для баронов, которые создали ей соперника: Филиппа Юрпеля, единокровного брата Людовика VIII. Но ему не хватило силы воли, и Бланка осуществляла регентство одна, с помощью легата, регентство, которое в некотором смысле закончилось только после ее смерти, так как ее сын Людовик IX, теперь уже взрослый, разделил с ней власть без каких-либо ограничений. Молодая королева, Маргарита Прованская, на которой король женился в 1234 году, была отстранена от процесса принятия политических решений, тем более что ее подозревали в стремлении к сближению с Генрихом III через ее сестру, Элеонору Прованскую, королеву Англии.
Власть Бланки, которая уже была значительной, когда ее сын король находился во Франции, настолько, что, как мы видели, можно говорить о настоящем "соправлении", по выражению Жака Ле Гоффа, стала поистине исключительной, когда Людовик IX ушел в крестовый поход. И этот случай беспрецедентен. Когда в 1147 году Людовик VII отправился в крестовый поход, он доверил управление королевством не своей матери, Адели де Мориенн, а аббату Сен-Дени, Сугерию, архиепископу Реймса и сенешалю Ральфу де Вермандуа. Когда Филипп Август в свою очередь в 1189 году уехал на Восток, он оставил власть своей матери Адели Шампанской и архиепископу Гийому Реймскому, но он довольно строго ограничил их власть. Его инструкции, которые были очень точными, касались отправления правосудия, сбора налогов, предоставления льгот и надзора за бальи. Адель и ее брат архиепископ едва ли могли проявлять инициативу.
Напротив, инструкции, оставленные Людовиком IX в 1248 году, практически передавали все властные полномочия его матери. "Постановление Людовика IX от 1248 года поражает своей простотой. Управление государством было оставлено на усмотрение его матери", — пишет Линди Грант. Действительно, формулировки, использовавшиеся в дипломатической переписке во время регентства Бланки, однозначны: она считалась королевой в собственном праве. Сама она называется "Blancha, Dei gratia Francie regina". Главы епархий, которые обращались к ней, соревновались почтительными формулировками: "Да процветает Ваша великолепная власть" (епископ Кутанса); "Нашей прекраснейшей даме, Бланке, милостью Божьей королеве франков, […] приветствия, и да обретет она славу небесного царства через благополучие мирского правления. Сообщаем вашему королевскому величеству… (епископ Тура; это похоже на выражения времен повального подхалимажа при Людовике XIV); "Превосходнейшей и прославленной королеве франков милостью Божьей" (епископ Суассона). Архиепископ Эд Риго обращался к "превосходнейшей даме Бланке, по милости Божьей прославленной королеве франков"; он просил ее действовать "со спокойствием королевского величия и надеялся, что превосходство ее власти будет крепко во Христе".
Сомнений быть не может: авторитет Бланки был непререкаем. Однако в первые годы несовершеннолетия Людовика IX она подвергалась сильной оппозиции со стороны баронов. Необходимо поговорить об этом противостоянии. По словам Жуанвиля, после смерти Людовика VIII его вдова осталась одна, не имея "ни родственников, ни друзей во всем королевстве Франция", слабая, беззащитная чужеземка, которая должна была защищать своего осиротевшего 12-летнего сына от восстания нечестивых баронов. Но это несколько излишне драматичный взгляд на ситуацию. На самом деле Бланка далеко не была одинока. Подавляющее большинство епископов и городов поддерживали ее, особенно Париж. Она также могла рассчитывать на среднее дворянство, толпу рыцарей и оруженосцев, связанных узами брака и занимающих важные посты при дворе: Клеман, Корнут, Немур, Монморанси, Гарланд, Мавуазен, Мелло, Пуасси, Монмирай. Придворные дамы происходили из этих фамилий, как и главные должностные лица и советники: великий камергер Бартелеми де Руа, коннетабль Матье де Монморанси; семья Клеман предоставила маршалов; Амори де Монфор также стал коннетаблем. На более низком уровне этот слой составляли сотни преданных рыцарей. И даже среди высшей аристократии графы Блуа и Шартра, а также Гуго де Шатийон де Сен-Поль и Этьен де Сансер сохранили верность королеве. Что касается Тибо Шампанского, то его поведение было изменчивым, и он в основном был отвергнут мятежными баронами.
Настоящими смутьянами были семейства Дрё и Куртенэ, которые стояли во главе мятежных баронов. Бароны: что это означает? Этот термин не имеет никакой юридической, официальной или институциональной основы. Он относится к группе крупных феодалов, прямых вассалов короля, независимо от их титулов, которые считали себя независимыми в королевстве благодаря своему богатству и власти. У них была своя администрация, свои доходы, своя личная армия подвассалов, свои замки, и они претендовали на роль естественных советников монархии. Однако они чувствовали, что их положение находится под угрозой, сталкиваясь с растущими расходами, связанными с удорожанием образа жизни и вооружения, необходимостью появляться при дворе, постоянно увеличивающимися расходами на пиры и церемонии в честь посвящения в рыцари их сыновей, приданого их дочерей. Они были отстранены от важных должностей при дворе короля "новыми людьми, вышедшими из пыли", представителями среднего дворянства или даже буржуазии. Если бароны оказывались, например, в составе регентского совета, то сразу же начинали претендовать на право контролировать королевскую администрацию не в интересах королевства а, прежде всего, в своих собственных интересах. Все более активное вмешательство королевских бальи и сенешалей в их дела вызывало у баронов сильное раздражение. Поэтому графы Бретани, Фландрии, Бургундии, Тулузы, Ла Марша и Шампани были очень недовольны тем, что в 1226 году власть захватила Бланка Кастильская, женщина-иностранка, которую они обвиняли в том, что она держала короля в полной зависимости и переводила деньги королевства своим испанским родственникам. Отсюда попытка похищения Людовика IX в Монлери в 1227 году и различные восстания под руководством Пьера Моклерка в течение нескольких лет.
Недовольство баронов не было исключительно французским явлением. В то же время Кастилия и Англия переживали аналогичные баронские волнения. Они были более эффективными в Англии, где баронам, которые были более политически грамотными, удалось заставить Иоанна Безземельного подписать в 1215 году Великую хартию вольностей, которая ограничивала его полномочия. Английская знать была во многом вдохновлена идеями Policraticus (Поликрата) Иоанна Солсберийского, согласно которым некомпетентный или ведущий себя как тиран король мог быть свергнут или даже убит. С другой стороны, во Франции бароны не имели четкого политического мышления, ими двигало исключительно желание сохранить свои личные интересы; их мятежи, нескоординированные, неподготовленные и лишенные "идеологии", возглавляемые людьми, не доверявшими друг другу, и оппортунистами, готовыми сменить сторону, были обречены на провал.
Оружие политики: благоразумие, браки, внешность и инсценировки
Это облегчило задачу Бланки Кастильской, главной заслугой которой было использование слабостей баронской оппозиции. Ведь юридически ее власть не была основана на чем-то прочном и институциональном. У нее не было официального титула: она была королевой-матерью, и о ней говорили, что она является "хранительницей" королевства — расплывчатый термин, который мог быть причиной как слабости, так и силы, в зависимости от личности, которая его носила. Она также тщательно следила за тем, чтобы ее решения принимались от именем ее сына-короля, и ограничивалась рассмотрением текущих дел. Под ее руководством не было проведено ни одной крупной реформы в королевстве. В любом случае, король взял с собой в крестовый поход большую государственную печать, или "великую печать", которая одна могла подтвердить подлинность законодательных актов, и для Бланки изготовили "замещающую печать", предназначенную для использования во время отсутствия короля. В это время начала создаваться иерархия королевских постановлений. Наиболее важными из них были ордонансы, в XIII веке называвшиеся "statuts", "établissements" и "défenses"; это были акты общего характера, распространявшиеся на все королевство, в то время как администрация, оставленная Бланке, могла только издавать хартии или указы более ограниченного действия. Людовик IX также взял с собой реестр королевских актов, копию которого он оставил во Франции в 1248 году. Документы хранились в сундуках, называемых layettes (колыбели), которые все вместе составляли Trésor des Chartes (Сокровищницу хартий), также содержащую переписку с иностранными государями и великими вассалами.
Бланка Кастильская поддерживала в свое правление престиж, приобретенный монархией со времен правления Филиппа Августа, основу которого можно найти в письме Папы, ей и ее сыну, от 26 ноября 1229 года. Папа напоминал королю, что государь обладает тремя атрибутами: potentia (власть) — властью карать, benignitas (доброта) — властью миловать, и sapientia (мудрость), которая не позволяет potentia превратиться в тиранию, а benignitas — в слабость. Вокруг этих трех атрибутов вращаются majestas (величие), timor (страх), honor (честь), amor (любовь), bonitas (доброта) — все качества, взятые из высшего образца, которым является Христос. Идеальный баланс между силой и милосердием, который Бланка стремилась поддерживать, примеры которого она могла найти в Policraticus Иоанна Солсберийского. В частности, она старалась сохранить мир как внутри королевства, по возможности избегая вооруженных столкновений с баронами, так и за его пределами, не позволяя своим сыновьям ввязываться в заграничные авантюры: она запретила Роберту д'Артуа отвечать на предложение Папы принять императорскую корону; попросила Карла Анжуйского не вмешиваться в дело о престолонаследии во Фландрии и Эно; отказалась послать одного из своих сыновей принять корону Кастилии.
Ее любимым оружием для избежания конфликтов, как внутри королевства, так и за его пределами, была матримониальная политика. Редко какая королева Франции спланировала так много браков, начиная с собственных детей, разумеется, для укрепления власти Капетингов. Она была очень разочарована решением своей дочери Изабеллы посвятить себя Христу, а не выйти замуж за Конрада Гогенштауфена, что означало потерю важной фигуры на европейской шахматной доске, но она уважала обет девственности своего ребенка. Но не было и речи о том, чтобы сыновья избежали брака. Роберт д'Артуа изначально был предназначен для женитьбы на Марии, дочери и наследнице Жанны Фландрской, но поскольку его невеста умерла преждевременно, 7 июня 1237 года он женился на Матильде Брабантской, что сделало его родственником императора. Альфонс де Пуатье женился на Жанне Тулузской 24 июня 1241 года, что сделало его владельцем двух значительных территорий, подготовив их интеграцию в королевский домен. Пять лет спустя, 27 мая 1246 года, Карл Анжуйский женился на своей свояченице Беатрисе Прованской, наследнице великолепного графства. Что касается Людовика, то, женившись в 1234 году на Маргарите Прованской, он распростра