас понятие «давление атмосферного столба» перестает быть просто метафорой. Мы ищем в природе стабильности, мы должны кормить детей; между ликвидацией последствий природного катаклизма и посещением зоопарка мы выбираем последнее.
«О мире всего мира, благостоянии Святых Божих церквей Господу помолимся».
Мы не столько боимся умирать, сколько боимся потерять любимого человека, причем потерять нелепо, в угоду мимолетным влечениям группы заинтересованных только в себе лиц, а существование множества Церквей – залог относительного спокойствия, если, конечно, не считать атомного арсенала, вряд ли рассчитанного на победу кого-то конкретного.
Еще мы молимся о процветании своей страны, здоровье близких людей и многом другом, что гарантированно входит в представление о жизненно необходимом для каждого нормального человека.
Вот о чем мы молимся вместе. Весь круг православного богослужения рассчитан на синхронизацию наших духовных усилий. Это и прилично, и практично, и это наслаждение в самом возвышенном смысле этого слова. Если «я» больше чем «я», до уровня общего согласия, не значит ли это, что «я» и есть «общее», и я вправе им распоряжаться. Светлая сторона власти.
Закрываем глаза и чувствуем, как бьется одно огромное сердце. Ритм его биения пьянит и порождает восторженное ощущение мистической сопричастности. Мы беспредельны, как Вселенная, источник нашей жизни вечен, и несть в душах наших страха смертного – главной причины испытываемой каждой душой тоски. Это так очевидно, что не требует никаких доказательств. Мы чувствуем «глас хлада тонка» – единственную формулу, которую подобрал пророк Илия для определения присутствия Божия. Перепев ледяного хрусталя. Мурашки.
Сверхзадача – хоть на долю секунды, минуя бездушный механизм принятой очевидности, допустить надежду на «соборную сопричастность», чтобы ничего от тебя не осталось, кроме необоримой извечной силы, порожденной чем-то еще более могущественным, упоминаемым в молитвах лишь в превосходных степенях. Hesychia – покой в безмолвии. Сила взрыва «сверхновой».
И как печально, что порой даже верующие люди умаляют значение соборности до уровня идеологического эталона, а провозглашение Великой ектинии происходит формально и воспринимается соответственно. Нет, соборность – явление гораздо более высокого порядка, требующее работы всего доступного душе и разуму потенциала. Соборность – один из ключей к тайне творения миров. Нам необходимо овладеть им, и страх отступит. Уверяю вас как пастырь не по достоинству, но вопреки. Только милостью Божией в редкие мгновения сопричастный по-настоящему «соборному духу». Аминь.
У нас восхитительный народ[9]
– Я бы поставил памятник трем профессиям – педагогам, медикам и военным. Причем отлил бы его из золота. У России сейчас большой золотой запас, так вот часть его нужно пустить на памятники метра три высотой и поставить