мы). Те, кто время от времени достигают этого состояния, такие же Махатмы, как и любой другой. Те же, в ком это состояние становится перманентным, являются "кусочками сахара"; им нет никакого дела до земных вещей. Они — "Дживамунктас" (души, освобожденные при жизни)".
Кризис и спасение
Состояние Елены Петровны вновь ухудшилось, в связи с чем Констанс Вахмейстер вызвала к себе на подмогу госпожу Гебхард. Из воспоминаний графини Вахмейстер:
"Той ночью я сидела у постели Е.П.Б., прислушиваясь к каждому звуку и посматривая с волнением на часы, пока наконец в 3 часа ночи я не услышала, как весело зазвонил дверной звонок. Я помчалась к двери, открыла ее, и доктор вошел. Я торопливо рассказала ему обо всех симптомах, перечислила лечебные средства, которые применяли при ее лечении, после чего он прошел к Е.П.Б. и заставил ее выпить лекарство, которое привез с собой. Затем, дав мне некоторые инструкции, он направился в свою комнату, чтобы пару часов отдохнуть. Я рассказала мадам Гебхард о приезде врача и, наконец, вернулась на свой пост.
На следующий день состоялась консультация между двумя докторами. Бельгийский врач сказал, что он еще не знал случая, чтобы человек с таким приступом болезни почек, какой был у Е.П.Б., жил так долго, как она, и что он убежден, что ее уже ничего не может спасти. То есть он не видел никакой возможности ее выздоровления. Мистер Эллис ответил, что это крайне редкий случай, чтобы кто-нибудь оставался в живых в таком состоянии так долго. Далее он рассказал нам, что перед приездом в Остенде он проконсультировался со специалистом, который высказал такое же мнение, но посоветовал вдобавок к выписанному лекарству попробовать массаж, чтобы стимулировать парализованные органы. Мадам Гебхард предложила, что, так как Е.П.Б. была при смерти, она должна составить завещание, потому что если она умрет в чужой стране, не сделав этого, то не будет конца неразберихе и неприятностям, связанным с ее наследством, ведь рядом с ней нет ни одного родственника. Она добавила, что уже говорила об этом с Е.П.Б., и та сказала, что согласна подписать завещание и что она хотела бы, чтобы все ее имущество осталось мне, а она даст мне личные указания, как я должна буду им распорядиться. Позже Е.П.Б. точно указала, как я должна поступить с ее имуществом, которое, однако, состояло всего-то из ее одежды, нескольких книг, кое-каких драгоценностей и пары фунтов наличными; тем не менее, посчитали целесообразным составить завещание, и нотариус, два врача и американский консул должны были при этом присутствовать.
Ночь прошла спокойно, и на следующий день мистер Эллис массажировал ее несколько раз, пока совсем не выдохся. Но ей не стало лучше, и к своему ужасу я стала улавливать едва заметный специфический запах смерти, который иногда предшествует разложению. Я едва отваживалась надеяться, что она доживет до утра, и когда я сидела рядом с ней, она открыла глаза и сказала, как рада умереть, и что она думала, что Учитель позволит ей наконец обрести свободу. Все же она беспокоилась по поводу "Тайной Доктрины". Я должна быть очень осторожна с рукописью и передать ее полковнику Олькотту с указанием напечатать ее. Она надеялась, что смогла бы дать миру больше, но Учитель знает, как лучше. И так, говоря с перерывами, она сказала мне многое. Наконец, она впала в бессознательное состояние, и я спрашивала себя, чем же это все закончится.
Мне казалось невозможным, что она должна умереть и оставить свой труд неоконченным; также и Теософское общество… что станет с ним? Как могло так случиться, что Учитель, стоящий во главе Общества, позволит ему погибнуть. Правда, это может быть последствием Кармы его членов, которые из-за предательства и малодушия привели Теософское общество в такое состояние, в котором больше не было жизнеспособности, поэтому оно должно было замереть, чтобы возродиться только в следующем веке. Однако мне пришла в голову мысль, что Учитель сказал Е.П.Б., что она должна сформировать вокруг себя круг учеников и что она должна обучать их. Как же она может сделать это, если она должна умереть? И затем я открыла глаза, посмотрела на нее и подумала, возможно ли, чтобы ей, которая работала до изнеможения, так тяжело страдала и боролась, позволили умереть, не окончив работы? Какая была бы польза от всего ее самопожертвования и агонии, через которую она прошла, если труд всей ее жизни не будет окончен? День за днем ее тело и ум испытывали мучения: ум — от вероломства и предательства тех, кто называл себя друзьями, а потом клеветал за ее спиной, бросая в нее камнями и думая в своем невежестве, что она никогда не узнает руку, бросившую их; и тело — потому что она вынуждена была пребывать в форме, которая должна была быть разрушена два года назад в Адъяре, если бы ее не сохранили при помощи оккультных средств, когда она решила жить и работать для тех, кто все еще придет в Теософское общество. Ни один из тех, кто знал ее, не понимал ее по-настоящему. Даже для меня, которая была наедине с ней долгие месяцы, она была загадкой, с ее необычными силами, удивительными познаниями, исключительной способностью проникать в человеческую природу; и ее загадочная жизнь, проведенная в местах, неизвестных простым смертным, так что ее тело могло находиться рядом, а душа была часто далеко, общаясь с другими. Много раз я наблюдала ее такой и знала, что только ее оболочка присутствовала здесь.
Таковы были мысли, приходившие мне на ум, когда час за часом я сидела той тревожной ночью, наблюдая, как она становилась, казалось, слабее и слабее. На меня накатила волна невыразимого отчаяния, когда я почувствовала, как я истинно люблю эту великодушную женщину, и поняла, какой пустой будет моя жизнь без нее. Самым суровым испытанием было бы лишиться ее привязанности и доверия. Вся моя душа взбунтовалась при мысли, что я могу потерять ее. Я горько заплакала; не помню, что было дальше.
Когда я открыла глаза, ранний утренний свет уже прокрадывался в комнату, и меня посетило зловещее предчувствие, что я спала и что, вероятно, Е.П.Б. в это время умерла — умерла, пока я проспала свое дежурство. В ужасе я повернулась к ее постели и увидела Е.П.Б., которая спокойно смотрела на меня своими ясными серыми глазами и затем сказала: "Графиня, подойдите ко мне". Я бросилась к ней. "Е.П.Б., что произошло — вы выглядите совсем иначе, чем прошлой ночью". Она ответила: "Да, Учитель был здесь; Он предоставил мне выбор: или умереть и быть свободной, если я пожелаю, или продолжить жить и закончить "Тайную Доктрину". Он рассказал мне, как велики будут мои страдания и какая ужасная жизнь предстоит мне в Англии (так как я должна поехать туда); но когда я подумала о тех учениках, которых мне разрешено будет обучить некоторым вещам, и в целом о Теософском обществе, которому я уже отдала все самое дорогое, я приняла жертву…"
Махатма Кут Хуми тогда же пояснял теософам: "Дух силен, но плоть слаба; настолько слаба, что иногда она даже побеждает сильный дух, "который знает всю Истину". И теперь, практически потеряв контроль над своим несчастным телом, Е.П.Б. пытается что-то делать… Если вы когда-либо получали урок о двойственности человеческой природы и о возможности посредством оккультной науки вывести невидимое, но настоящее "Я" из спячки в состояние независимого существования, то хватайтесь за этот шанс. Смотрите и учитесь… Сейчас я могу действовать через Е.П.Б. лишь в крайне редких случаях, и то при соблюдении величайших предосторожностей".
Англия
Вскоре после выздоровления Елены Петровны из Лондона с приглашением от небольшой лондонской группы теософов перебраться в Англию и возглавить теософскую работу приехали Бертрам и Арчибальд Кейтли. Они предлагали ей провести лето 1887 года в небольшом доме "Мейкот" в Норвуде. 1 мая переезд состоялся. Тогда же в мае была создана Ложа Блаватской и основан журнал "Люцифер" ("Несущий Свет"), вторым редактором которого стала Мейбл Коллинз, автор классического теософского труда "Свет на пути".
Елена Петровна провозгласила новую линию в теософской работе: ""Оккультныеявления" (психические феномены. — О.Б.)… не дали желаемого результата… Предполагалось, что образованная публика, в особенности ученые, признают наконец существование новой и чрезвычайно интересной области исследований, став свидетелями физических действий, производимых усилием воли, которым они не в состоянии дать объяснение. Предполагалось, что теологи будут только приветствовать доказательства того, что душа и дух — не просто плод их воображения… но вещи столь же реальные, как и тело, только гораздо более важные, — доказательства, в коих они так нуждаются в наши дни расцвета агностицизма. Эти ожидания не оправдались. И природа феноменов, и их цель были поняты и истолкованы превратно…
Е.П. Блаватская
Феномены действительно возбудили любопытство в умах тех, кому довелось быть их свидетелями. Но, к сожалению, интерес этот оказался в большинстве случаев праздным. У многих очевидцев разыгрался ненасытный аппетит к чудесам ради самих чудес, без какого-либо желания изучать лежащую в их основе философию или науку; тогда как феномены были не более чем банальной и, так сказать, случайной иллюстрацией их истинности и силы… За редкими похвальными исключениями, люди воспринимали феномены либо как чудо, либо как нечто от лукавого, либо просто как обыкновенный обман или развлечение, либо как фокусы тех опасных "призраков", что устраивают маскарад на спиритических сеансах и питаются жизненной энергией медиумов и участников таких сеансов… Оккультист может производить феномены, но он не в силах наделить людей ни способностью мыслить, ни добросовестностью, без чего невозможно понять и оценить их правильно. Поэтому не удивительно, что было сказано оставить феномены — пусть идеи теософии говорят сами за себя".
Учителя о Е.П. Блаватской
Для лучшего понимания жизни и образа действий Елены Петровны приведем слова, высказанные Махатмой Кут Хуми в письмах к А.П. Синнетту, много объясняющие в судьбах Е.П. Блаватской и Теософского общества: