Рэчел потрясенно уставилась на него.
— И вы в этом признаетесь?
— Конечно. А почему бы и нет? Всем известно, что вы здесь для того, чтобы навредить мне. Никто вам не поверит, даже если вы скажете им правду.
— И какова же правда? Вы действительно какой-то новый мессия или просто феноменально искусный мошенник?
— Сам факт того, что вы все еще сомневаетесь, служит утешением. Как, по-вашему, могу я на самом деле быть духовным лидером?
— Нет, — решительно ответила она. — Вы ведь сами признались, что никакой вы не лидер.
— Ни в чем я не признавался. В том-то и беда ваша. Вы не понимаете основных принципов «Фонда Бытия». Никто не свят. У всех свои недостатки, свои слабости, дурные черты характера.
— Грехи, — подсказала Рэчел.
— Опять это слово. А вы разве безгрешны? Должно быть, приятно быть совершенством в несовершенном мире.
— Ваши последователи считают вас совершенством. Они смотрят на вас, как на какого-то бога.
— А кем вы меня считаете?
— Я считаю вас угрозой.
— Только для тех, кто уязвим. Вы уязвимы? — Он поднялся одним гибким, плавным движением, и спасения уже не было. — Думаете, я могу вас обидеть?
— Нет. — Ей не убежать. Дверь заперта, он же сам сказал.
— Да, — прошептал Люк.
И придвинулся ближе.
Глава 9
Он не так уж и близко, говорила она себе. Не настолько, чтобы дотронуться, почувствовать его дыхание, шевелившее ей волосы. И все же он как будто окружал ее со всех сторон — соблазнял, притягивал, вторгался в ее личное пространство.
— Бедная богатая девочка, — пробормотал Люк с легкой насмешкой. — Ты так чертовски зла, что хочется кого-нибудь ударить. Ты ведь хочешь ударить меня, да?
За спиной у нее была стена. Она чувствовала, как бешено колотится в груди сердце, она не могла дышать, и ей ничего не оставалось, как только смотреть в эти внимательные, загадочные глаза.
— Чего ты боишься? Что, по-твоему, я могу с тобой сделать? Думаешь, я обладаю сверхъестественной силой, способностью затуманивать человеческий мозг и превращать людей в своих рабов?
— Вы, похоже, весьма преуспели именно в этом, — проговорила она дрожащим голосом.
— Правда?
— Вы же знаете, что да. — Рэчел отчаянно собирала остатки храбрости. — Вы любого можете приручить.
— Но не тебя.
Он был слишком близко. И этот голос… этот гипнотизирующий шепот…
Она заставила себя поднять глаза, тщетно отыскивая спокойствие в своей обозленной, испуганной душе. Он был поразительно красив — с точки зрения тех, для кого главное — внешняя привлекательность. Серо-голубые глаза завораживали таинственной глубиной, чувственный рот задевал молчавшие в ней прежде струны.
— Ты же не хочешь меня. Ты хочешь просто… просто…
— Чего я хочу? Завоевать тебя? Погубить? Соблазнить?
Последний вариант испугал ее настолько, что она бросилась в атаку.
— Ты такой же, как все мужчины: хочешь доказать свое превосходство. Что ж, я его признаю. У тебя дар развращать людей.
— Разве я тебя развращаю? Срываю все эти пуританские запреты, которые ты носишь на себе, как железный корсет?
— При чем здесь секс? — огрызнулась она.
— Ах, Рэчел, — промурлыкал он низким, соблазнительным голосом, — секс всегда при чем. — Он прижался к ее лбу своим, и уже одно это прикосновение парализовало ее. — Разве ты не знаешь? Поэтому ты так напугана.
— Я не… — начала она, но Люк не дал закончить.
— Закрой глаза, — прошептал он, и голос его проник в самую ее душу. — Прекрати бороться хотя бы ненадолго. Больно не будет, обещаю. Просто прислонись к стене и расслабься.
Как заманчиво это звучало. О боже, как заманчиво. Она закрыла глаза, ибо ее воля была бессильна против коварного зова его голоса.
Он был слишком близко. Его тихий голос завораживал.
— Закрой глаза. Не противься мне. Расслабься. Ничего плохого не случится, я обещаю. Просто прислонись к стене и ни о чем не думай.
Соблазн был слишком велик. И ей хотелось, боже, как же ей хотелось поддаться обольщению. Она закрыла глаза; ее воля оказалась бессильной перед этим вкрадчивым, сладким голосом.
— Здесь мир и покой. Здесь не нужно ни с кем воевать. Жизнь была для тебя схваткой, но теперь тебе не нужно больше драться. Расслабься. Не сопротивляйся. Уступи. Нельзя выиграть все сражения. Нельзя победить всех драконов. Предоставь это кому-нибудь другому. Хотя бы раз.
Сильнее слов действовал сам тон голоса. Рэчел чувствовала, как теряет связь с реальностью, как соскальзывает куда-то, туда, куда зовет голос, как звенит, пульсируя желанием, кожа.
— Все возможно, Рэчел. Не будет больше страха. Не будет злости и гнева. Нужно лишь расслабиться. Чувствуешь? Покой растекается по телу…
Она не могла открыть глаза. Не могла сопротивляться его чарам. Не могла ни говорить, ни двигаться. Он поймал ее в ловушку чувственной паутины, вырываться из которой у нее не было ни малейшего желания.
— Так что, Рэчел? Я овладел тобой? Ты моя душой и телом?
Ей хотелось сказать «да». Больше всего на свете хотелось сказать «да». Но голос не слушался, слова не складывались. Она заставила себя открыть глаза, посмотреть в пугающе циничное лицо.
— Чушь, — выговорила Рэчел, и наваждение рассеялось.
Рот его скривился в улыбке, но он не отодвинулся. Она по-прежнему оставалась в ловушке между стеной и его поджарым, мускулистым и гибким телом.
— Ты — крепкий орешек, Рэчел, — пробормотал он.
— Значит, так ты вербуешь последователей? — спросила она дрожащим голосом. — Гипнотизируешь?
— Только самых упрямых. И тебе будет приятно узнать, что ты моя первая неудача. Хотя в какой-то момент я почти заполучил тебя.
— У меня к тебе иммунитет, — поспешила заверить она и допустила ошибку.
Они оба знали, что это не так.
— Хочешь, я заставлю тебя взять эти слова обратно? Я могу, ты же знаешь. И стараться особенно не придется.
В этот раз ей хватило ума промолчать. Если Люк и был разочарован тем, что она не проглотила наживку, то ничем этого не выказал.
Он наклонился ближе, губами коснувшись щеки, и прошептал на ухо:
— Беги.
Рэчел не могла пошевелиться. Вызванное страхом напряжение сковало мышцы, буквально парализовав ее, и в низу живота пробудилась какая-то странная, тянущая боль. Она закрыла глаза и почувствовала влажное прикосновение его щеки.
— Дверь не заперта, Рэчел. Беги.
Легче сказать, чем сделать, и он это знает, с горечью подумала она. Чтобы убежать, нужно дотронуться до него. Положить руки ему на плечи и оттолкнуть. Испытание почти невозможное.
— Отойди, — прошипела она, не открывая глаз.
Он застыл на мгновение, словно от удивления, но уже в следующую секунду отступил.
Рэчел снова могла дышать. Она открыла глаза и обожгла его сердитым взглядом.
— Мне не нравится дотрагиваться до людей. Не нравится, когда до меня дотрагиваются. Не нравится целоваться, не нравится обниматься, мне не нравятся мужчины, и мне не нравится секс. И мне определенно не нравишься ты.
Лицо его, пока он переваривал эти гневные слова, оставалось непривычно серьезным.
— Я мог бы тебя научить.
Глядя на него, человека, которого она ненавидела настолько, что могла бы и убить, Рэчел вдруг поняла — это правда. Страшная, пугающая правда.
— Я ухожу.
Он кивнул, как будто ничего другого и не ждал.
— И я покидаю не только ваше почтеннейшее общество, но и Санта-Долорес.
Это его пробило.
— Я думал, ты более достойный противник.
В душе у нее страх боролся с гордостью. И победил.
— Сумеешь отступить, сумеешь и победить, — с задорной усмешкой продекламировала она.
— Значит, я не победил?
— Лишь на короткое время. Это всего лишь мелкая стычка.
Какая потрясающая улыбка! Ошеломленная, Рэчел не могла оторвать взгляд. Неудивительно, что люди выстраиваются в очередь, чтобы вручить ему свои состояния. Ради такой восхитительной улыбки она и сама, пожалуй, могла бы поддаться соблазну.
Да вот только ее состояние уже и так у него. И последнее, что может соблазнить ее, это улыбка мужчины. Тем более этого.
— Большинству из тех, кто уезжает до срока, не разрешается возвращаться в Санта-Долорес, — предупредил он.
Она приостановилась у двери и обернулась.
— Но мне-то ты позволишь вернуться.
Ему удалось скрыть удивление.
— Конечно. — Люк помолчал. — Но я буду искушать твой разум и душу до тех пор, пока ты не перестанешь сопротивляться. А потом буду трахать тебя, пока ты не станешь молить о большем. Я заставлю тебя полюбить это. Я сделаю так, что ты жить без этого не сможешь.
Рэчел захлопнула за собой дверь и побежала по пустому коридору, ожидая услышать за спиной его смех. К тому времени, как она добежала до своей комнаты, с нее ручьями стекал холодный пот. Она едва успела влететь в ванную, как ее вырвало.
Когда все закончилось, Рэчел обессиленно опустилась на холодный кафельный пол. Ее трясло. Давно уже ей не было так плохо. Да что там, никогда. И, непрошеные, нахлынули воспоминания.
Некоторым детям удается стереть это из памяти. Создать такое безопасное белое пятно, забыть все, что случилось. Забыть стыд и чувство вины, забыть отвращение и гнев. Забыть прикосновение тех мягких, пухлых рук, тянущихся, поглаживающих. Забыть голос, приторно-сладкий, называющий ее хорошей девочкой, дорогой милой малышкой.
Будь он трижды проклят! И будь проклята Стелла за то, что не поверила, не обратила внимания на то, каким несчастным, виноватым выглядел ее третий муж, когда она залепила Рэчел пощечину и назвала лгуньей. Все это до сих пор жило в ее ночных кошмарах.
Слова, которыми обзывала ее Стелла, были ей тогда непонятны. Лживая маленькая шлюха — один из самых мягких эпитетов, которыми мать награждала свою дочь, а стоявший рядом Гаррисон лицемерно протестовал, упрекал ее за чрезмерную суровость с бедной девочкой.
Но Рэчел предпочитала пощечины Стеллы тайным ласкам Гаррисона. И ссылка в школу для девочек была спасением, по крайней мере на время. Пока Стелла не сменила Мужа Номер Три на Мужа Номер Четыре.