rouelle — и платить ежегодный налог в пользу церкви. Но Бланка не имела никакого отношения к этим решениям. С другой стороны, в мае 1228 года она одобрила другие меры: все кредитные договора должны были составляться в трех экземплярах, один для кредитора, один для должника и один для королевских властей. В декабре 1230 года Бланка также издала Мелёнский ордонанс: ростовщичество было запрещено, но должники должны были вернуть свои долги в течение трех лет; каждый сеньор владел своими евреями; если они убегали, любой сеньор мог поймать их и заставить вернуться к законным владельцам, "как если бы они были его собственными крепостными". Эти меры, теоретически применимые по всему королевству, не были новшеством. Бланка лишь подтвердила решения Филиппа Августа и Людовика VIII. На карту был поставлен только экономический аспект. Евреи были необходимы для торговли; их изгнание и конфискация их имущества нанесли бы ущерб экономике королевского домена. Что касается религиозного аспекта, то Бланка разделяла традиционные представления церкви своего времени о "богоубийцах". Ей пришлось обратиться к этой проблеме в связи с Талмудом, и она продемонстрировала удивительную открытость ума, как мы увидим.
1227 год закончился для Бланк тяжелой утратой: смертью в возрасте 9 лет ее сына Жана, за которой последовало рождение последнего, посмертного сына Людовика VIII, Карла. Таким образом, один сын сменил другого, а апанаж, предназначенный Жану — Анжу и Мэн — перешел к Карлу, который стал любимым ребенком Бланки, а молодой король Людовик, отошел на второй план. Смерть Жана имела немедленные и печальные дипломатические последствия: она аннулировала Вандомский договор с Пьером Моклерком, чья дочь Иоланда была обещана умершему принцу. Появилась возможность для возобновления восстания баронов.
Дело Монльери и подчинение Раймунда VII (1228–1229)
Это произошло в январе 1228 года, а возможно, и в декабре 1227 года, во время дерзкой попытки похищения короля. Эта история, по сути, остается неясной, источники путаются и даже противоречат друг другу. Согласно Жуанвилю, вот что рассказал ему сам король Людовик: «При виде младенца-короля и королевы, его матери, иностранки, они сделали графа Булонского, дядю короля, своим "вождем" и вскоре стали считать его своим господином. И как только коронация закончилась, королева отказалась отдать им земли, которые они требовали, и бароны собрались в Корбее. И святой король сказал мне, что он и его мать находились в Монлери и что они не смели возвращаться в Париж, пока не придут вооруженные люди из Парижа, чтобы сопроводить их. И он рассказал мне, что от Монлери и далее дорога была полна вооруженных и безоружных людей, и что все они взывали к Господу нашему прося дать молодому королю добрую и долгую жизнь и уберечь его от врагов». Кажется, что старый сенешаль, написавший это около 1305 года, в возрасте 80 лет, немного путает даты и обстоятельства. Grandes Chroniques de France (Большие французские хроники), вероятно, ближе к истине. В самом начале 1228 года бароны собрались в Корбее и планировали захватить короля, чтобы вывести его из-под влияния матери. Они решили перехватить его во время возвращения из Орлеана в Париж. Предупрежденный об этом, король укрылся в замке Монлери и обратился за помощью к своей матери, которая находилась в Париже: "Затем он попросил свою мать, королеву, поскорее прислать ему помощь и содействие. Когда королева услышала эту новость, она послала за самыми влиятельными людьми Парижа и попросила их помочь своему молодому королю. И они ответили, что готовы сделать это, и что было бы хорошо созвать коммунальное ополчение Франции [Иль-де-Франса]. Поэтому пусть добрых людей будет как можно больше, чтобы они могли избавить короля от опасности". Затем за королем прибыл отряд добровольцев, состоящий в основном из коммунальных ополченцев, "все в тесном строю и снаряженные для боя в случае необходимости", и сопроводил его в Париж, причем бароны не посмели вмешаться.
Факт, несомненно, реальный, но он имеет прежде всего символическое значение: он показывает союз монархии и городов против крупного дворянства. Ситуация в которой короля, сопровождала восторженная толпа буржуа, ремесленников и крестьян, подбадривающих его, напоминала сцены ликования, последовавшие за битвой при Бувине. Одним из достоинств Бланки Кастильской было то, что она понимала, какое преимущество можно извлечь из народной поддержки короля, обращаясь к городам. В последующие месяцы она укрепила свои связи с городами Пикардии, Нормандии, Вермандуа, Валуа, Артуа и Вексена, получив клятву верности от Гама, Монтрей-сюр-Мер, Корби и Сен-Рикье, Амьена, Руа, Перонна, Мондидье, Турнэ, Шамбли, Нуайона, Лаона, Санлиса, Бомон-сюр-Уаз, Крепи-ан-Ланнуа, Сен-Квентина, Арраса, Дуленса, Эсдена, Ланса, Понтуаза, Шомон, Вернея, Руана.
Однако дело Монлери остается загадочным. Хроники не сообщают нам, что делал король в Орлеане, при каких обстоятельствах бароны собрались в Корбее, и даже кто принимал участие в этом заговоре. Что касается причин, то Менестрель из Реймса и Жан ле Лонг, автор Chronique de l'abbaye de Saint-Bertin (Хроники аббатства Сен-Бертен), упоминают невероятный заговор с целью свержения Людовика IX и замены его на Ангеррана де Куси под предлогом того, что он был потомком Людовика VI через свою мать Алису де Дрё. Если такая идея действительно существовала, то она была настоящим безрассудством.
Однако в начале 1228 года бароны вновь подняли восстание. Их целью по-прежнему была Бланка Кастильская, обвиняемая в том, что она была порочной и развратной женщиной, осыпала своих испанских друзей милостями, мешала королю царствовать и спала с легатом и графом Шампанским, который теперь считался предателем дела великих вассалов. Бесспорным лидером повстанцев теперь был Пьер Моклерк, а остальные ждали его сигнала к действию. Что касается Филиппа Юрпеля, всегда нерешительного, то он позволил себе поддаться пропаганде баронов, несмотря на преимущества, предоставленные ему Бланкой. Бароны убедили его в том, что он, как брат Людовика VIII, является естественным правителем королевства во время несовершеннолетия короля и поэтому должен занять место регента.
Столкнувшись с ростом нового восстания, регент попросила Папу прислать ей кардинала-легата Франжипани, на чью поддержку она рассчитывала в урегулировании ситуации. Поддержка папского представителя, обладавшего карт-бланшем от Ватикана, являлась важным преимуществом, но это также усиливало слухи о интимных отношениях этой странной пары. Легат прибыл весной, и в первую очередь его занимало тулузское дело. В апреле Раймунд VII, продолжая наступление, взял Кастельнодари, а 18 мая разбил отряд королевских войск. Его остановил Юмберр де Бож, командовавший войсками Бланки, и графу Тулузскому пришлось согласиться на переговоры. Была выдвинута идея брака между его дочерью и наследницей Жанной и Альфонсом, сыном Бланки Кастильской. Они были близкими родственниками, но Папы всегда были готовы при необходимости отступить от канонического права: 25 июня Григорий IX объявил, что даст разрешение на близкородственный брак. В результате ситуация на юго-западе немного успокоилась, что побудило короля Англии продлить перемирие с королем Франции.
Тулузское дело было урегулировано в следующем, 1229 году. В начале года граф Раймунд VII все еще верил, что ему удастся противостоять напору королевских войск. Но последние использовали тактику выжженной земли, грабя, разбойничая, поджигая, вырубая виноградники, на что граф отвечал тем, что отрезал своим пленникам носы, уши и руки. Тулузская сельская местность была опустошена. Необходимо было смириться и вступить переговоры. Переговоры начались в феврале или марте в Сансе, продолжились в Санлисе и закончились в Мо. Их возглавляли легат и Пьетро да Коллемеццо, капеллан Папы, в то время как Раймунда VII представлял Элье Герен, аббат Грандсильве, а Тибо Шампанский играл роль посредника. Бланка Кастильская не принимала непосредственного участия, но именно ее политику применяли Тибо IV и Франжипани. Результат полностью соответствовал ее желаниям.
Соглашение было заключено в Мо 11 апреля 1229 года и подтверждено королем и Бланкой на следующий день. Раймунд VII вернул себе большую часть своего графства: все в епархиях Тулузы, Кагора, Ажена и в части Альбигойской области к югу от Тарна, за исключением сеньории Мирепуа, которая осталась у Ги де Лависа. Король получил Альби и север Альбижуа, а Папа за свои добрые услуги получил Авиньон и графство Венессен. Амори де Монфор отказался от всех своих притязаний в этом регионе. Раймунд признал себя вассалом короля "по обычаю баронов Франции". Его дочь и наследница Жанна вышла замуж за одного из братьев короля, которому она принесла в приданое Тулузу и Тулузское графство; остальные владения отца она должна была унаследовать, если Раймунд умрет бездетным. В качестве залога король получил семь замков, включая Тулузу.
Кроме того, Раймунд выплатил 14.000 серебряных марок в течение четырех лет для компенсации церквям и монастырям, пострадавших во время войны; он финансировал основание университета в Тулузе, включая шесть кафедр гуманитарных наук, две кафедры грамматики, две кафедры канонического права и две кафедры теологии, задачей которых должна была стать борьба с ересью. Его дочь должна была быть передана королю до замужества, а сам он должен был отправиться в Святую землю, чтобы в течение пяти лет участвовать в крестовом походе. Эти очень суровые условия сопровождались унизительным публичным обрядом покаяния и примирения на следующий день. 13 апреля, в Нотр-Дам де Пари, в присутствии Бланки и короля: Раймунд, в одной рубашке, с веревкой на шее и в кандалах, покаялся перед легатом, который освободил его от церковных приговоров, а затем принес оммаж королю. 4 июля он вернулся в Тулузу.
Два других крупных барона Юга также подчинились королю. По Мелёнскому договору, заключенному в сентябре, граф Фуа уступил два замка, а виконт Безье и Нарбонны Раймунд Транкавель уступил виконтство Каркассон. Это было огромное приобретение для монархии: вместе с Бокером, приобретенным в 1226 году Людовиком VIII, и виконтствами Ним и Агд, уступленными Амори де Монфором, это позволило Капетингам впервые открыть дверь в Средиземноморье. До этого времени Капетинги, сосредоточенные в Иль-де-Франс, смотрели на север и запад, в сторону Фландрии, Артуа и Нормандии. И именно