Nostram Galliam) хранилищем этого орудия Страстей Христовых. После благополучного морского путешествия из Константинополя в Венецию реликвия была перевезена по суше через Альпы с императорским конвоем предоставленным Фридрихом II. Оказавшись на французской земле, Готье Корнут добился, чтобы маршрут проходил через места, находящиеся под его контролем. Именно в небольшом городке Вильнев-л'Аршевек, недалеко от Санса, роскошно украшенном аркой с изображением коронации Девы Марии, Бланка Кастильская, Людовик IX и его братья вместе с толпой баронов получили бесценный венец. Их переполняли эмоции, слезы, вскрики и вздохи. "Они были заворожены видом предмета, который они так любовно желали, их благочестивый дух был охвачен таким пылом, что они верили, что в этот момент видят Господа лично в терновом венце", — писал Готье Корнут. Король и его брат Роберт, босиком и в одних рубашках, отнесли святыню в собор Санса, где она провела ночь. На следующий день венец поместили на баржу и за восемь дней сплавили по рекам Йонна и Сена до Венсена, где он был выставлен на обозрение на помосте 18 августа 1239 года. "Никогда прежде в Париже не было такого праздника. И так много пения, ликования и смеха. И было много знатных баронов, имена которых я не могу перечислить. Там была мадам королева [Маргарита], чрезвычайно набожная и деликатная. И там была королева Бланка, такая мудрая и откровенная", — пишет Филипп Муске. Этими последними этапами странствования венца занимались люди назначенные Бланкой: Дени ле Скутифер отвечал за транспортировку, а Пьер Карнпорк — за временный ковчег для хранения. Затем Людовик и Роберт, снова босиком и в рубашках, за которыми следовали прелаты, клирики, монахи и рыцари, все босиком, понесли реликвию в Парижский собор и, наконец, оставили ее на хранение в часовне Дворца Сите.
Это было незабываемое событие для всей королевской семьи. В частности, для Людовика IX, а также для его матери, которая, по словам Матвея Парижского, разделяла энтузиазм короля в отношении святых реликвий и даже поощряла его к их приобретению. Для них терновый венец был чем-то вроде Грааля. И они хотели еще. Поэтому, когда в 1240 году Балдуин II, в очередной раз испытывая нехватку денег, взял у тамплиеров из Сирии большой кусок Истинного Креста, король купил его, и "благодаря благочестивым шагам короля Франции и его матери", в Страстную пятницу вокруг женского монастыря Сент-Антуан-де-Шамп, к которому Бланка была очень привязана, были организованы церемонии, подобные той, что была в 1239 году. Она участвовала в них вместе со всей семьей: "Возле церкви Сент-Антуан был воздвигнут большой помост. Сам король поднялся на него в сопровождении двух королев, а именно королевы Бланки, его матери, и королевы Маргариты, его жены, и со своими братьями, в присутствии архиепископов, епископов, аббатов и других духовных лиц, а также нескольких знатных французских господ и бесчисленной толпы народа, находившейся вокруг". Венец и крест пронесли по улицам, вызвав настоящую коллективную истерию, как сообщает Матвей Парижский:
Там, посреди всеобщего ликования, которое вызвало столь славное зрелище, король, с лицом, омытым слезами, поднял в верх упомянутый крест, и все присутствовавшие прелаты громким голосом запели гимн "Узрите крест Господень". После того, как все благоговейно и преданно поклонились ему, король, босой, одетый в простую шерстяную тунику, с непокрытой головой, предварительно постившийся три дня, отнес его в город Париж в соборную церковь Пресвятой Девы […]. Братья короля вместе с вышеупомянутыми королевами, очистив себя исповедью, постом и молитвой, следовали за ним пешком с такой же преданностью. У них тоже были терновые венцы, который они таким же образом поднимали в вверх и представляли народу. Некоторые из владык поддерживали руки короля и его братьев, которые несли эту благочестивую ношу, и помогали им, чтобы, устав держать руки, постоянно поднятые к небу, они не уронили это бесценное сокровище.
Похоже, Балдуин нашел настоящую золотую жилу. Поскольку французский двор так любил реликвии, он опустошил свои кладовые, и в 1241 году было засвидетельствовано прибытие новых реликвий: наконечник святого копья, части цепей и пурпурного плаща Страстей, тростниковый скипетр, губка, смоченная в уксусе, пеленки маленького Иисуса, частица Его крови, кусок ткани для омовения ног, кусок святой плащаницы, волосы и молоко Богородицы, камень из Гроба Господня, верхушка черепа Иоанна Крестителя, жезл Моисея… Приведенная выше опись ставит серьезный вопрос о доверчивости высокопоставленных христиан, в частности, интересующей нас персоны — Бланки Кастильской. Хронисты не дают никаких комментариев по этому поводу и никогда не ставят под сомнение подлинность этих реликвий, даже самых неправдоподобных. Однако, как мы уже говорили, столетием ранее Гвиберт Ножанский в своем трактате De pignorubis sanctorum показал, что проверка реликвий на подлинность необходима. Образованные мужчины и женщины XIII века не были полностью закрыты для критического мышления, как показали исследования Клауса Шрайнера, но их критерии сильно отличались от наших, как осторожно пишет Жак Ле Гофф: "Средневековая критика фальшивок спокойно уживалась со структурами веры, весьма отличаясь от наших критериев. Подлинность Воплощения и его земные приметы, подлинность существования сверхъестественного и чудесного на земле вызвали к жизни весьма специфические методы определения фальшивок, но не избавили от них. Напротив, так как от подлинности реликвии зависит индивидуальное и коллективное спасение, то определение ее тем более велико, что фальшивку могут использовать во зло или уверовать в нее по неведению". Добавим, что с того момента, как мы принимаем веру в догматы о сверхъестественном, чудесном, чудесах и воскресении, все становится возможным и больше нет предела иррациональному.
Случай со святым гвоздем и скептицизм Бланки
Мы имеем яркий пример этого в жизни Бланки Кастильской, который датируется несколькими годами до прибытия тернового венца. 28 февраля 1233 года, во второе воскресенье Великого поста, собрание мощей было традиционно выставлено в Сен-Дени для назидания верующих. Среди них был один из гвоздей, использованных при распятии Иисуса. В спешке, сообщает Гийом де Нанжи, "святейший гвоздь… выпал из вазы, где он хранился, когда его целовали паломники, и потерялся среди множества людей, целовавших его на третий день мартовских календ [28 февраля]". Первое, что следует отметить, это коллективная истерия, охватившая верующих в присутствии реликвии, до такой степени, что, если верить рассказу, гвоздь не могли найти, потому что толпа была настолько плотной, а паника неописуемой. Некоторые монахи побежали во дворец, чтобы предупредить короля и его мать о катастрофе. Они были в смятении: "Необходимо упомянуть о боли и страдании, которые испытывали святой король Людовик и его благородная мать королева Бланка в связи с такой большой потерей. Король Людовик и его мать королева, узнав о потере этого величайшего сокровища и о том, что случилось со святым гвоздем во время их правления, испытали великую скорбь и сказали, что нет более жестокой вести, которая заставила бы их страдать".
Дальнейшее очень интересно, поскольку иллюстрирует разницу в отношении Бланки Кастильской и ее сына к случившемуся. Согласно рассказу анонимного монаха из Сен-Дени, Бланка сохранила спокойствие и, будучи логичной, сначала попыталась выяснить, как такое могло произойти? "Королева, услышав это и увидев слезы монахов, строго спросила их, как такое могло случиться. Когда она услышала подобный рассказ о произошедшем, она в конце концов с потрясенной душой сочувствовала нашей боли, говоря, что ничто не могло быть объявлено ей, что могло или должно было бы тяготить ее больше". Король, напротив, был совершенно растерян и показывал свое отчаяние таким эффектным и детским способом, что окружающие были шокированы и считали его поведение неприличным: "Очень добрый и благородный король Людовик из-за сильной боли, которую он испытывал, не мог сдержаться и начал громко кричать, что он предпочел бы, чтобы лучший город его королевства был разрушен и погиб. Когда он узнал о боли и плаче, которые аббат и монахи Сен-Дени творили день и ночь, не имея возможности утешиться, он послал мудрецов и изящных собеседников, чтобы утешить их, и хотел прийти лично, но его люди не позволили ему сделать это", — пишет Гийом де Нанжи. "Преданность его народа не позволила ему сделать это", — говорит анонимный монах. Очевидно, что услышать от короля, что лучший город его королевства не стоит и гроша, было шокирующим для присутствовавших при этом советников. Такое детское поведение было недостойным для королевского величества.
В Париже и в королевстве, пишет Гийом де Нанжи, "страдание и печаль от потери святого гвоздя были повсюду столь велики, что их трудно передать. Когда жители Парижа услышали плач короля и весть о потере святого гвоздя, они сильно огорчились, и многие мужчины, женщины, дети, клирики и студенты стали кричать и плакать от всего сердца; они ринулись в церкви, чтобы призвать на помощь Бога в столь великой опасности. Плакал не только Париж, плакали все в королевстве Франция, кто слышал о потере святого и драгоценного гвоздя. Многие мудрецы боялись, что из-за этой жестокой потери в начале царствования произойдут большие несчастья или эпидемии, которые предвещают гибель и не дай Бог всего королевства Франция".
Дело разрослось до гротескных размеров. Необходимо было найти гвоздь. Были организованы шествия, посты и покаяния, но предмет так и не удавалось найти, пока однажды король не пообещал награду в 100 ливров тому, кто вернет его, и гвоздь сразу чудесным образом нашелся. Но вскоре выяснилось, что это грубо подделанная копия, сделанная фальсификатором, который в результате оказался в тюрьме. Затем, месяц спустя, в Святой четверг, стало известно, что настоящий гвоздь находится в монастыре Валь-Нотр-Дам, недалеко от Л'Иль-Адам, куда его принесла крестьянка, подобрав и спрятав в корзине для муки. На этот раз аббат Сен-Дени, Эд Клеман, послал эксперта по реликвиям, приора Дрогона, который подтверд