ют, например, что горсть земли, взятая с могилы Ксении, приносит счастье, панихида, здесь отслуженная, избавляет от несчастья и т. п. Мы не повторяем всех рассказов, какие переходят из уст в уста о чудесной помощи, получаемой на могиле Ксении, так как не имели возможности проверить их. Но мы считаем долгом справедливости передать то, что стало известно нам от тех самых лиц, о которых будет рассказ, воздерживаясь при этом сообщаемые случаи возводить на степень чудесного. Было ли в этих случаях простое совпадение обстоятельств, или действительно по молитве и вере страждущих проявилась милость Божия, судить об этом предоставляем каждому по своему разумению и чувству.
Вот что нам передали люди, приходившие на могилу Ксении помолиться об упокоении ее.
«Мне было двадцать лет, когда умер мой отец, – так начала свой рассказ дочь надворного советника, девица Б. А. Св-ая. – Нужды и житейские невзгоды вскоре после смерти его постучались в нашу дверь. Я жила с моею матерью. Еще печальнее стало мое положение, когда она умерла. Бывало, хоть ласковое слово услышишь от нее, а со смертью ее лишилась и этой единственной отрады. Все стало для меня чуждо, как была и я чужда для всех. Но свет не без добрых людей. Нашелся добрый, честный и бескорыстный человек, который посоветовал мне подать прошение о прибавке пенсии, выслуженной моим отцом. Время шло, нужды мои не уменьшались. Часто я ходила справляться на счет поданного прошения, но каждый раз получала один ответ: “еще ничего неизвестно”. Наконец, потеряв всякую надежду, я перестала ходить справляться. На могиле матери искала себе утешения, но могила была безмолвна. Однажды внезапно осенила меня мысль помолиться в часовне Ксении. Со слезами припав к ее могиле, я сетовала на свою обездоленную судьбу, дав при этом обещание отслужить панихиду по ней, если только Господь увенчает успехом мои ожидания. Это было в прошлом, 1891 году, накануне праздника Введения во храм Пресвятыя Богородицы. И что же? Когда я возвратилась домой, не прошло кажется и часа, как курьер привез мне объявление, что просьба моя удовлетворена – к пенсии сделана прибавка».
Осенью прошлого, 1891 года, у жены петербургского купца Х-ва, по-видимому, без всякой причины показалась опухоль на ногах. В эту пору А. Н. была беременна вторым ребенком. Спустя недели две, при отеке ног, у нее появились припадки нервного свойства и столь острые, что больная по временам впадала в какое-то умоисступление. При потере сознания 18 ноября, сверх всякого ожидания у А. Н. Х-вой наступили преждевременные роды (за два месяца до срока), и того же дня она разрешилась от бремени рождением сына. Врачи полагали, что с родами пройдут и нервные припадки. На самом же деле к припадкам присоединилась новая болезнь – эклампсия. Судороги всего тела – шеи, рук, ног – были ужасные. Страшный крик, какой-то дикий, раздиравший душу, доходил до последних пределов. Лучшие врачи столицы не находили средств к спасению больной, потому что наука еще бессильна в борьбе с этою болезнию. Сны наяву – галлюцинация зрения и слуха, кажется, переходили свои границы. Х-ва походила на умопомешанную. Новорожденного ребенка не признавала своим. Надежды на выздоровление не было никакой. Эклампсия развивалась. Больная таяла на глазах любимого мужа, который, кажется, отдал бы жизнь свою, чтобы спасти любимую жену-красавицу. Но напрасно. Консилиум вынес слово о смерти.
При больной неотлучно находилась родная ее тетка С. П. Ж-ева, безгранично любящая ее. Кто-то из родных напомнил ей о могиле Ксении. Стрелой полетела набожная и сердобольная женщина на Смоленское кладбище. Был поздний вечер. Часовня на заветной могиле была уже закрыта, но по просьбе приехавшей ее немедленно открыли. Входит Ж-ева взволнованная; безутешное горе сильно отражалось на ее утомленном бессонными ночами лице, ноги подкашивались; но в глазах ее отражался какой-то необыкновенный блеск, в них просвечивался луч надежды, боровшейся с наступавшим отчаянием; по ним можно было прочитать, что душа ее была переполнена томящею тоской и пламенной верой, которая как бы говорила: «Я выплачу, я вымолю, она не умрет». Началась панихида по Ксении. Верующая женщина, преклонив колена пред могилою, словно замерла, она не молилась, не видно было ни поклонов, ни крестного знамения, нет, лишь сердце ее горело молитвенным огнем. Только отрывистые слова вырывались из уст ее: имена Ксения и А-а сменялись одно другим. Но вот слеза за слезой орошают могилу, поклон за поклоном идут до земли.
Долго рыдала в ночной тишине тетка, молясь за свою любимицу-племянницу.
Возвратившись домой, она приложила к больной горсть земли, взятой с могилы Ксении. Больная пришла в себя. С каждым часом припадки ее делались реже и слабее, а на другой день совершенно прекратились. Молодая женщина быстро стала поправляться, а через две недели встала с постели вполне здоровою.
Когда один из врачей, бывших на консилиуме, узнал, что Х-ва поправилась, не поверил этому и зашел к ней, чтобы воочию убедиться, так как он вместе с товарищами по профессии полагал, что она уже умерла.
Генеральша А. В. Гр-о, богобоязненная старица, проживающая на Петербургской стороне, сообщила следующее.
«В жизни моей много было скорбей, – говорит почтенная старица, – но какое бы горе со мной ни случилось, я каждый раз спешу на Смоленское кладбище и здесь, в часовне на могиле Ксении, отвожу душу. Облегчает Господь и недуги грешного моего тела. Так, с давних лет я страдаю головною болью, которая иногда бывает до того мучительна, что не находишь места от нее. Неоднократно обращалась я за советами к врачам, но никто из них не помог мне. Кажется, тысячи домашних средств мною испробованы, но все было напрасно. Однажды, будучи в часовне Ксении, я почувствовала страшную боль в голове. Как бы по чьему внушению и словно движимая посторонней силой, я помазала себе голову деревянным маслом из лампадки, теплившейся на могиле ее. Боль мгновенно утихла. Теперь я всегда, когда появляется головная боль, мажу голову маслом, конечно, с молитвою об упокоении рабы Божией Ксении, и боль тотчас же утихает.
Мать подносит больного ребенка блаженной Ксении
Эта дивная помощь вселила в моей душе такое чувство благоговения к блаженной Ксении, что, посещая Смоленское кладбище, я за грех считаю пройти мимо ее могилы и не зайти помолиться за ее душу».
Юродивый Андрей Феодорович, или раба Божия Ксения1
Приступая к характеристике рабы Божией Ксении, считаю не лишним сказать несколько слов о кладбище, на котором она похоронена.
Смоленское православное кладбище находится на Васильевском острове: оно называлось до построения Петербурга Лосиным островом.
Название это, по преданию, произошло по следующему случаю. В начале построения Петербурга на Лосином острове поселилась артель рабочих, пришедшая
Печатается по изданию: Ф. Белорус. «Юродивый Андрей Феодорович, или раба Божия Ксения, погребенная на Смоленском кладбище в Петербурге». СПб., 1903 г. из Смоленской губернии на работы. Непривычный образ жизни, тяжелый труд, климат, а вследствие этого последнего – различные заболевания скоро всех свели в могилу, их свезли на берег Черной речки и там похоронили. Вот с того-то, будто бы, времени поле на южной стороне этой речки и прозвали Смоленским. До 1709 года в Петербурге не было настоящего кладбища и умерших хоронили, где придется. Только жители Васильевского острова погребались исключительно на южном берегу Черной речки. Впрочем, хоронили и на других местах громадного острова, но эти кладбища, вследствие наносов с моря, сравнивались песком и после них не оставалось даже следов. Например, на плане Петербурга 1738 года кладбище значится между Большим и Средним проспектами за 23-й линией острова; теперь об этом кладбище нет и помину. В царствование Анны Иоанновны существовала особая комиссия для построения Петербурга. Ввиду неудобства хоронить людей на заносных местах, Св. Синод решил исследовать в указанных им местах грунт земли и высоту грунтовой воды. Архитекторы принялись за дело, и когда представили в комиссию для построения Петербурга свое мнение, последняя обратилась к Синоду, который 23 октября 1738 года постановил: «В С.-Петербурге погребению быть надлежит на Васильевском острове у Черной речки, между 18-й и 23-й линиями, к каковому месту дорогу расчистить от вновь наросшего кустарника и поделать канальцы».
Так как и это место оказалось чрезвычайно низким, то Св. Синод предписал «для возвышения кладбищенских мест прорывать канавы и пруды и вынутую землю насыпать в низкие места».
Когда все это устроилось и кладбище было огорожено, то Св. Синод повелел содержать «в добром порядке из церковных доходов». Но так как при кладбищах не полагалось церквей и покойников отпевали при домашних и приходских, то комиссия предложила Св. Синоду «прислать людей и приписать кладбище в духовное ведомство», что и было исполнено в 1739 году.
Таким образом, Смоленское кладбище официально существует с помянутого года, но до 1755 года при нем не было ни одной церкви, и лишь благодаря заботам императрицы Елисаветы, построена деревянная, в честь Смоленской иконы Божией Матери. Церковь была построена на казенный кошт губернии, а вследствие этого губерния и подчинила себе кладбищенскую церковь с ее доходами. Но в 1770 году кладбище и церковь были переданы в ведение епархиального ведомства. После этого, ровно через десять лет церковь и кладбище перешли в ведомство епархиального архиерея. В 1772 году церковь была перестроена и к ней прибавлен придел во имя Архистратига Михаила.
Ввиду того, что церковь сильно обветшала, а для починки ее не было средств, то Консистория, указом от 11 августа 1785 года, разрешила сборы пожертвований на построение нового храма.
Через четыре года церковь уже была построена, и постройка ее обошлась в 18 010 р. 22 к. Теперь на кладбище было две церкви: одна каменная, во имя Смоленской иконы Божией Матери, и другая, придельная, деревянная, в честь святого Архистратига Михаила.